Я не хочу оставаться в неведении, что бы ни случилось. Мы договорились? – требовательно спросила она.
Харм бегло набросал номер.
– Договорились, – ответил он и повесил трубку. Боже. Да, мэм. Интересно, есть ли у Нии какие-либо затруднения, когда ее жизнью и делами управляет столь сильная личность. Явно существует напряженность между ее режиссером и импресарио. Очевидно, Ния должна держаться середины. И только, когда он уже был в джипе на полпути к площади, до Харма дошло, что Сколфильд одновременно волновалась по поводу шумихи в печати и сама устраивала ее. Кстати, кто такая Дьердь Файн?
Автомастерская Саррано находилась в нескольких минутах езды от площади в центре Санта-Фе. Она была такая же, как все мастерские в любом мексиканском городишке. Покрытый гравием двор окружен высоким забором, здание гаража находится в глубине двора. На открытой площадке установлены автомобили со снятыми колесами. Мужчины в рубашках без рукавов сидели на деревянных ящиках. У них был перерыв. Старый рефрижератор опрокинулся перед конторой. В центре двора, в тени старого дерева стоял единственный кухонный табурет. В темном гараже слышался рев мотора.
Войдя в контору, Харм кивнул мужчине с большим животом, одетому в чистую белую рубашку.
– Я пришел взглянуть на «Мерседес», – сказал он, раскрывая удостоверение личности.
Мужчина бегло взглянул на документ, потом кивнул:
– Конечно, пройдите и посмотрите. У нас еще не было возможности поработать над ним, – он протянул Харму ключ на проволочке с картонным ярлыком.
«Мерседес» был припаркован позади между «Порше» и ржавым пикапом, окрашенным наполовину. Металлизированное стекло не рассыпалось, а словно покрылось паутиной. Харм открыл переднюю дверь и заглянул внутрь на красновато-розовые сиденья. Мужчина в белой рубашке подошел и встал сзади.
– Полицейские уже извлекли пулю. Видите, куда она попала? Вот тут, – он указал на коричневую кожаную ручку.
Черт. Харм хотел бы увидеть дыру от пули до того, как они вспороли сиденье. Но даже и так все было довольно ясно: дыра в лобовом стекле на уровне переднего сиденья. В эту машину никакой снайпер со склона холмов не стрелял. Скорее всего, выстрел был произведен с большого угла, даже возможно, через боковое стекло, если только она не поворачивала на крутом вираже, примерно в девяносто градусов. Выстрел сделан откуда-то чуть выше, прямо перед ней.
Нет. Он мог поклясться чем угодно: в машину стреляли из транспортного средства, находившегося впереди «Мерседеса», с расстояния пятьдесят – сто футов. Но в отпечатанном отчете Джакобса не было ни слова о каком-то другом автомобиле.
Харм взглянул на заднее сиденье и поднял один завалявшийся листок бумаги, на нем было напечатано:
Кристина: Ты спал с ней? Просто ответь мне.
Хэнк: В день моей свадьбы? Ты когда-нибудь слышала о том, что называется людской порядочностью?
Кристина: Первый раз я слышу упоминание о ней относительно пустой траты времени со своей невестой в течение четырех часов и тридцати семи минут.
Хэнк, глядя на часы: Шести часов и двадцати двух минут. И вряд ли можно ожидать, чтобы остаток моей жизни раскрылся прямо перед моими глазами.
Харм захлопнул заднюю дверцу «Мерседеса», треснувшее стекло немного осело внутрь.
– Спасибо, – сказал он мужчине в белой рубашке и протянул ему ключ.
Джип уже нагрелся, и Воланд быстро направился к площади, втиснул и припарковал машину возле газетного киоска. Он собирался пройти остаток пути до библиотеки пешком, срезая через площадь. Ему нравилось ходить пешком.
Квадратная площадь в Санта-Фе ограничивалась Дворцом Правительства с одной стороны и рядами глинобитных магазинчиков – с другой. Американский флаг и флаг штата Нью-Мексико развевались над большим зданием и висели над тротуаром под его портиком. Индейцы из деревень сидели в тени здания и торговали серебром, бирюзой, гончарными изделиями, куклами и работами из бисера, разложив товар на одеялах. В центре площади стоял обелиск, окруженный оградой с шипами. Вся площадь представляла собой модель каменного патио, вымощенного синевато-серым кирпичом.
Когда Харм переходил площадь, стая фиолетовых голубей взмыла вверх и закружила в небе. Покружив, голуби уселись отдохнуть на дерево возле художественного музея. Белые колонны на веранде Дворца Правительства выступали на фоне затемненных арочных пролетов.
Ветер принес запах приготовляемой пищи. Харм почувствовал, что голоден. Над городом в свете горячего июльского дня синели горы. Бог мой, оказывается, это – приятный городок. Есть шанс, что он сможет быть счастливым здесь. Время от времени он осознавал это. Но чувство было совершенно незнакомым, и Харм отгонял его.
