А вот заметить шевеление он мог. Поэтому Вовец не боялся ломать ветки, но опасался их шевелить, если концы торчали наружу. Он надрезал сучья ножом и надламывал. Обломки распихивал по сторонам. Так поступал с теми, что загораживали путь. Некоторые горизонтально лежащие стволики можно было вытащить на себя на метр-другой и отвести в сторону, зацепить за другие. Спешить было некуда, поэтому Вовец работал тщательно, неторопливо, обстоятельно разбираясь в переплетении ветвей, чтобы одним ударом ножа освободить охапку сучьев или, наоборот, с помощью гибкой березовой вицы стянуть их в тугой длинный веник. Кое-где он, действуя, как рычагом, короткой толстой жердинкой, приподнимал лежащие вершины и подпирал снизу трухлявыми пеньками и обломками, чтобы можно стало проползти. Рюкзак он тащил за собой.
Такой удобной берлоги, которую Вовец нашел в самом начале, больше не попалось, а от неё он утянулся уже метров на двадцать. Возвращаться не хотелось. Тут навороченный бульдозером бурелом заканчивался кучей земли, дальше ползти было некуда. И Вовец решил здесь залечь, может, даже поспать до вечера. А в ночных сумерках отправиться по своим делам. Но предварительно он заново уложил рюкзак, прямо под клапан поместил последнюю пироксилиновую шашку с воткнутым в неё детонатором и огнепроводным шнуром. Теперь её легко было вытащить, только руку сунуть. А зажигалка, чтобы в случае чего подпалить шнур, лежала в нагрудном кармане энцефалитки.
Вовец ещё понаблюдал за делянкой в щель между ободранными бревнами, но там было все то же самое: работяги работали, охранник зевал, повар возился у печки. И Вовец задремал под приглушенный стрекот отбойных молотков. Ему и в голову прийти не могло, что он окажется на острие атаки.
А между тем Шуба вел свою потрепанную банду на штурм строящейся шахты, вдохновляя бойцов отборным матом. Но пьяные орлы и так отлично настроились на схватку. Им и море было по колено, шахта - по пояс, остальное все - по фиг. После унизительного поражения требовалось самоутвердиться, доказать самим себе и всем другим право называться крутыми пацанами.
Ченшин предварительно изобразил военный совет, предложив Шубе и Барсуку высказать свои соображения. Те важно и витиевато, в основном матерными терминами, изложили свой тактический замысел: идти и мочить всех подряд, а ещё бутылками с бензином закидать. Ченшин одобрительно кивал, поддерживал и поддакивал. Мол, правильно, два пацана отвлекут, а остальные из-за бурелома как врежут! А стрелки, подчиненные непосредственно Ченшину, откроют снайперский огонь, чтобы деморализовать противника и заставить отказаться от сопротивления. Но когда все войско займет позиции для атаки, следует в буреломе накрыть одного мужика, которого с собаками с утра ловят. Это предложение вызвало бурный восторг остальных членов военного совета. Шуба тут же распорядился выступать, но перед этим произнес зажигательную речь.
- Короче, блин! Щас идем и мочим всех, кто попадет. Пацаны, конкретно! Жгем на хрен все до полного нуля. А кто и что - это Колян сейчас обрисует. Короче, братва, не вздрагивай!
Ченшин обрисовал, разжевал каждому его роль, понимая, что в этих головах сказанное все равно долго не удержится. Но объяснил, что до смерти никого убивать не надо, а вот все строения и механизмы следует сжечь. Идти брать Вовца собрался сам Барсук, понимая, что в противном случае ему никогда не стать Барсом, а наоборот, есть риск оказаться и вовсе Барсучонкой, он уже что-то подобное расслышал за спиной. После того, как все единогласно подтвердили, что поняли поставленную задачу, банда расселась по машинам и выступила в боевой поход. Ченшин посадил к себе в "ниву" Барсука, чтобы по дороге втолковать тому всю степень опасности столкновения с неистребимым Вовцом. Советовал действовать с крайней осторожностью и стрелять в того сразу, как только появится в поле зрения. Барсук нетрезво хмурился, громко отрыгивал и постоянно поправлял длинный козырек шитой золотом бейсболки, которую забыл у него отобрать Шуба. Ченшина раздражал этот дурацкий головной убор с изображением переплетенных якорей, пальмовых ветвей, меч-рыбы, штурвала, каких-то веревок и тряпок. Вокруг навороченной эмблемы шла английская надпись "Лас-Пальмас Отель", а над козырьком более мелкими буквами было вышито: "Я с удовольствием отнесу ваш багаж". Гостиничный носильщик, лишившийся фирменного головного убора с помощью какого-то "новораша", и не подозревал, как точно эта надпись будет соответствовать характеру деятельности её нынешнего хозяина. Но Барсук, как и остальная братва, не знал языков, ему блатной фени и русского матерного хватало за глаза.
