Сколько раз меня водили из камеры на допрос - ни разу я не встретил никого из заключенных в коридоре. Такое впечатление, что тюрьма пуста. Но, конечно же, это не так.
Как противны следователи со своей любезностью! Каждый допрос начинается со слов: "Не желаете ли кофе?" А затем таким же тоном задаются вопросы, один провокационное другого. Доводят до такого нервного напряжения, что возвращаюсь в камеру как выжатый лимон.
Был такой случай. В камеру попал контрабандист, а через стенку сидел его подельник. Он простучал всю стену и нашел в ней какой-то просадочный шов, через который они могли перестукиваться при помощи азбуки Морзе.
Он стучал один день, а на второй, как только подошел с ложкой к стене и начал стучать, открылась дверь, в которой стоял следователь вместе с надзирателем.
"Что это вы там делаете?" - спросил следак.
"Я здесь давлю клопов", - глядя на ложку, ответил тот.
"Вы хотите сказать, что больше ничем у этой стены вы не занимаетесь?" - не унимался следователь.
"Да, больше ничем я здесь не занимаюсь", - подтвердил тот.
"Ну, во-первых, я хочу вам заметить, в нашей тюрьме клопов нет. А во-вторых, вот это то, чем вы не занимались сегодня, а это - чем вы не занимались вчера". - И показал ему два листка бумаги, на которых была расшифрована сегодняшняя и вчерашняя морзянка.
- А вообще-то я хочу сказать тебе, Тося, - продолжал рыбный директор, - зря они министра "разменяли". Ведь у руля стоял я. И сеть магазинов я придумал. Конечно, меня тоже ожидала его участь. Но, беря во внимание мои заслуги перед родным Отечеством - мне даже Сам лично вручал ордена и медали, - беря все это во внимание, мне "вышку" заменили пятнадцатью годами.
- Как же так получилось, - спросил Тося, - что вас всех прижучили?
- А получилось, сынок, все очень просто. Был у меня один знакомый мальчик двадцати трех лет. Он всячески пытался меня ублажить. Например, прилетаю я в Питер в командировку. А он стоит у трапа. Встречает. У меня заказан люкс в "Европейской", а он говорит: "Как такой человек, как вы, может жить в таком номере? Вас ждут апартаменты в "Пулковской". Приезжаю в "Пулковскую", а там уже и девки в постели. И так каждый раз он пытался скрасить мой быт и досуг.
Поставил я его директором магазина на Арбате. И начал он мотаться в Польшу. Причем делал это все чаще и чаще. Но это мне говорил, что в Польшу. А на самом деле ему удалось познакомиться с нашим послом в Польше. Тот ставил визу в заграничном паспорте, и Артур из Польши отбывал в разные страны мира.
Его приметили контрабандисты, видя, как он легко и смело преодолевает таможню. Они взяли его в свое дело. Перевозя крупную партию бриллиантов, он был задержан и доставлен в КГБ. Быстро его обработали. Он сдал все, что успел узнать за это время по рыбному делу.
К моменту суда по делу шло пятьсот человек. Также он сдал контрабандистов. По их делу шло семьсот человек. Сам Артур был приговорен к семи годам.
- Через пару лет ему на свободу, - заметил задумавшийся Тося.
Собеседник с удивлением глянул на него.
- Он не отсидел и двух лет, - сказал он. - Разве могли столько человек забыть о его поступке?
Открылась дверь, и Тосю перевели в общую камеру "Столыпина". Там кипела своя жизнь. Кто готовился пронести чай в камеру, куда его приведут в конечном итоге; кто - наркотик, кто - деньги. Каждый из них был занят своими проблемами, мыслями.
Минуя пару тюрем, он попал на зону. Питались там в столовой. Когда бросали клич к началу трапезы, посетители столовой как одержимые неслись к длинным столам. При этом они быстро рассаживались, подчас не замечая, что на скамейках пролит борщ или насыпана каша вместе с килькой. Усевшись, они начинали поглощать пищу с быстротой движения руки, стараясь опередить друг друга. Тот, кто первым освобождал шленку, получал добавку из стоящей у края стола большой кастрюли со строго определенным числом порций. Так как столовую посещали не все, в кастрюле всегда оставалось три-четыре порции. Из-за них-то и был весь этот сыр-бор.
Тося не ходил в столовую, так как не мог видеть жадность, с которой поглощалась пища, не стоящая доброго слова. Он питался в бараке, сидя на своей кровати за табуретом в обществе двоих семейников. На их "столе" иногда, кроме нескольких паек черного хлеба и кипятка, ничего больше не было. Но другие об этом не знали и считали, что те не едят в столовой из-за имеющегося обилия деликатесов. По этой причине в их сердцах разгорался огонь зависти и ненависти. Огонь этот толкал людей на поклепы и кляузы, направляемые куму, что стоило Тосе нескольких неприятных допросов.
