На заднем сиденье теснились алые ряды роз, пьяня одним своим ароматом, я вез эти стройные ряды ей, только ей, в знак своей любви и признательности за одно только ее существование.
Уже скоро. Еще поворот... Газу, газу! Кыш все с дороги - я еду! К ней еду! Последний поворот, я влетаю во двор. Бегом в лифт и вот я уже вовсю трезвоню в дверь. Открывает ее мама, сочувственно сообщает, что Кати нет, что он ушла туда-то...
Я еду "туда". Обшариваю все и вся, расспрашиваю людей, но... Мимо. Ее там уж не было. Как заколдованный круг, мне давали новые адреса, я мчался туда, искал, расспрашивал, но везде опаздывал, где на двадцать минут, где на пять...
Я начинал психовать, заводиться. И как следствие - делать ошибки. А как только я понял, насколько взвинчен, сразу прекратил поиски. Я не хотел, чтобы она увидела меня таким: разбитым и дерганым. Очень не хотел. А поэтому, развернул автомобиль и поехал на загадочную двенадцатичасовую встречу.
Никогда не носил часов, но на встречу в "афганском" кафе умудрился прибыть ровно в двенадцать ноль-ноль. Случайность или судьба? Внутри было пусто, если не принимать во внимание двух все еще зевающих официанток и улыбающегося за столиком алкаша Петровича.
Я сел к нему:
- Ты тут чего делаешь?
- У тебе здесь, кажется, встречка назначена?
Я уже не удивляюсь его всезнанию - настолько устал после бессонной ночи, что мне все по фигу:
- Ну?
- Ну, ну... Баранки гну! - весело отвечает он. - Я тебе и разжую, что к чему.
- Разжевывай... Я тоже поем.
Я заказал пиццу и колу. Петрович беспрестанно улыбался, но его улыбка становилась все более и более напряженной:
- Удивляешься?
- Не-а.
- Вот это правильно. Только договоримся сразу - безо всяких там глупых драк и преждевременных инфарктов, хорошо?
- Хорошо. Но не тяни кота за хвост.
- Не буду. Ты знаешь, кем я работаю?
Я задумался. А ведь действительно! Я даже не знал, чем этот жук промышляет по жизни.
- Ну и кем?
- Я судмедэксперт.
- Ну и..?
- И давным-давно работаю на Паритова.
- Ах вот как... - я сразу забыл о еде, откинулся на спинку стула, разглядывая серьезную физиономию Петровича.
Старина Паритов оказался на высоте: так грамотно подставить меня на левой телке и так четко разыграть попавшую ему в руки козырную карту мог только он. А инструментом во всей этой сложной комбинации послужила липовая экспертиза "мэйд ин" Петрович.
Одно только не ясно:
- Петрович, ты на кой черт мне все это рассказываешь?
Тот хмыкает, тянется за сигаретой:
- А ведь хороший, просто отличный вопрос! Помнишь медсестру? Там, в госпитале?
- Веру Евгеньевну?
- Да. А ты откуда про нее знаешь?
- А учились мы вместе.
Как тесен мир! Иногда даже слишком...
- И что она тебе рассказала?
- А то, что ты ей сам и рассказывал: про духа, который влез тебе в мозги, про татуировку и про все прочее такое...
Вот черт... И кто просил ее трепаться про все дерьмо, которым я поделился, поделился с ней как с другом, но друг воспринял мой рассказ как прикол, еще один неудачный прикол... Но это все было очень давно. Давно... И, как говорится неправда. Так что Петрович жестоко обломается, пытаясь поймать меня на этой фишке.
Я перехожу в наступление:
- Ну и что? Мало ли у кого какие глюки спьяну? Только не ври, что тебе твои покойники не снятся.
Петрович не отрицает:
- Раньше снились, бывало. Но я быстро выучился лечить эти сны так же как и ты, водочкой.
- Я уже давно не пью.
- А кто пьет-то? Никто не пьет! Просто каждый находит себе свой собственный сдвиг, чтобы занять мозги. Когда он один - с этим еще можно существовать. Но когда их целый букет, как у тебя... Это...Мрм-м... - он долго пытался подобрать нужное слово и наконец нашел. - Клиника!
- Ого! А примерчик можно?
- А запросто! - у него в голосе понемногу прорезались мефистофельские нотки. - Ты что, всерьез думаешь, что Катя тебя... В смысле действительно встречается только с тобой?
Я хорошенько подумал:
- Вряд ли. У нее тысяча поклонников. А среди них иногда попадаются действительно интересные типы.
- И ты об этом так спокойно говоришь?
- А что тут такого?
- Э-ээ... Ничего...
Заткнулся, слава Богу. Я хладнокровно продолжил трапезу: аппетитно и неторопливо прикончил пиццу, обильно политую острым кетчупом, в довершение запил кока-колой.
Петрович наблюдал. Он слишком явно хотел меня зацепить, вывести из себя, чтобы я схватил его за отвороты пиджака и как следует тряхнул, заорал: "Ты врешь, гадина! Ты все врешь!". И чтобы посетители кафе с пугливым интересом обернулись на нас... Но этот фокус не прокатит. Точно не прокатит.
