Вне себя от ужаса я бросился к двери по живому мягкому ковру. Я смахнул с плеча гадюку. На какую-то долю секунды наши взгляды встретились. У нее были глаза нищенки с пустынного церковного дворика.
Белесый туман, в котором играли земля и лунный свет, принял меня. Его едва уловимые перемещения навевали покой. Я бежал и бежал, углубляясь в лес, громады которого все теснее обступали меня. Лес был уже и сверху, верхушки сосен доставали до луны, и здесь ей было не до игр. Отступив и уменьшившись, она смотрела на меня с невыразимой печалью, словно потеряв во мне верного спутника. Если бы так! С луной шутки плохи. Но ее свет помогал мне различать дорогу. Я быстро шел по широкой тропе и знал, что удаляюсь от пути, который привел бы меня в городок и на автобусную станцию. Но прежде всего я хотел подальше уйти от дома, где ночной кошмар слишком уж явственно заполнился гибкой и яростной плотью змей.
Услышав за спиной шаги и тяжелое дыхание, я спрятался за дерево. На дороге появилась фигурка в розовой рубашке, я узнал ее, это была Полина.
- Полина, - позвал я. - Ты жива! Ты спаслась!
Я констатировал факт, не задумываясь, насколько он действителен. С возгласом радости сестра подбежала ко мне, и я прикоснулся к ней. Просто сунул палец в ее живое человеческое тепло, чтобы поверить, что я не одинок в этом лесу, где можно было только заблудиться.
- Что это было? - восклицала Полина. - Как такое могло случиться? Они все погибли?
Уткнувшись лицом в мое плечо, она плакала. Ее крепко сбитое тело сотрясалось от рыданий. Я отстранил ее и окинул изучающим взглядом, соизмеряя ее готовность к испытаниям с тем, что уготовили нам ночь и лес.
- Тебе не холодно? В рубашонке-то? Легко ты, надо сказать, оделась, Полина...
- Я и туфли потеряла, пока уносила ноги от тех гнусных тварей, сообщила она, грустно улыбаясь сквозь слезы.
Ее улыбка растопила мое сердце. Правда, у меня не было лишней одежды, поделиться с ней я ничем не мог. Но я раскрыл ей душу. Обнял ее и привлек к себе. Пусть погреется возле моего тепла. Я всегда любил ее, и она, думаю, знала об этом. В юности я любил ее больше, чем свое будущее, обещавшее стать светлым и прекрасным, но и побаивался, впрочем, чуточку меньше запретов, прищемлявших мою пытливую голову, когда я совал ее в жизнь моей славной сестренки. А сейчас я совсем не боялся ее. Она была так напугана и так нежна.
Полина отступила от меня на шаг и положила руку мне на плечо, как бы с некоторого расстояния любуясь мной. Ее глаза сияли.
- Если бы вещий череп...
- Пожалуйста, не будем о вещем черепе, - торопливо перебил я. - Его нет и никогда не было.
- Если бы он достался нам...
И снова я не дал ей договорить:
- Ну подумай сама, что хорошего сделали бы Митя и Клара, достанься череп им?
- Мне он ни к чему. Я хорошо обдумала все это. Вещий череп... это прекрасно! Как только мы добудем его, я отдам его тебе.
- Мы делим шкуру неубитого медведя, - пробормотал я удрученно.
- Мы обязательно найдем его. И ты будешь владеть им вечно.
Я с сожалением посмотрел на это трогательное существо в ночной рубашке, жившее в сказке и не ведавшее, что я еще в состоянии в эту сказку не поверить. Мне показалось, что лунный свет пронизывает ее насквозь.
- Чем же я заслужил такую честь, Полина?
- Слишком многое связывает нас. Может быть, ты самый близкий мне человек на свете. И тебе, Нестор, это известно не хуже, чем мне.
- Мне кажется, ты преувеличиваешь... Я не сделал ничего такого, чтобы ты считала меня более близким человеком, чем, например, собственного отца. А если у тебя на этот счет другое мнение, Полина, в таком случае... выражайся яснее.
- Ну, будь же мужчиной. - Она странно усмехнулась. - Зачем отрицать очевидное? Тебе нужен вещий череп и нужна я. И когда на тебя свалится все это богатство, ты найдешь ему достойное применение. Я верю в это. Но, положа рука на сердце, должна признать, что моя вера еще слаба. Это только ростки веры. Не дай же им зачахнуть!
Я опешил и не знал, что противопоставить ее словам. Трудно было избавиться от ощущения, что этот дикий разговор происходит во сне.
- Что я должен сделать? - пролепетал я.
- Докажи, что ты мужчина.
- Но как?
- Тебе виднее. Пока ты еще не отличился, скажем так. Но у тебя есть задатки. Ты можешь, можешь! И если ты выйдешь на правильный путь, весь мир будет у твоих ног.
На весь мир я не посягал. Мне бы только выбраться из кошмаров, одолевавших меня. Не скрою, намеки Полины насторожили меня в каком-то даже юридическом смысле, я вдруг почувствовал себя почти уличенным преступником, над которым общественность вот-вот занесет карающий меч. И когда этот меч снесет с моих плеч голову, всем, в том числе и мне, станет ясно, какое именно преступление я совершил. А пока это было известно одной Полине.
