Теперь, когда все было позади, Изабелла смеялась и бессильно дрожала от холода.
– Ради Бога, не стой, девочка моя, снимай свою мокрую одежду, – сказал он нетерпеливо, чувствуя, как спадает напряжение.
– Ты тоже, – потребовала Изабелла, пытаясь расстегнуть юбку непослушными пальцами.
– Сейчас. Подожди, дай я попробую.
Он отвел ее окоченевшие руки и стал раздевать, отбрасывая в сторону мокрую юбку и шаль, закутывая ее в теплое полотенце. Потом, встав на колени, стянул один за другим промокшие башмаки и стал согревать ее ледяные ноги.
– Со мной все хорошо. Мне уже тепло, – запротестовала она.
Только теперь Роберт снял с себя мокрую ночную рубашку, штаны и сапоги и стал сильно растираться полотенцем. Потом обернул полотенце вокруг талии и повернулся к Изабелле.
Она начала сушить волосы, подняв руки. Полотенце соскользнуло с ее обнаженных плеч и спины, с которой почти исчезли следы плети.
На мгновение ему показалось, что он снова видит ее впервые, как в то утро. Она была Афродитой, поднимающейся из морской пены, и его охватило неодолимое желание, обостренное пережитой опасностью, смертельным страхом, который так потряс его при мысли, что он мог не успеть спасти ее.
Роберт медленно подошел, взял полотенце из рук Изабеллы и отбросил его. Ее тело розовело в свете камина. Он провел руками по ее длинным стройным ногам, плоскому животу, красивым округлым грудям, и поцелуи следовали за его руками, обжигая, как огонь. Изабелла вздрогнула, когда они добрались до ее шеи и потом до губ. Он заставил ее губы раскрыться, отыскивая ее язык своим, а Изабелла была потрясена странным острым чувством томления и слабости. Она прильнула к Роберту, что-то бормоча, какие-то слова протеста, почти страха, но он уже не мог управлять собой. Он поднял ее на руки и отнес на постель. Никогда раньше Роберт не любил ее так. Казалось, его руки были всюду, исследуя ее тело, вызывая чувства, которых Изабелла не знала раньше. Она дрожала, испуганная, но уже ждала продолжения ласк.
Кирсти пришла с подносом, постучала и открыла дверь. Она бросила взгляд на кровать, поставила поднос на пол и поспешно вышла. Они ничего не услышали.
На этот раз Роберт не сдерживался. Он не мог сдерживаться. Он уносил Изабеллу с собой к высотам, о существовании которых она не подозревала. Как будто что-то взорвалось у нее внутри, и он был глубоко в ней. Изабелла уже не могла ни о чем думать, она была полностью во власти нового чувства.
Потом оба тихо лежали, руки Роберта еще обнимали Изабеллу, а голова его покоилась на ее груди.
– Твои волосы еще влажные, – задумчиво произнесла она, – и ты пахнешь морем.
– Неудивительно. Должно быть, я порядочно хлебнул морской воды.
– «Верни любимого ты мне, о ветер с моря…»
– Что это?
– Старинная песня, которую, бывало, напевала Гвенни. Ее возлюбленного схватили вербовщики.
– Бедняга.
– Может быть, теперь, когда будет заключен мир, он вернется домой.
– Вполне вероятно, если мир заключат и если он продлится.
Она немного подвинулась и вдруг села, охваченная ужасом.
– Роберт, там у камина стоит поднос. Наверное, Кирсти принесла его и видела нас.
– Ну и что? Ведь ты моя жена, знаешь ли, а не любовница.
Но Изабелла не могла отнестись к этому с таким безразличием.
– Да, я знаю, но…
Роберт не был уверен, расстроила или порадовала Изабеллу его несдержанность, но мудро предпочел не расспрашивать.
– Давай посмотрим, что она принесла, пока все не остыло, – сказал он, вставая с постели и надевая халат.
У камина он налил кофе и добавил в него немного бренди. Когда Роберт принес жене кофе, она сидела, укрывшись одеялом, колечки влажных волос обрамляли ее лицо.
– Ты сейчас похожа на девочку лет десяти, – весело сказал Роберт. – Меня обвинят в похищении малолетних.
Он принес чашку для себя и сел рядом с ней. Они молча пили кофе.
– Ты добавил сюда бренди, – вдруг сказала Изабелла. – Ты меня спаиваешь.
– От чайной ложки ничего не будет. Это, чтобы согреться после утреннего купания.
– Роберт, ты рассердился на меня вчера вечером?
– Рассердился? Нет. А надо было рассердиться?
– Из-за того, что я ушла так рано.
– Я тебя за это не осуждаю. Дело в том, что я с детства знаю некоторых из этих парней, только я с тех пор вырос, а они так и остались мальчишками… Они все еще считают, что могут вести себя, как ненормальные, пить до умопомрачения, а я больше так не могу. Но в ситуациях, подобных вчерашним, избежать этого нелегко.
– Ты был пьян?
– Не настолько, чтобы ты это заметила, но я не хотел тебя беспокоить. Проснулся я с головной болью, но море меня быстро вылечило.
