"
Спасибо за совет - это Лоллипоп и сам знал. Он ещё в своём уме.
А потом в один из дней, когда бабушка была у Гофштеттеров, сестра на уроке музыки, а Лоллипоп в кухне, случилось вот что. В дверь позвонили. Лоллипоп пошёл открывать. На площадке стоял Эгон с протянутой рукой. Сурово глядя исподлобья, он отрезал:
"Гони монету! С тебя двадцать четыре шиллинга. У мамы сегодня день рождения!"
В "безбабушкинские" дни потрёпанный кошелёк всегда лежал на кухонном шкафчике. Утром бабушка начиняла его монетами, а Лоллипоп или сестра брали оттуда на покупки. А после засовывали чеки в боковой кармашек кошелька. Вечером бабушка подсчитывала остаток и чеки. Не было случая, чтобы она не досчиталась хоть одного гроша: Лоллипоп и сестра смотрели в оба, когда получали сдачу. При виде Эгона, стоящего на пороге с протянутой рукой, Лоллипоп взял бабусин кошелёк, извлёк двадцать четыре шиллинга и сунул их Эгону. Эгон сказал: "Порядок, мерси, давно бы так!" - и смылся.
А Лоллипоп больше часу провёл в кухне, примостившись у шкафчика, на табуретке; он придумывал, как объяснить бабушке пропажу двадцати четырёх шиллингов. Это было сложно. Почти нереально! Бабушка как пить дать скажет: "Лоллипоп, на тебя денег не напасёшься!"
В этом месяце бабушка частенько дарила ему пятишиллинговики. И не только по воскресеньям. Поскольку умные мысли не приходили, то пошёл Лоллипоп к Смешанному Отто, где уселся на мешок с картошкой. Там ему думалось особенно хорошо. Так вот, сидя и размышляя, он наткнулся взглядом на чеки, лежащие на прилавке. Чеки были белые. Но Лоллипоп глядел на них через свой "Лоллипоп", и они казались светло-зелёными. Причём на светло-зелёных чеках были пробиты разные суммы. Ведь многие, уходя из магазина, чеки оставляют.
Лоллипоп слез с мешка, сгрёб чеки. На некоторых суммы были вполне приличные, на других не бог весть какие. Нашёлся и такой, где стояло:
14,30
3,20
6,50
??
24,00
Лоллипоп воспрял духом. Он выбросил чеки в мусорное ведро. Только один, на сумму 24,00, он положил в карман. А придя домой, достал его.
Около 14,30 он написал: набор для рисования.
Около 6,50 он написал: точилка.
Около 3,20 он написал: треугольник.
Потом вложил бумажку в боковое отделение старенького кошелька. Когда вечером бабушка считала деньги, приплюсовывая чеки, Лоллипоп глаз с неё не сводил. Его чеку она уделила внимания не больше, чем любому другому. У Лоллипопа камень с души упал.
Но упал недалеко. Потому что в школе стали поговаривать: Лоллипоп якобы вернул долг Эгону. Остальные принялись пуще прежнего наседать на него. А тут ещё Эвелина рассвирепела: во всей школе никто больше не давал Лоллипопу в долг.
"Что ж, нет так нет, - пропела Эвелина, сощурив глазки, - значит, Красавчик Петер опять будет ходить со мной в кондитерскую!"
Эвелина не только заявила это. Но и осуществила. После занятий она уплыла - рука об руку - с Красавчиком Петером. Лоллипоп брёл домой в тоске и одиночестве.
Пару дней спустя тоска начала рассасываться, но Лоллипопу всё равно было скверно, потому как едва ли не каждый день раздавался звонок. На площадке стоял кто-нибудь из ребят с протянутой рукой: "Гони монету! Срочно! У мамы день рождения!"
Эгон научил ребят: "Надо к нему заявиться, он враз отдаст!" И Лоллипоп отдавал. Из старого кошелька. Теперь по вечерам бабушка обнаруживала престранные счета. 17 шилл. - стояло на одном, где рукой Лоллипопа было накарябано: "колбаса". Когда бабушке захотелось отведать семнадцатишиллинговой колбасы, Лоллипоп сказал, что колбаску он уже съел. Яблоки по 8,90 шилл. тоже подъел. А 53 шиллинга, которые сапожник взял за смену каблука, возмутили маму до глубины души.