Но я не мог сказать ей: если знаешь ты одна и даже я, которого ты стараешься уличить, не понимаю, какую вину мне можно вменить, следовательно, все это ты просто придумала, чтобы задурить мне голову. Это было бы не совсем так. Не совсем соответствовало бы действительному положению вещей. Я ведь далеко не святой. Но то, что знал я, не могла знать Полина.
Я больше не мог выносить на себе ее испытующий взгляд. Забавно, что она, девушка если не опытная и мудрая, то во всяком случае серьезная, навязывала мне роль некоего рыцаря, которому предстоят подвиги во имя его дамы, избранницы его сердца. Наконец мы стронулись с места. Куда ведет дорога, по которой мы шли, я не знал. Но раз есть дорога, куда-нибудь она да приведет.
Страх перед змеями не помешал бы нам вернуться в дом дяди Самсона, этого страха просто больше не было. Но вряд ли нам хотелось знать, чем закончился опыт обретения вещего черепа. Говоря точнее, не было ровным счетом никакой необходимости знать это, потому что нападение мерзких тварей из того, что образовалось на плечах Мити вместо его юношеской бедовой головы, осталось в прошлом, которое мы отсекли от себя. Когда мы это сделали, не могу сказать точно, но что это случилось, я уверен. Происшествие в доме дяди Самсона перестало существовать для нас таким образом, словно и вовсе никогда ничего подобного не происходило.
Мы должны были продвигаться вперед, и мы шли, повинуясь той бесцельности кружения по замкнутому кругу, которая сама по себе и была целью. Светало. Под крик петуха, огласивший пронизанные серой мглой окрестности, мы вошли в деревню, которую я тотчас узнал: здесь я оставил Рыбу. Это было довольно странно, поскольку та деревня располагалась близко от города, а если мы действительно вышли из дома дяди Самсона, то должны были находиться как раз далеко от него.
Я так устал, что у меня, кажется, пошла кровь горлом, во всяком случае я ощутил во рту ее вкус. И он меня порадовал, он говорил о жизни и звал к битве за истину. Помогая мне верить в собственную подлинность, он и был моментом истины в той шаткой действительности, где деревеньки словно перемещались по воздуху, а человеки перебирались и тасовались, как колода карт. Я сел на придорожный камень и в двух словах рассказал Полине, кто такая Рыба и что меня с ней свело.
- Она враг, - твердо заявила Полина.
Безапелляционное до дикости и наглости заявление! Кровь бросилась мне в голову, и я выступил на защиту Рыбы.
- Так уж и враг! - крикнул я. - Она спасла мне жизнь. Еще надо доказать, что она враг!
- Все было подстроено, - с убийственный спокойствием возразила Полина. - Сцена, которую разыграли только для того, чтобы ты попался в сети, поверив в доброту этой Рыбы. Она - враг.
- Вон ее дом, - сказал я, тыча пальцем в предрассветную мглу. - Я предлагаю войти. Враг она или нет, а приют она нам даст. Я полагаю, мы заслужили отдых.
С этим Полина согласилась. Как только я встал с камня и мы направились к дому, в его окнах, обращеных на улицу, вспыхнул свет. Нас уже ждали, и у меня мелькнула шальная мысль, что, избери мы другой путь, ведущий мимо этого дома, он так бы и не ожил. Но вариантов тысячи, и невозможно знать, какой из них лучше. Невозможно угадать, какой путь выведет тебя из лабиринта.
Оставив Полину у крыльца, я бесшумно прокрался к окну и заглянул внутрь. В комнате за столом сидели Рыба, Скорпион, Овен, Телец и даже Водолей, которого, помнится, предварительно умертвив ударом массивной пепельницы, безуспешно запихивали в пасть рисованного чудища. Выходит, нечистый так и не принял жертву, и эта уважительная причина побудила Водолея воскреснуть из мертвых. Вся компания мирно завтракала. Мне бы испугаться и вспомнить об осторожности, однако я уже перешагнул черту, за которой обычное и привычное знание, чего надо бояться, утрачивалось. Я вернулся к Полине и сказал громко:
- Все в порядке, можно входить.
После этого, беззаботно топая на крыльце, хлопая дверями, мы вошли в дом. Завтракавшие повернули головы и спокойно посмотрели на нас. Их взгляды не выразили ни удивления, ни смущения, ни радости; на нас устремились взоры безучастных, я бы сказал, туповатых людишек. Для того чтобы сойти за настоящих крестьян, им, конечно, не хватало двух-трех убедительных в своей грубости мазков, но все же они заметно оскудели в сравнении с теми бойкими и предприимчивыми господами, какими я знал их еще недавно. На них лежала печать трудной, обремененной тяжкими заботами и бесконечной, нудной работой жизни. Они были измождены.
- Гостям мы всегда рады, - сказал Скорпион, приветливо улыбаясь, даже таким ранним. Прошу к столу.