Я очень благодушно улыбнулся ему и полез в карман за сигаретами. Но вот досада - курева на месте не оказалось. Хм, странно... Вроде было... А впрочем, обронил, наверное где-нибудь. Я не долго думая похитил сигарету из пачки Петровича. Тот не возражал. Прикурил, выкашлял дешевый дым советского "Бонда":
- Так зачем ты меня сюда пригласил?
Петрович изумляется:
- Кто? Я? Я тебя никуда не приглашал.
- Недопонял? - я действительно его не понял.
- Чего тут непонятного? Я просто зашел сюда пожрать после ночного дежурства.
- И все?
- Конечно все, - Петрович обеспокоенно смотрел на меня. - Слушай, Студент, ты плохо выглядишь... Очень плохо. Нервный какой-то, дерганый... Что-то случилось?
- Ты зачем раскололся-то?
- Я же тебе говорил, Студент, нравишься ты мне. А поскольку Гоша тебя отпустил, я и отдал тебе все расклады.
Я уже вообще ничего не понимал. Но все равно сделал вид, что полностью разобрался в ситуации. Зато Петрович не делал вида всезнающего идиота - он просто удивлялся:
- Ты зря принимаешь меня за какого-то монстра, Студент, - мягко укоряет он меня. - Я тебе друг, помни это... А тебе обязательно нужно отдохнуть. Съезди куда-нибудь... Море, пляж, девочки, то, се...
- Угу, - соглашаюсь я. - Ты извини, если что...
- Да все нормально!
Я пошатываясь вышел из кафе. Быть может мне вообще все приснилось: Афган, Гоша, Катя, это дурацкий звонок? Тогда что есть правда? Отец как-то сказал, что я балбес. Правда, наверное. И не просто балбес, балбес свободный, поразительно свободный - от всего, всех и вся.
Я нарезал на машине пару кругов по городу и неожиданно для самого себя свернул на трассу. Проехал около десяти километров до указателя и остановился на обочине. Направо пойдешь... Налево... Гм, налево... Да в общем-то один хрен. Мимо с ревом проносилась многотонная дребедень, воняющая соляркой и немытыми дальнобойщиками, а я все еще сидел в машине, разглядывая здоровенный синий щит с белыми стрелками направлений.
Внезапно мне в голову пришла забавная мысль. А что есть вот прямо сейчас, взять и рвануть по указателям, найдя свое новое пристанище, вот этак, случайно? Эта мысль мне очень даже понравилась. Начать новую жизнь... И все снова... Как знать, быть может на этот раз мне повезет?
Я даже выжал сцепление и включил передачу, но что-то остановило меня. Посмотрел назад и понял, что именно: розы, алые, как кровь, розы... Вернее, их аромат. Пока я метался по горячему городскому асфальту, они увяли, опустили свои чудные, туго спеленутые природой головки. Они должны были принадлежать ей, но раз так...
Я вышел из машины, достал это букетище и положил на обочине. Отошел в сторону, заценил - прямо как у подножия постамента... Дьявол... Этот постамент уж больно смахивал на надгробный.
Ненавижу такие постаменты: слишком много их было в моей жизни. И они до сих пор мучили меня, как и эти цветы. Цветы...
Я раздобыл в багажнике пластиковую бутылку из-под газировки, стравил с патрубка бензонасоса около литра бензина и вылил все это дело на букет. Спичка...
Букет вспыхнул мгновенно. Алый цвет роз поначалу еще пробивался сквозь языки пламени, но лепестки очень скоро обуглились, а пламя тоже стало желтым и коптящим.
Я не стал досматривать процедуру казни до конца. Завел машину и решительно развернул агрегат по направлению к городу. Был ли у меня план? Не знаю, наверное... Какая-нибудь ерунда всегда есть.
Итак, я возвращался домой. Я уже забыл сколько дней не спал, а в голове бродила такая мешанина... В которой я окончательно запутался. Окончательно и бесповоротно, как в вязком и нескончаемом болоте.
Завтра. Все будет завтра... Если будет. Глава 18. Грызть себя
Когда ты победитель и победил, это видно сразу. Извне. В такое время кто-нибудь тебя непременно похвалит, ласково гладя по шерстке: "Хороший песик, хороший... Не лаешь, не кусаешь, кушаешь хорошо...".
А вот беспричинно тяпнуть бы такого зубами по горлу, а потом прислонить слабой спинкой к теплой стенке и проникновенно спросить:
- Где же ты был, сука, когда я, подыхая от тоски и отчаяния, в полном одиночестве бился головой о стену, не видя ни малейшего намека на выход?
Вот просто из спортивного интереса - что бы он ответил? Но наверняка: "Ах, мы не знали, не видели..."
Вранье! Все видно, причем достаточно ясно и понятно. Помнится, в период жесточайшей депрессухи, когда я входил куда-либо, то сразу привычно ловил на себе взгляды людей, своей нездоровой заинтересованностью похожие на тот, которым провожают похоронную процессию.