"Это ж откровенная обдираловка, - негодовала она, - в следующий раз найдём другого!"
Сестра окрысилась на Лоллипопа из-за кока-колы.
"Каждый день по литровой бутылке! - возмущалась она. - Не жирно натощак?!"
На самом-то деле он кока-колу даже не пробовал. Её пила Фини, дочь соседки. Лоллипоп лишь препровождал Фини в универсам, где подбирал за ней чеки.
Через месяц Лоллипоп расквитался со всеми долгами. И новых не делал. С Эвелиной теперь разгуливал Красавчик Петер. Между тем Лоллипоп, хороший математик, знал с точностью до одного гроша, сколько он вытянул из бабушкиного кошелька. Двести шестьдесят пять шиллингов - вот сколько! У Лоллипопа эти злополучные двести шестьдесят пять шиллингов не шли из головы! Отвратное ощущение.
Как-то вечером, рассказывая о сослуживице, мама заметила:
"Сын у неё - отпетый мерзавец. Деньги тащит прямо из пальто, подонок этакий!"
Хоть сын сослуживицы был уже взрослым и выудил у мамаши не одну тысячу шиллингов, Лоллипоп вдруг показался себе таким же негодяем. А негодяем Лоллипоп быть никак не хотел.
На другой день - в четверг - Лоллипоп поехал в гости к Томми. Под мышкой он нёс упакованный в коробку грузовик с дистанционным управлением. Кроме него, Томми у Лоллипопа ни на что внимания не обращал.
"Двести шестьдесят пять шиллингов - и он твой", - сказал Лоллипоп.
"Давай, если хочешь", - сказал Томми. Но для надёжности спросил у мамы.
Госпожа Кронбергер сочла покупку выгодной. Из брюха свиньи-копилки она натрясла двести шестьдесят шиллингов.
Лоллипоп уехал домой раньше обычного. Нервов не хватало смотреть, как Томми не отходит от грузовика ни на шаг, приговаривая "моя машиночка". Лоллипоп зашёл к Смешанному Отто и всё ему выложил. Конечно, он не говорил: "Я Эвелине накупил всякого-якого на такую сумму, что потом я..." Лоллипоп рассказывал так: "Один из нашего класса накупил Эвелине всякого-якого на такую сумму, что потом..." Таким путём он всё и выложил Смешанному Отто! Смешанный Отто слушал, бормоча под нос:
"Бабы кого хошь с ума сведут!"
Кончив рассказ, Лоллипоп спросил:
"Что же теперь делать тому... с двумястами шестьюдесятью пятью шиллингами?"
Отто сказал:
"Он должен пойти к бабушке, сознаться, отдать деньги и попросить прощения!"
"Нет, - вскричал Лоллипоп, - всё надо уладить так, чтоб не сознаваться и прощения не просить!"
"Это меняет дело, - сказал Смешанный Отто, - раз твой приятель подкладывал чеки с большими суммами, то теперь он мог бы подкладывать чеки с меньшими!"
"Идея века, Отто", - выпалил Лоллипоп и с такой скоростью ринулся на улицу, что не услышал, как Смешанный Отто крикнул вдогонку:
"Постой, Лолли! Сдаётся мне, палка-то о двух концах!"
Вечером бабушка обнаружила в кошельке чек на 20 шиллингов с припиской: "свиные шницели". Она долго изучала бумажку, затем свиные шницели, купленные у мясника Мустера.
"Отродясь, - сказала бабушка с чувством, - восемь толстых шницелей не стоили 20 шиллингов, они стоят раза в три дороже, голову даю на отсечение! Времена, когда шницели стоили двадцать шиллингов, давным-давно канули в Лету!"
Господин Мустер, сказала бабушка, наверняка обсчитался, завтра же с утра она первым делом сходит к старику Мустеру и исправит ошибку:
"Я честная женщина, людей не обжуливаю!"