Первая посылка в пять килограммов разрешалась через полсрока. Но были и такие, кому неоткуда было ждать посылок. И они продавали свое право на них. Также существовал "ларь", в котором каждый имел право на отоварку продуктами два раза в месяц на незначительную фиксированную сумму. Но этой льготы часто лишали за какую-либо малую провинность.
Тося был аккуратен, подтянут, всегда выбрит, одет в джинсы "ливайс", которые отлично на нем сидели. У него было множество тайных врагов. Но также были хорошие, преданные друзья, влиятельные и могущественные, и не только в пределах данной зоны. Он попал в круг элиты. Это приносило ощутимые положительные результаты.
Наконец-то он получил свидание, на которое приехали его мать и Лерочка. Матери удалось за пятьсот рублей выхлопотать свидание на два дня, на котором она пробыла всего пару часов. Остальное время Тося с Лерочкой посвятили тому, чтобы превратить убогую, безрадостную комнату свиданий в эталон беспорядка и хаоса.
К концу второго дня Лера с трудом передвигалась. Но ему было мало, и, прощаясь, он сказал:
- Любые деньги. Продавай все, что у меня осталось. Но чтобы ты была со мною не позднее чем через пару недель.
В руководстве зоны произошли изменения, и со свиданием не получалось. Тося очень тяжело переносил отсутствие женщин. По этой причине у него сильно болела голова. Для того чтобы получить свидание с Лерочкой, решено было сыграть свадьбу.
В назначенный день она приехала с подружкой. Были соблюдены все формальности бракосочетания. И вот у них снова два дня.
Лерочка привезла большую сумку продуктов. Но ему было не до этого. На протяжении этих дней вся зоновская гостиница слышала стоны страсти и вздохи любви за Тосиной дверью.
И вот он снова в большом бараке. Лежа на наре, вспоминает красивое, упругое тело Лерочки.
Переписываясь с матерью, он узнал, почему его не "признали" в Сербского. Оказывается, она хотела помочь, для чего привезла и отдала лечащему врачу выписку из истории болезни сына, взятую в военкомате. Тогда он не хотел идти в армию и инсценировал болезнь, также связанную с психическим расстройством, но с противоположными симптомами. Ознакомившись с выпиской, врачи сопоставили оба диагноза. Полученный винегрет рассказал им о симуляции. Мать очень переживала, что оказала сыну медвежью услугу. Но он ее успокаивал и говорил, что не держит зла, а даже наоборот, очень любит и благодарен ей.
Каждые два месяца ему удавалось "выкруживать" свидание с Лерочкой, что стоило немалых денег.
Наступил февраль. В бараке стало очень холодно. Тося решил этот месяц провести в тюремной больнице, для чего в санчасти попросил врача измерить ему давление. Сам при этом что есть силы напряг мышцы ног, внешне оставаясь расслабленным. Давление оказалось сто шестьдесят на сто десять.
- Может быть гипертонический криз, - заключил лепила.
Тосю этапировали в тюремную больницу. Здесь он повстречал много необычных людей, умудренных опытом и желанием быть на воле.
"Этот играет по-крупному", - думал Тося, глядя на умирающего азербайджанца. Тот "умирал" уже полтора месяца, и врачи на своем консилиуме ставили вопрос о его "актировке на свободу". Диагноз был бесспорен, но их останавливало то, что больного ранее актировали дважды с интервалами в два и четыре года. Причем в первом случае он не досидел пять, а во втором - восемь лет. Сейчас врачам предстояло избавить его от семи лет зоны.
"Как это у него так получается? - продолжал размышлять Прикуп. Здесь нужна мощная мастырка. Диагноз должен быть: саркома, цирроз - не меньше".
Тосе давали таблетки, он их не принимал, а собирал в спичечный коробок. Лепила мерил давление - он напрягался. Назначались новые таблетки, и он каждый раз удивлялся изощренной сложности их названий.
Больница представляет собой отдельное крыло тюрьмы с совершенно типовыми камерами. Различие лишь в том, что здесь нет нар до потолка. Вместо них стоят кровати, на которых лежат заключенные, облаченные в белое нижнее белье на завязках и синие халаты без пуговиц и поясов.
Камеру-палату убирают раз в день. Когда это происходит, корпусной открывает настежь двери нескольких камер. Заходит женщина-зечка с ведром и шваброй. Надзиратель ходит по коридору, желая быть в каждой камере. Женщина молода и красива (возможно, лишь в сознании больных).
Девушки соглашаются на хозработы в надежде уйти по УДО". Но получается это не всегда, а подчас - дорогой ценой.
Пока она, нагнувшись, трет шваброй под чьей-нибудь кроватью, кто попроворней, норовит ухватить ее за интимные места. Но дальше этого не идет. Подобные игры разжигают желание и провоцируют к мужеложеству.
После ухода аппетитной девушки пидоры имели что увидеть от разгоряченной братвы.