Ох уж эти люди... Они чувствуют, они все чувствуют, подобно паукам, цепко удерживающим тебя за концы обнаженных нервов, чутко прислушиваясь к колебаниям паутины, сдох ты, или пока еще в силах шевелиться...
Удача, равно как и неудача, имеет свои особые флюиды, ауру, которую ты распространяешь вокруг себя. Потеряй хоть на миг равновесие, оступись, закачайся над пропастью - этот выброс адреналина не пройдет незамеченным для окружающих. Они тут же отвернутся и распнут тебя на кресте обстоятельств, мгновенно позабыв тебя и номер твоего телефона.
Но если уж судьба попадает на светлую полосу, эти крысы, эти поганые крысы, только было сбежавшие с тонущего корабля опять спешат вернуться назад, к закромам славы и денег.
С тобой вновь начинают здороваться, причем иногда даже совершенно незнакомые люди, телефон вновь обрастает бесконечными звонками, ты нужен, ты востребован... Но никогда никому нет никакого дела, что ты прошел ради этой пресловутой востребованности, этакое полное троюродное наплевать...
Прошла целая жизнь, и во имя чего? Досыта настрелявшись, навоевавшись с целыми полчищем ветряных мельниц, наконец, заработав уйму денег, обретя славу и известность, пусть даже самого мерзавного характера, я вновь ощутил пустоту. Пустоту, которую оказалось нечем, абсолютно нечем заполнить. Мне опять стало омерзительно скучно и обрыдло...
Первопричина, которую я сумел, смог отыскать для оправдания своего настроения - война... Да, действительно, эта сволочь умеет высасывать до мозга костей, до последнего нерва, но тем не менее она помогла понять многое, но самое главное - сумела отнять веру в собственное бессмертие и безнаказанность совершенного зла.
Вообще человеку, чтобы отдать концы, требуется до смешного мало - оружием может послужить любая фигня - осколок стекла или даже карандаш. Но на войне понимаешь, что оружие дает исключительное право пьянящей власти над местными кишлаками, которые ты можешь снести одним шальным залпом. В частном случае легко можно столкнуться с ситуацией, когда ты будешь полностью владеть правом казнить или миловать выловленного с оружием духа. И никого нисколько не удивит, если ты выйдешь за рамки раз или два, просто, чтобы убедиться, удастся тебе это или нет. И, если ты это сделаешь, ты обязательно подсознательно будешь стремиться потом расширить пределы своего всевластия, пока не натолкнешься на крепкую стену, границу, установленную самой судьбой, которая одна лишь способна заставить тебя остановиться.
Вообще, судьба немного похожа на снайперскую винтовку: как только попадаешь на прицел - ты уже не принадлежишь самому себе до конца. В знак предупреждения начинаешь получать мелкие неприятности. Затем, не вняв предупреждениям, натыкаешься на прочную стену, которая дает только один выбор - либо жить в установленных стеной границах, укрывшись от предназначенной судьбой пули, либо преодолеть стену и умереть свободным. Главное - вовремя понять, что ты уже достиг своего дна, познал предел дозволенного господом предела... Некоторые достигают этой черты и не преодолевают ее, или пару раз перешагнув ее и вернувшись, не справляются со страхом за собственную проявленную дерзость.
Но вот иные переступают эту грань по нескольку раз в день, хмелея от чувства свободы, вседозволенности и постоянной угрозы наказания за проявленную дерзость.
Иногда мне кажется, что у каждого, любого человека есть свой собственный снайпер, по каким-то своим законам отмеряющий пограничную меру человеческой удачи и наказывающий за жадную попытку откусить от жизни больше, чем можно съесть реально...
Он ждет, мой снайпер, терпеливо ждет, когда прольется последняя капля из опрокинутой чаши с удачей и везением. Ждет... А дождавшись, хладнокровно берется за винтовку, пялясь на тебя такими мертвыми и безразлично пустыми глазами...
Но ведь только все это ерунда. Война, братва - какая чушь! Я сам подставил себя и свою любовь. Сам... И нечего выдумывать всякую ерунду.
В этот момент я принял три решения: первое - сегодня я непременно напьюсь, устроив своего рода поминки по самому себе, второе - разберусь со своим зверем, который до сих пор (Петрович прав!) жрет меня изнутри и третье - завтра я все-таки отсюда уеду. Уеду к чертовой матери и навсегда. Чтобы начать все... О, господи! Сначала.
И вот я сижу на балконе со стаканом в руке, уставившись невидящим взглядом прямо пред собой. Сгущались сумерки, вечер незаметно обратился в ночь, а черный квадрат балконного окна стал казаться мне проекцией меня самого, всей моей дурацкой жизни.
Я очень хотел напиться. Как когда-то, до потери пульса и сознания, но - увы! Получалось из рук вон плохо: сделав пару глотков, я застыл в своем черном квадрате, продолжая гонять что-то свое о своем собственном созданном идиотизме...
Что-то я не рублю в этой жизни, какую-то фишку не просекаю... Но какую, какую?
"Какую, какую..." - эхом зазвучало у меня в голове. "Такой большой дядька, а до сих пор не сообразил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16