Заставить бабушку изменить решение оказалось пустой затеей. Но это ещё полбеды! Лоллипоп купил маме пару колготок из овечьей шерсти: со дня на день ожидалось похолодание. Сто шиллингов стоили шерстяные колготки. А Лоллипоп проставил всего двадцать пять. У Смешанного Отто он заимствовал наклейку с надписью: "Суперэкстра класс!" У Отто наклейка украшала сыр "Рокфор". А у него колготки, и мама была в восторге.
"Грандиозно, Лолли! - восклицала она. - Завтра купишь мне четыре пары таких колготок!"
Лоллипоп побледнел сильнее, чем после бабушкиного обещания. Столько денег для переплаты у него не оставалось! Когда он уже стал бледнее выцветшей льняной скатерти, пришла сестра и поклялась всеми святыми и собственным честным словом, что в универмаге, где Лоллипоп покупал колготки, в данное время никаких суперколготок в помине нет.
А эти, один к одному, она сама сегодня утром видела в развале у входа. И цена им сто шиллингов. Счёт от мясника тоже попался ей на глаза, она даже вскрикнула:
"У Мустера ведь кассовый аппарат, он проставляет цифры на ленте! Это не счёт от Мустера, это чек от Смешанного Отто!"
Лоллипоп был уже бледен, как свежевыпавший стерильный снег горных склонов.
"Лоллипоп, что всё это значит?" - спросила мама.
"Лоллипоп, ну-ка объясни нам!" - потребовала бабушка.
"Лоллипоп, ты что, язык проглотил?" - напирала сестра.
Но Лоллипоп стоял белый как мел, заиндевевший, словно утратил дар речи.
"Лоллипоп, что всё это значит, ну-ка, объясни нам, ты что, язык проглотил?" - хором вскричали мама, бабушка и сестра и потрясли его.
Лоллипоп на деревянных ногах прошагал к постели и, не дав объяснений, рухнул в неё. Сколько мама, бабушка и сестра не теребили, не расспрашивали его, он - ноль внимания.
"Хоть что-нибудь скажи!" - взмолилась мама.
Лоллипоп выдавил:
"Мне срочно нужен "Лоллипоп", зелёный!"
Сестра помчалась к Смешанному Отто. Лавка была на замке, пришлось звонить с чёрного хода. Вскоре она вернулась с полдюжиной зелёных "Лоллипопов". Положила их перед Лоллипопом на тумбочку.
"Ну, теперь говори", - не вытерпела уже бабушка.
Лоллипоп покачал головой. Бабушка и мама подсели на кровать. Они говорили Лоллипопу разные ласковые слова. Как об стену горох! Тогда они пошли спать.
А Лоллипоп не смыкал глаз, обсасывал шесть леденцов до зеленоватой прозрачности. Трудился до рассвета, и когда вошёл доктор - его вызвала бабушка, - Лоллипоп сидел в кровати совершенно измождённый, мертвенно-бледный, храня молчание.
"Откроем рот, молодой человек", - произнёс доктор, поднёс ночник к лицу Лоллипопа и заглянул в рот.
Доктор всегда в первую очередь осматривал у ребят горло - на предмет ангины или обыкновенного бронхита. Гортань Лоллипопа была несусветно зелёная. Шесть "Лоллипопов" расцветили её чудовищно.
"Странно, весьма странно, - пробормотал доктор и задумчиво повертел головой. - Уникально!" Он прописал Лоллипопу одно лекарство для полоскания, одно для глотания и ещё одно для шейных компрессов - им следовало смачивать полотенце.
Неделю Лоллипоп не вставал. Бабушка это время к Гофштеттерам не ходила. Она сидела рядом с кроватью и вязала свитер. В первый день зелёного бронхита она по меньшей мере раз десять спросила: "Ну, Лолли, деточка, объясни наконец, что это за дешёвые колготки и даровое мясо?"
Но Лоллипоп как воды в рот набрал. Он держал один леденец у правого глаза, другой - у левого, наставив их на бабушку. Один хорошо - два лучше, решил он про себя. На второй день зелёного бронхита бабушка всего шесть раз поинтересовалась колготками и мясом, а на третий - лишь однажды. На четвёртый день она эту тему вовсе не затрагивала. Для гарантии Лоллипоп ещё два дня не отнимал леденцы от глаз, а на седьмой вылез из кровати, достал из кармана сто пятьдесят шиллингов и молча вручил их бабушке.