- Итак, ты помирилась с отцом? - спросил я Рыбу. - Он простил тебе твое предательство?
- Я не понимаю, о чем вы говорите, - ответила Рыба, опять же не выразив ни малейшего удивления. - Вот мой папа... - Она тихо и медленно повела рукой в сторону Скорпиона. - Мы с ним и не ссорились.
Я перевел взгляд на Водолея.
- А как ваша рана, которую все мы, не иначе как по простоте душевной, приняли за смертельную? Зажила? И даже огонь оказался вам нипочем?
- Все это какие-то странные речи, - ответил парень, пожимая плечами. Сначала вы удивляете мою невесту, заявляя, что она будто бы ссорилась с отцом, а теперь и меня...
- Не заметил, чтобы ваша невеста очень уж удивилась, - перебил я.
- У нее есть основания показать, до какой степени она удивлена. Но она вправе и не делать этого. А вот я как раз очень удивлен, что отнюдь не намерен скрывать.
Так, не по крестьянски велеречиво, ответил на мое замечание этот человек от земли.
- Я удивлен тоже, - вставил Скорпион. - Сдается мне, вы принимаете нас за кого-то другого. А это, согласитесь, странно. Разве мы производим впечатление не тех, за кого себя выдаем?
- А за кого вы себя выдаете?
Скорпион невозмутимо и обстоятельно разъяснил:
- Мы простые крестьяне, труженики полей. Мы встали ни свет ни заря, чтобы отправиться в поле и убрать урожай. Мы отправимся туда всей семьей я, мои сыновья и дочь, а с нами и жених моей дочери. И мы будем работать на ниве с рассвета до заката, работать не покладая рук и не разгибая спины. Такова наша крестьянская доля.
- Прекрасно, прекрасно... - Я, изображая восхищение, покивал на эту безупречную биографию, вмененную моим недавним гонителям. - А как же разные фантазии? Куда подевалось ваше богатое воображение? Вы больше не мечтаете заполучить вещий череп?
Скорпион снисходительно усмехнулся, обвел взглядом свое семейство, ожидая от него поддержки в трудном споре с моей недоверчивостью. Но остальные, казалось, и не прислушивались к разговору. Заскорузлыми пальцами они чистили картошку и запихивали себе в рот.
- Мы люди простые, и над нами легко смеяться такому образованному человеку, как вы, но мы не какие-то там чудаки, пустяками не занимаемся, сказал Скорпион.
- И о вещем черепе никогда не слыхали?
- Почему же, напротив! Мы читали о нем в книжке вашего дяди. Мы вообще поклонники таланта дяди Самсона. И только в этом смысле мы интересуемся вещим черепом, а чтобы верить в его реальное существование и отправиться на его поиски... такой наивности, прошу прощения, у нас нет.
Я сел за стол и пригласил Полину последовать моему примеру.
- Перекусим, - сказал я. - Похоже, нам здесь очень рады.
- Еще бы! - подхватил Скорпион.
Наступила тишина. Ели в полном молчании, и слышалось только монотонное чавкание. Затем я осознал, что завтрак затягивается. Рыба вытаскивала из печи и ставила на стол все новые и новые чугунки с вареной картошкой, которая тут же и заглатывалась неутомимыми едоками. Видимо, в поле они не очень-то торопились, хотя биография и предписывала им срочную уборку урожая.
Я встал и вышел. Думаю, никто из них, даже Полина, не обратил внимания на мой уход. Действие увяло, и ими овладело безразличие, они не знали, чем занять себя. Не выходить же им в самом деле в поле! Это была бы уже некая повинность и каторга, а не игра. Заходить так далеко они сочли бы унизительным для себя.
Они мне страшно надоели. Ничего, кроме тупого отвращения к их призрачному, но оттого не менее навязчивому существованию я не испытывал. Меня мучило ощущение, что они неотступно следуют за мной, хотя я знал, что они остались в избе за столом. Так же страдаешь, когда не сомневаешься, что завтра повторится то, что было сегодня. Я хотел было просто уйти, углубиться в лес и поискать дорогу в город, но меня удерживала здесь мысль, что им не составит большого труда в очередной раз возникнуть на моем пути. Так что не зря я заприметил в сенях бутылку с горючей жидкостью. Я по запаху определил, что она горючая. От нее исходил ужасный дух ада. Пусть они сгорят в огне, эти химеры. И Полина вместе с ними.
Я выплеснул содержимое бутылки в сенях на пол и с порога бросил горящую лучину. Дом вспыхнул как листок бумаги, я едва успел отскочить на безопасное расстояние. Да, я причислил Полину к ним, оставил ее с ними, и сейчас мне казалось, что она всегда, даже в старые добрые времена, была химерой. А уж нынче она и подавно была ею. Когда мы ночью шли в лесу под луной, я видел, что она не отбрасывает тени. Я-то отбрасывал. Так пусть сгорит, пока не поздно. Постепенное и неуклонное вытеснение человеческого инфернальным, происходящее в ней, обязывало меня быть жестоким.
Я остановился на границе леса, глядя, как догорает дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16