* * *
Ченшин в грош не ставил боевую подготовку шубинских бандитов, хоть те и именовались бойцами. Боец - это ещё не воин. Воевать надо уметь. Поэтому он больше полагался на свою личную гвардию - трех браконьеров с винтовками. Эти умели маскироваться, подстерегать, снайперски стрелять и заметать за собой следы. Поэтому Ченшин по радио проинструктировал охотников, как они должны действовать, а потом отправился расставлять по местам дислокации братву.
Венька Басмач взобрался на сосну, уселся на толстый сук, обхватив ствол ногами, распустил из-под пряжки сложенный вдвое длинный поясной ремень и прицепился к дереву. Теперь, не боясь свалиться, он через оптический прицел прикинул цели и довольно улыбнулся. Вся делянка лежала как на ладошке. Вскоре по радио поступила команда начинать, и он неторопливо, как и положено снайперу, чтобы не сбить ровное дыхание, приложил к плечу самозарядный карабин конструкции Симонова образца 1949 года в охотничьем варианте и неторопливо расстрелял всю обойму в десять патронов калибра 7, 62 мм. Тарахтящий компрессор и отбойные молотки отлично маскировали треск выстрелов.
Первые три пули пробили бочки с горючим, стоявшие в неглубокой квадратной яме. Предусмотрительные шахтостроители специально поместили их так в противопожарных целях, чтобы в случае утечки бензин или солярка не растекались по всей делянке, а оставались в яме. И действительно, из трех отверстий в трех бочках горючее потекло в яму и начало скапливаться на глинистом дне, плохо пропускавшем жидкость.
Четвертая пуля пробила плоский бак дизель-генератора, расположенный под двигателем. Агрегат вообще-то имел ещё один бак, но тот размещался с противоположной стороны, и Басмач его достать не мог. Но тонкая струйка солярки, быстро пропитывающая лесной подстил, вполне его удовлетворила.
Такая же кривая струйка мутно блеснула после пятого выстрела, продырявившего бак позади кабины бульдозера. Этому баку определенно не везло, он второй раз попал под обстрел. После ночного боя, когда обезумевший охранник изрешетил его, бак пришлось снимать и везти в город заваривать. И вот - опять двадцать пять. Поскольку бульдозер стоял на расчищенном от земли слюдитовом массиве, выливающаяся солярка стала растекаться по скалистому основанию во все стороны.
Шестая и седьмая пули пробили левые колеса черного джипа - переднее и заднее соответственно. По мере того, как из баллонов выходил воздух, джип все больше кренился на левую сторону. Уехать теперь он вряд ли был способен, но Басмач с удовольствием всадил в него восьмую пулю - в район бензобака. Еще две пули он послал в топливный бак работающего компрессора. Это ничуть не отразилось на работе агрегата, поскольку уровень бензина был пока что достаточен, а через маленькие отверстия весь оставшийся бензин вытек бы только минут через двадцать.
Солнце припекало, и запах быстро испаряющегося горючего пополз по делянке. Это раздражало присутствующих, но тревоги не вызывало. Над ямой с бочками колыхалось прозрачное марево огнеопасных паров, заметное даже с дерева, где сидел Басмач, сожалея, что у него нет патронов с зажигательными или трассирующими пулями. Уж он бы тогда устроил фейерверк, как говорится, за всю мазуту!
В это время шубинские пацаны двинулись в атаку. Со стороны въезда на дороге появились двое, волоча за комель срубленную елку, словно собрались праздновать Новый Год и даже заранее надели маскарадные маски. Один напялил маску обезьяны, а лицо другого скрывала личина медведя. Задача у них была самая простая - перегородить на всякий случай дорогу и отвлечь внимание.
Одновременно с ними, только с противоположной стороны делянки, пошел вперед Барсук в роскошной кепочке заграничного носильщика и с двуствольным обрезом в руках. Он подкрадывался к засевшему в буреломе Вовцу, чтобы прикончить на месте. Двужильный сообщил, что Вовец из завала не вылезал, а сидит внутри тихо. Предполагалось, что как только Барсук разделается с проклятым Вовцом, так начнется общее наступление. Барсука подстраховывал сам Шуба с пистолетом ТТ. Он держался в нескольких шагах позади, а ещё дальше сидел в густых елках Саша Двужильный с винтовкой и тоже ждал случая вогнать пулю в затылок диверсанту, недавно спустившему на него целое водохранилище. Двужильный тогда потерял свой любимый карабин с поддельным номером.