Розовое здание библиотеки Санта-Фе находилось в нескольких кварталах от площади. Харм направился в подвальный этаж и засел там на полчаса перед аппаратом микрофильмов, поворачивая стрелку-указатель, щурясь на неясный шрифт. Ему было любопытно посмотреть, что, возможно, Леонард не включил в свое досье с вырезками. Оказалось, что тот собрал все статьи, которые были напечатаны в «Лос-Анджелес Тайме» об убийстве Риз и последующем расследовании большого жюри.
Поднявшись наверх, он проверил все упоминания об обоих Джакобсах и Нии Уайтт в «Америкэы Фильм», «Вэнити Фэа» и «Моде». Похоже, что неплохую статью о Леонарде Джакобсе напечатали в «Журнале Лос-Анджелеса», но в библиотеке Санта-Фе этой копии не было. Ему придется сделать запрос в Лос-Анджелес.
Пока Харм читал, он понял, что пора начинать третью колонку информационных карточек, помимо «фактов» и «вопросов. В эти карточки необходимо вносить сведения о съемке фильмов. С завтрашнего дня ему придется предстать на съемочной площадке в образе эксперта по техническим приемам создания постмодернистских фильмов. Обо всем этом он знал совсем мало. Что касается технологии, то для создания фильмов предпочтительна видеопленка тридцать пять миллиметров, образы, зачастую, превосходят по значимости сюжет, а сценарий рассматривается не как жесткие рамки реплик, которые нужно прочесть, и действий, которые совершают актеры, а с точки зрения изучения душ героев.
В «Виллидж Войс» год назад был напечатан очерк об обоих Джакобсах. На фотографии, запечатлевшей их в парижской квартире, они выглядели любящей парочкой, обнимались на маленьком балкончике на фоне крыш Монмартра.
В статье сообщалось, что Мирина эмигрировала из Чехии, кинодраматург, одно время была преподавателем Леонарда Джакобса в Нью-Йоркском университете. О ней мало слышали в Америке, но в Европе перед ней благоговели, считали гранд-дамой элегантных сексуальных кинолент с субтитрами. Она была почти на пятнадцать лет старше своего мужа, сейчас ей уже далеко за пятьдесят.
В статье говорилось, каким образом Леонард Джакобс использует в своих фильмах возвышенные эмоции, фрагментарность и раздробленность при монтаже кинолент. Известный писатель назвал его кубистом кинематографии. Леонард делал фильмы, разбивая и разъединяя факты в произведении, как в окончательном варианте, так и в процессе съемок. Он выжимал все, что мог, из актеров, менял сценарий по ходу действия. После смерти Робин Риз возникли горячие споры из-за его методов работы.
Но, по-видимому, такая практика применялась и другими создателями фильмов, не только Джакобсом. Автор процитировал интервью из «Вэнити Фэа» с Анжеликой Хастон, которая заметила, что жизнь часто повторяет сюжет фильмов, где она снималась. Так, сыграв роль женщины, муж которой зачал ребенка от другой, ее любовник – Джек Николсон поступил точно так же.
«Странно, – говорила Хастон за ланчем в известном итальянском ресторане, – как события в моей жизни идут параллельно работе в кино. Оружие появляется в сценарии и – и тут же входит в твою жизнь. Фильм, действительно, вызывает каких-то духов. Надо быть осторожной. Надо быть предельно осторожной.
Но больше всех остальных кинематографистов подобным зеркальным эффектом прославились Джакобсы, разыгрывая его непосредственно во время съемок.
Харм потянулся и потер глаза, бегло пересмотрел свои записи. Они должны помочь ему завтра вести на вечеринке связную беседу. Но что он выяснил? Он подумал о других актерах «Визионфильма», о тех, кто был в Манзанилло. Он еще раз поднялся наверх и проверил перекрестные ссылки на Джека Дризера и Тэсс Джуран.
Бегло прочитав статью в «Вэрайти», он задержал внимание на небольшом заголовке «Бедствия и контрактные разногласия в «Визионфильме». В статье говорилось, что Тэсс Джуран была приглашена на главную роль в «Мертвой жаре», но из-за возникших проблем с нервами не смогла работать. Ния Уайтт, долгое время входившая в состав актерской труппы «Визионфильма» и являющаяся протеже Джакобса, прибыла сыграть главную роль. Значит, первоначально Джакобс не предлагал Нии сниматься в этом фильме. Интересно. Никто иной, как Тэсс Джуран должна была сняться в главной роли. Тэсс Джуран участвует и в теперешнем фильме – «Испытание и заблуждение». На второстепенной роли. Тэсс должна прилететь вчера вечером, а Ния Уайтт ездила встречать ее в аэропорт. Актриса не прилетела, потому Нии и пришлось возвращаться в Санта-Фе одной.