– Я чувствую себя такой виноватой.
– Так и должно быть, – поддразнивал он жену. – Слава Богу, Кирсти вовремя разбудила меня, иначе тебя тут со мной не было бы, как и этой ужасной собачонки.
Между ними снова установились прежние милые дружеские отношения, но так ли это? Теперь Изабелла узнала полную таинственных глубин натуру своего мужа и, потрясенная своим открытием, стала сомневаться в собственных чувствах. Ей казалось, что никогда их отношения не будут такими, как раньше.
На следующий день Роберт начал приготовления к возвращению в Лондон, и, к собственному удивлению, Изабелла пожалела об этом. Это значило: начнется другая жизнь, придется вживаться в другой уклад. Это значило, что появится Мэриан, которая не любила ее, и Люсьен, который, может быть, слишком сильно любил ее. Все эти трудности, вероятно, незначительные с точки зрения Роберта, приобрели огромное значение для нее. Изабелле надо было собраться с силами, чтобы встретиться с ними.
Глава 12
В то холодное ветреное мартовское утро огонь в камине гостиной Мэриан горел отвратительно. Из-за порывов меняющего направление ветра в комнату попадали небольшие клубы дыма, от которого щипало глаза, в то время как спину холодил сквозняк. Она с раздражением отложила перо и, подойдя к камину, старательно перемешала угли, но пламя лишь судорожно вспыхнуло и почти сразу же сникло. А ведь трубу чистили как раз перед Рождеством. Мэриан казалось, что все в доме шло наперекосяк с тех пор, как ее брат привез жену в особняк на Арлингтон-стрит. Мэриан находила причины чувствовать себя обиженной. Только что у нее состоялся очень неприятный разговор с кухаркой.
Миссис Пратт хорошо знала себе цену. Никто из хозяев не мог найти равных ей в приготовлении великолепных суфле, восхитительных соусов и поистине волшебного холодного пудинга. Она постучала в дверь и вошла, сложив руки на необъятной груди. Ее накрахмаленный фартук был безупречен, манеры почтительны, но характер отличался упрямством и независимостью.
– Могу я переговорить с вами, леди?
– Да, конечно, миссис Пратт. В чем дело?
– Это касается той деревенской девчонки, которая приехала с молодой миссис Эрмитейдж. Гвенни Фостер.
Сердце у Мэриан оборвалось. «Ну вот, опять. Я знала, что будут неприятности, я предупреждала Роберта, но он не обратил никакого внимания. Изабелла просила за эту девушку, все остальное для него не имело значения», – с обидой подумала Мэриан.
Итак, Гвенни приехала к ним на Новый год и сразу же вызвала к себе неприязнь у кухонных работниц. Она была посторонней, и к тому же заняла оборонительную позицию. Гвенни оказалась слишком уж прямолинейной, даже осмеливалась критиковать знаменитый рецепт галантина из свинины и говядины, которым пользовалась миссис Пратт, утверждая, что галантин получается слишком густой, и что еще хуже, имела обыкновение самым раздражающим образом намекать, будто знает очень многое о своей молодой хозяйке, но категорически отказывалась удовлетворить вполне естественное любопытство прислуги.
– Я не разношу сплетни, вы это хорошо знаете, леди, – добродетельно заявила миссис Пратт, – но я считаю своим долгом сообщить, что Гвенни ворует еду из моей кладовой.
– Ворует еду! – воскликнула Мэриан. – Что это значит? Разве девушку не кормят досыта?
– Разумеется, кормят, и даже более, чем достаточно, – возмущенно сказала миссис Пратт. – Никто из моих подчиненных не голодает. Но, следует признать, делает она это не для себя. Посудомойка сказала мне, что видела, как Гвенни что-то вынесла из кладовки поздно вечером и отдала одному из этих грязных бродяг, которые сейчас толкутся повсюду, куда бы вы ни пошли.
– Многих из них уволили с армейской службы, и теперь они остались без работы и жилья, – примирительно сказала Мэриан. – Наверное, девушка пожалела одного из них.
– Может быть, – согласилась миссис Пратт. – Но это отнюдь не самое худшее. Прошлой ночью, и позапрошлой тоже, она привела одного из этих негодяев в моечную и позволила ему сидеть и есть там. Как вам это нравится? И у меня есть основания думать, что прошлой ночью он спал в конюшне. – Кухарка сделала паузу – будто от такого безобразия у нее перехватило дыхание. – Так не годится, леди. Он мог бы оказаться грабителем или еще того хуже. Нас всех могли бы зарезать прямо в постелях. Что, если хозяин уедет во Францию, и мистер Маккай с ним, а мистер Хоук отлучится на несколько дней навестить свою больную сестру? Кто останется здесь защищать нас от всяких негодяев, хотела бы я знать? Это то же самое, что добровольно открыть им дверь. Молодые горничные уже боятся, а Китти рассказывала, что мальчишка из приюта, только что поступивший на службу, дрожал и плакал всю ночь напролет. Не нравится мне это, совсем не нравится, леди.