Барсук с предельной осторожностью вполз в лесной завал, вглядываясь меж перепутанных веток и бревен. Он втянулся в уютную берлогу, застеленную лапником, увидел пустую консервную банку и понял, что враг был тут недавно, но смылся. Он высунулся и крикнул, что никого здесь не нашел. В пьяную башку и прийти не могло, что таким воплем можно все дело провалить. На рабочей площадке, где грохотали отбойники, его, конечно, никто не услышал, а вот Вовец встрепенулся. И хоть не разобрал ни слова, но понял, что в завале кто-то лазает. Он взял в руки арбалет, наложил стрелу и прислушался, стараясь сквозь частые очереди отбойных молотков определить степень опасности. Тут только сообразил, что не позаботился о выходе из бурелома. Он приполз сюда под наваленными деревьями, но обратно этим путем быстро не выберешься, тем более, что нередко, расчищая путь вперед, он отправлял вытащенные сучья назад, за спину, заваливая себе обратную дорогу.
А у въезда на делянку тем временем разыгрывалось цирковое представление. Двое в масках, уложив елку поперек дороги, вышли вперед и принялись валять дурака. Один изображал медведя: отклячив зад, косолапил по дороге в полуприседе. Второй скакал как обезьяна, вертел головой, а руки его болтались, словно веревки, сами по себе. Он почесывался, вдруг замирал, как бы прислушиваясь, и снова принимался носиться вокруг своего напарника.
Из вагончика высыпали охранники с ружьями и оторопело уставились на двух дураков. Впрочем, это ещё вопрос - кто тут дурак? Из будки-скворечника в бинокль пялился часовой, покатываясь от смеху. А за его спиной выдвигались на боевую позицию бойцы Шубы с бутылками бензина, горлышки которых были заткнуты длинными тряпками.
Старший над охранниками наконец сообразил послать пару подчиненных, чтобы выяснить причину веселого карнавала. Один из них был вооружен резиновой дубинкой, а второй вообще ничего не имел, кроме жвачки во рту. Карнавальная пара по мере приближения посланцев отступала к елке, сохраняя дистанцию. Когда охранники добрались до лежащего дерева, веселые ребята уже отступили метров на двадцать по дороге и продолжали удаляться, танцуя на ходу. Маски уже были у них на затылках, и это только добавляло комизма. И вдруг на делянке заглох компрессор и раздались громкие вопли. На охраняемую территорию посыпались бутылки.
Удобнее всего кидать трехсотграммовые маленькие бутылочки из-под импортного пива или "колы". Они достаточно легкие и удобно лежат в руке, потому и летят гораздо дальше, чем нормальные российские поллитровки, называемые в народе "чебурашками". А если метать с разбега, то дальность броска ещё больше увеличивается. Как правильно метать бутылки с бензином, каждый может научиться самостоятельно с помощью телевизора. Когда бунтуют южнокорейские студенты или европейские антиглобалисты, программы международных новостей во всех ракурсах демонстрируют технику броска. Сначала поджигается конец тряпки, которой заткнуто горлышко. Потом делается несколько вращательных движений, чтобы бензин быстрее пропитывал ткань, а пламя лучше разгорелось. А после этого с разбега в развороте бутылка посылается вперед мощным броском из-за головы.
Места для разбега у шубинских бойцов было более чем достаточно. Двое выскочили из леса: неся в откинутых назад руках огненные ленты, добежали до завала и швырнули через него свои склянки. Маленькие коричневые бутылочки, словно кометы с хвостами из мелко вздрагивающих синих огней, прибиваемых встречным потоком воздуха, прочертили дуги легкого дымка и глухо раскололись о слюдитовую площадку. Два огненных веера брызнули в сторону компрессора, стоявшего в зыбком мареве испаряющегося горючего. И тут же гулкое желтое пламя, прозрачное при свете солнца, охватило весь агрегат. Буквально через пару секунд рванул почти пустой бак, наполненный в основном перегретыми парами бензина. Огненный шквал выплеснулся на лежащие бревна, приготовленные для шахтной крепи. Побросав затихшие отбойные молотки, из шахты стремительно взлетали по лесенке работяги. Бросив свою лейку и ящик с изумрудным сырьем, улепетывали двое специалистов.
Колесный "Беларусь" рванул с места, как бешеный бык. Тракторист сразу позабыл, что к машине привязан стальной трос, а к нему - бочка с породой. Влетевшая в вершину подъемной пирамиды железная бочка, естественно, застряла в блоке. Трактор дернул, и все бревенчатое сооружение рухнуло. Трактор заметался, как коза на привязи, которую окружила стая волков. Впрочем, пламя гораздо хуже любых, даже самых лютых, хищников, от него невозможно отбиться. Поэтому тракторист выскочил из кабины и, закрывая руками лицо от нестерпимого жара, кинулся наутек. Вся площадка оказалась во власти пламени. Неуправляемый "Беларусь" недолго дергался. Двое парней, прибежавшие на смену первой паре нападавших, перескочили завал и, достигнув сигнального провода, лежавшего на низких столбиках, недружно бросили свои поджигательские флаконы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59