По соседству с Прикупом лежал крепкий белокурый парень. Он был приговорен к полутора годам за особый садизм. Глядя на него, Тося удивлялся тому, как человек, не обогащенный элементарным образованием, неправильно выговаривающий слова, может так хитро дурачить врачей. Этот блондин с тяжелой челюстью демонстрировал Тосе свое умение воздействовать на сердце.
Прикуп держал руку на пульсе садиста.
- Сейчас он станет реже, - сказал тот, сидя на кровати, выпрямив спину и расслабившись всем телом.
Тося пальцами услышал, как биение пульса начало затихать.
- Сейчас остановлю, - произнес садист и прикрыл глаза.
Тося почувствовал, как "централка" экспериментатора перестала биться. Он смотрел на человека без пульса, спокойного и безмятежного, и не мог в это поверить. Тося аккуратно нащупал артерию у шеи, но и она молчала. Вдруг сосед открыл глаза, громко вздохнул, и кровь застучала по его венам.
- Главное - это не пропустить время. Чем больше стоит, тем сложнее запускать. Можно крякнуть, - сказал садист. Ему явно понравилось, как прошла премьера.
- А у меня может так получиться? - поинтересовался Тося.
- Да, это просто. В другой раз научу. Сейчас пора обедать. - И садист, взяв алюминиевую шленку с тумбочки, побрел к кормушке, где уже собралась очередь за баландой.
Тосю вызвали на врачебный совет, где лечащий врач, указывая на серьезность болезни, стал настаивать на признании больного инвалидом второй группы.
- Ни одно, - говорил лепила, - из самых эффективных на сегодняшний день средств ему не сбивает давления.
"Интересное дело, - подумал Прикуп, - у меня на зоне все прихвачено. Можно не работать. А дадут группу - переведут на инвалидную зону сетки плести да ящики бить. Когда бы было столько счастья?"
Врачам же он сказал:
- Я совершенно нормально себя чувствую и уже здоров. Прошу убедиться, измерив мне давление.
Давление оказалось в норме, и лечащий врач сказал, что это благодаря новейшим сверхмощным средствам. На что Тося достал из кармана халата спичечный коробок таблеток.
- Вот они, - сказал он, открывая коробок разноцветных лекарств. - Я обошелся хорошим рационом и вниманием персонала. И сейчас совершенно здоров.
Он снова в зоне.
"ЛОХОВСКАЯ"
Однажды вместе с матерью на свидание приехал Рома. Они сидели за столом, изобилующим всевозможными блюдами. Тося рассказывал о жизни в лагере. Делал он это очень сдержанно, так как все его естество рвалось на волю. Рома давал советы, опираясь на свой опыт сидения в тюрьмах. Вдруг Тося сказал:
- Рома, ты много переделал работ вместе с моим отцом. Расскажи немного. Ты ведь знаешь, я очень люблю об этом слушать.
- Ладно, сынок, - сказал Рома. Выпитый коньяк ударил в голову. Он был занесен в комнату свиданий в изнутри окрашенной белой нитрокраской бутылке из-под молока. - Я расскажу тебе пару историй о том, как мы проводили время с Арканом, твоим отцом. Это был очень способный человек царство ему небесное! Давай выпьем и помянем его душу. Прости меня, Аркан, если можешь.
Рома осушил полстакана коньяка залпом.
- Ты не виноват. Рома. Это менты. - В голосе Тоси слышались злые нотки. - Если бы можно было найти тех, кто застрелил отца... Но я не знаю, с какой стороны подступиться. Освобожусь, немного стану на ноги и займусь наконец поисками. Пора платить.
Рома задумался. Тося напомнил о своей просьбе, и тот медленно начал свой рассказ.
- Мы работали в аэропорту Внуково. В доле у нас сидел мусор из местного отделения.
Мы катили фраера в игру под названием "Лоховская"...
Как только голос из репродуктора объявил о задержке рейса на Мурманск и Владивосток, Аркан прекратил пить кофе.
Вместе с Ромой они отправились в зал ожидания. Там отыскали подходящего простачка.
Аркан подошел к расстроенному очередной задержкой самолета мужчине, сел рядом и сказал:
- А еще известный аэропорт! Надо же! Я четвертый день сижу здесь и готов выть от скуки и неудобств.
Мужчина ответил, что сам находится в подобной ситуации.
- Я еще вчера должен был быть во Владивостоке. На Западе за подобное платят неустойку.
- Не надо тратить нервы. Все равно ничего не изменишь. Давайте скоротаем время за игрой в дурака.
Аркан достал карты из кармана. Играли некоторое время вдвоем. Подошел Рома.
- Возьмете в игру? - поинтересовался он.
Еще пару партий сыграли в дурака. Затем Аркан сказал:
- Недавно ехал в поезде с поляками. Они показали игру. "Полонез" называется. Сейчас покажу.
В это время к ним подошел милиционер. Представился по всей форме и обратился к мужчине:
- Ваши документы! Что вы здесь делаете? Что это за карты?
Тот, протягивая паспорт и билет, проговорил:
- Я лечу во Владивосток. Самолет задерживается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46