– Да, я могу тебя понять.
Мэриан вздохнула. Ее не так просто было взволновать, и, по-видимому, в рассказе миссис Пратт многое было преувеличено. Однако этому следовало положить конец. Что-то надо предпринять.
– Хорошо, я разберусь, – сказала она наконец. – Я поговорю с леди Изабеллой, а потом и с самой девушкой.
– Очень хорошо, леди. Я не из тех, кто затевает заваруху, но посчитала своим долгом прийти и рассказать вам. Я бы никогда себе не простила, если бы случилось что-нибудь ужасное.
– Нет, конечно, нет. Спасибо, я разберусь с этим.
Оставшись одна, Мэриан позвонила Китти и послала ее за Изабеллой. В ответ услышала, что та рано утром поехала верхом в Гайд-парк и еще не вернулась.
Это тоже раздражало Мэриан. Роберт купил жене красивую дорогую лошадь. Он сам выезжал с Изабеллой, насколько работа позволяла ему выкраивать на это время.
После возвращения из Шотландии Роберта постоянно вызывали в Уайтхолл для решения вопросов, связанных с условиями мирного договора, подписание которого затягивалось из-за постоянных придирок Бонапарта по каждому малозначительному вопросу, пока, наконец, доведенные до крайней степени раздражения и понимающие, что страна теряет терпение, лорд Корнуоллис и лорд Хоуксбери не отправились в Париж с ультиматумом. В течение восьми дней должно было быть достигнуто окончательное соглашение и подписан договор, иначе все надежды рухнут и обе страны сразу же окажутся в состоянии войны, что было крайне нежелательно ни для Британии, ни для Франции. Роберта послали в Париж с миссией советника, знакомого со всеми подробностями и способного перевести на английский тончайшие нюансы, которые хитрый и беспринципный француз мог бы ввернуть. Роберт не знал точно, когда вернется.
Лишь час спустя вошла Изабелла, румяная после утренней прогулки верхом, но в глубине души встревоженная. Вызов в комнату Мэриан предвещал почти всегда замечание или упрек, высказанные сладчайшим тоном, но тем не менее чрезвычайно досадные. Она пыталась догадаться, о чем пойдет речь на этот раз.
Вместе с Изабеллой, подпрыгивая, вбежал Рори. И два спаниеля, лежавшие на прикаминном коврике, напряженно привстали, а потом снова медленно опустились на место. В первые дни у собак произошла драка, что стоило Оливеру порванного уха, Роланду – позорного бегства под диван, а Роберт, отважно разнимавший их, был сильно укушен в руку. С тех пор установилось что-то вроде перемирия, и два аристократа скромно семенили позади оборванца с Высокогорья, когда Эдуард выводил их на прогулку.
– Извините, что заставила вас ждать, Мэриан. Но я только что вернулась, – весело начала Изабелла. – Сегодня в парке было так ветрено.
– Не следует ездить одной, – проворчала Мэриан. – Я вам это говорила и раньше, и вы знаете, Роберт этого также не одобряет.
– Но Ян уехал с Робертом, а Эдуард в седле похож на мешок с картошкой. Если я могла скакать одна по болотам, то, уверена, что в парке, где довольно людно, ничего со мной не случится.
– В том-то и дело. Это не совсем прилично, вы можете привлечь нежелательное внимание.
– О, неприлично! Что это значит? – раздраженно возразила Изабелла. – Со мной никто еще не заговаривал. Это было бы забавно. – Мэриан была шокирована, а Изабелла быстро продолжила: – По какому поводу вы пригласили меня?
Она молча выслушала историю о поступках Гвенни.
– Я уверена, что этому есть какое-нибудь простое объяснение, – сказала она наконец. – Я поговорю с нею об этом.
– Пожалуйста, сделайте это как можно скорее. Я не могу допустить ухода миссис Пратт. Она одна из лучших кухарок в Лондоне.
– Думаю, до этого не дойдет.
– Будем надеяться, что нет.
Призванная в будуар Гвенни сначала бурно возмутилась:
– Я никогда не крала ни крошки. Я никогда такого не сделала бы. Я взяла лишь свою долю: пару кусков пирога, немного хлеба и сыра. Это подлая ложь, что я крала.
– Я тебе верю, Гвенни, не расстраивайся. Но для кого ты взяла еду? Кто этот человек?
Гвенни с минуту пристально смотрела на Изабеллу, потом все рассказала:
– Это Том, мисс, Том, которого забрали вербовщики много лет тому назад. Все это время он служил на одном и том же корабле, вырос до помощника капитана, а теперь, когда война подошла к концу, его уволили вместе с остальными. Но он никогда меня не забывал, ни на минуту, он сказал. Он пришел в Хай-Уиллоуз, и ему сказали, что я здесь, в Лондоне, и он с трудом добрался сюда. Потому что, знаете, он никогда не учился, как следует, писать. Неделю тому назад я увидела его, когда выводила Рори на вечернюю прогулку. Он боялся постучать, все ему казалось таким огромным, он оробел, но я его сразу узнала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67