Что знает Харм о Джуран? Он продолжал чтение. Она молода, ей около двадцати пяти лет. Ее уважают, она талантливая актриса. Но, тем не менее, она только еще начинает пробиваться. Ей хочется получить хорошие, главные образы. Снялась в паре расплывчатых произведений, которые с треском провалились. Джуран желает добиться престижа тем, что связана с «Визионфильмом», даже если ленты и не являются кассовыми. Сейчас Джуран получила вспомогательную роль. Это ее второй шанс, но на этот раз не в главной роли. Надо узнать у Нии, не возникло ли между ними отчуждения после того, как Ния заменила Тэсс в «Мертвой жаре». Без сомнений, он встретит завтра на съемочной площадке Джуран и, конечно же, почувствует враждебность между женщинами, если она есть.
Что-то в журнальных фотографиях поразило его, хотя он долго не мог сообразить, что именно. Он пролистал страницы, на которых были фотоснимки. Тэсс Джуран в студии, потом Робин Риз в отрывках из фильма «Мертвая жара». Статья в журнале «Люди», Ния под руку с Леонардом Джакобсом. Платье, подумал Харм. Все три женщины были одеты в одно и то же черное платье с атласным лифом, оставляющим открытыми плечи, сшитое по моде пятидесятых годов.
Что это – платье-амулет Джакобса? Или они одалживают одежду Друг у друга? А может, это просто форма, которую носят все героини? Все они прекрасно выглядят в нем.
Харм снял фотокопии статей и поставил журналы на полку, потом поднялся наверх и вышел на улицу. Оставалась только одна ночь до того, как ему придется войти в роль свободного писателя, работающего над научным произведением о постмодернистских фильмах и их создателях. Для своих изысканий он выбрал Леонарда Джакобса – мастера импровизированных, вырезанных, склеенных" в стиле кубизма эротических загадок. Харм понимал, что не совсем готов к новой роли. Выполнение небольшого домашнего задания заставило его почти утратить уверенность. Сейчас он осознал, каким невежественным оказался в действительности.
Он пересек площадь и вернулся к джипу. У него осталось немного времени перед встречей с Нией Уайтт. Он по-прежнему ощущал какую-то неловкость, нервное подергивание внутри. Он прижал руку к боку, как бы прикасаясь к револьверу, который иногда носил с собой, пристегнутым внутри выгоревшей джинсовой куртки. Сегодня револьвера не было.
– Пул, – подумал он, вот что успокоит его. Погонять шары, и факты подсознательно сложатся вместе. Он подъехал к бильярдному залу «Бархатный борт». Зал расположен напротив торгового ряда и места для прогулок, всего в нескольких минутах ходьбы от клуба «Пинк Ад об», где он должен встретиться с Нией.
Войдя в бильярдный зал, он кивнул Хуану, сидевшему за пластиковой стойкой, заплатил за несколько шаров и подошел к своему любимому столу. В углу на электронной игре «Золотые крылья» светился нулевой счет. Он часто приходил сюда с Никки, и парень буквально прилипал к компьютеру. Невозможно было увести его раньше, чем через час. Вдоль белых бетонных стен стояли стулья. Но сегодня зрителей было мало, впрочем, игроков – тоже. Табличка на стене диктовала: «Не сидеть на подставках для пепельниц. Не сидеть на полу. Наркотики запрещены. Вход пушерам воспрещен. Транзисторная музыка запрещена. Спасибо».
Харм Боланд уложил шары и разбил фигуру. Шары раскатились по всей длине стола, и тогда его осенило – что означала нервная дрожь внутри – волнение перед выходом на сцену, страх аудитории. Актерская игра. Тайная роль наблюдателя требовала актерской игры. Однажды это чуть не стоило ему жизни. Он стиснул зубы при воспоминании о том случае. Нелепо, но первоначальным вдохновителем, побудившим его вступить в ФБР, был именно актер. Роберт Стак в роли Эллиота Несса в фильме «Неприкасаемые». Половина отрочества была потрачена в фантазиях на эту тему.
После университета он начал работать бухгалтером. Дальнейшая учеба добавила ему звание магистра экономического управления. Вечерняя учеба – лучший способ избавиться от свободного времени, оставаться всегда занятым, заваленным работой. После того, как он свидетельствовал в деле о растрате, его захватила идея работы на ФБР. Они завербовали его, сказали, что он неплохо соображает в своем деле.
Конечно, ему следовало бы узнать побольше. В представлении работа рисовалась ему как сплошные тайны, интриги, слежки из-за темных углов, предъявление значка из нагрудного кармана. Мечты оборвались, когда он попал в отдел, который занимался расследованием организованных преступлений, совершаемых «белыми воротничками», путем проверок нарушения уплаты налогов. Что же в том было нового и необычного? Беспорядочность в счетах расходов, лазейки, увертки, планы «отмывания» денег, подлог, слишком много счетов.
Целые годы он мечтал в тиши Лос-Анджелесского кабинета о практической работе на местности – разведке, выслеживании с закрепленным под рукой револьвером в тонкой кожаной кобуре, неотступное преследование подозреваемого по всему городу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54