"Как это понимать? - спросила бабушка. - С какой стати? Что мне прикажете де... ?"
Она осеклась на полуслове: Лоллипоп опять держал леденцы перед глазами.
"Хорошо, - сказала бабушка, - вопросов не имею. - И добавила: - Куплю себе на эту сумму шляпу, зелёную, я к ней давно приглядываюсь. - И ещё добавила: А теперь, чёрт возьми, отдери наконец от глаз эти несчастные ледышки. Сил моих больше нет!"
Лоллипоп спрятал леденцы и опять заговорил. Без умолку. Столько надо было наверстать! Он говорил о школе, и о будущих каникулах, и о бассейне. Ещё о Томми и о лавке его отца. Расспрашивал о Гофштеттерах. Но о колготках и свиных шницелях словом не обмолвился.
Лоллипоп и Леманн
Есть люди, которые собак любят, и есть люди, которые собак не любят. Лоллипоп не знал, к кому себя отнести, потому что он собак боялся. А ежели кто чего боится, тому трудно определить, любит он то, чего боится, или нет. Иногда Лоллипопу казалось: вот не боялся б я этих бестий, с удовольствием чесал бы им за ушами и дёргал слегка за хвост. А иногда Лоллипопу казалось: даже если б я их ни капельки не боялся, от них всё равно псиной разит, лай стоит круглые сутки да ещё шерсть лезет.
На Лоллипопа наводили страх не только рослые, брехливые собаки, но и карликовые, кусачие. И тихие пёсики с задумчивыми глазками, шелковистой шёрсткой, куцыми дрожащими хвостиками. Даже трусливой, игрушечной дворничихиной болонки он боялся как огня. А она едва ли крупнее морской свинки, только очень лохматая.
Ни мама, ни бабушка, ни сестра понятия не имели о великом собачьем страхе Лоллипопа. А сам он никогда об этом не говорил, считая, что ребята, боящиеся собак, - с большим приветом. Все в классе считали, что ребята, боящиеся собак, - с большим приветом. Лоллипоп до того дошёл, что поднял на смех собственную сестру, когда та с ужасом рассказала о встреченной на улице клыкастой овчарке.
"Собаки испугалась! Ой, держите меня!" - насмешничал Лоллипоп. Мама в таких случаях всегда говорила:
"Лоллипоп, радуйся, что ты такой герой и не гогочи как в цирке!" Лоллипоп только ухмылялся, делая вид, что всё ему нипочём. А сам выпытывал у сестры: "Ну-ка, что чувствует человек, который боится собак?"
"Сердце колотится как сумасшедшее, - говорила сестра, - и в горле пересыхает. Иногда прямо в дрожь бросает".
"Чепуха на постном масле!" - говорил Лоллипоп, а про себя думал: хорошо ещё, ноги не отнимаются!
Лоллипоп обходил собак за километр. Даже когда лай доносился из-за высокого, прочного забора, для безопасности он перебегал на другую сторону. Если у входа в магазин торчала хоть одна каналья, привязанная за поводок, Лоллипоп шёл в другой магазин, где собаками не пахло. А уж одноклассников, имевших собак, он не навещал ни под каким видом. Когда ему от них что-нибудь требовалось, он предпочитал мерзнуть под окнами, насвистывая марши до тех пор, пока приятели не замечали его. Когда же пути назад не было и предстояло пройти мимо собаки, Лоллипоп доставал "Лоллипоп", приставлял его к глазу и шептал, как заклинание: "Место! Сидеть!" И собаки не трогались с места, а если и трогались, то самую чуточку, повиливая хвостом.
Бабушка Лоллипопа была очень дружна с некоей госпожой Эренрайх. Два-три раза в неделю госпожа Эренрайх захаживала к бабушке в гости. А так как она неизменно приносила Лоллипопу либо пакетик с мармеладом, либо фломастер, либо альбом для рисования, то Лоллипоп всегда оживлялся, когда говорилось:
1 2 3 4 5 6 7 8