В то время как Самуил Баркер, обращенный в бегство взбешенным Анрио, искал спрятанный костюм, потом бросал в воду маскарадное одеяние и в конце концов попал в переделку с ла Виолеттом, нанесшим ему такой удар, от которого его лицо должно было надолго потерять сходство с Наполеоном, вот что происходило на перекрестке дороги в Кэ-ан-Бри и шоссе из Эмеранвиля в Комбо.Какой-то человек с обнаженной головой, запыхавшийся, словно он пробежал громадное расстояние, в растрепанной одежде, сильно жестикулировавший и извергавший какие-то непонятные слова, прерываемые рыданиями, похожий на сумасшедшего, сбежавшего из дома умалишенных, остановился у столба, указывавшего расстояния и направление дорог. Там, казалось, была цель его беспорядочного ночного бега.С бешенством расстегнув военный мундир, в который он был одет, он судорожно разорвал на груди рубашку, затем вытащил саблю, болтавшуюся в ножнах. После этого, взяв ее за клинок, он воткнул эфес в землю и, откинувшись телом назад, словно собираясь броситься с разбега, не выпуская из рук клинка, за который он придерживал саблю, он собрался всей тяжестью опуститься грудью на острие оружия… Вдруг сабля выпала из его рук. В то же время чья-то рука заставила отскочить человека, собравшегося таким образом покончить с собой.– Кто вы такой, что позволяете себе хватать меня за руку? – в бешенстве спросил Анрио.– Кто я? Друг! – ответил звучный голос.– Вы этого ничем не доказываете. Кто бы вы ни были, ступайте своей дорогой. Не мешайте мне исполнить мое намерение!– Полковник Анрио, не делайте этой глупости!– Вы меня знаете?!! – воскликнул несчастный.Это действительно был жених Алисы, который, увидев, как из комнаты его невесты выскочил человек, принятый им за императора, как безумный бросился бежать по полям.– Да, я вас знаю и хочу помешать вам умереть.– Зачем? По какому праву хотите вы помешать несчастному прекратить существование, отныне ставшее жалким и совершенно бесцельным? Вы не знаете, какое ужасное несчастье, какое отчаяние заставляет меня желать смерти!– Может быть, мне более, чем вы думаете, известны причины, побуждающие вас сделать непоправимую глупость, – продолжал тот же голос. – Полковник Анрио, я ваш друг, но вы меня не знаете. Мое имя граф де Мобрейль. Я имею честь быть несколько знакомым с герцогиней Данцигской, которая и навела меня на ваш след. Мы с ней расстались не больше часа назад.– В этом вопросе герцогиня не может быть судьей. Меня низко обманули. Жизнь стала для меня невыносимой. Час моего освобождения и забвения пробил – из простого человеколюбия не отдаляйте его! Благодарю вас за великодушное вмешательство, граф де Мобрейль, но вы ничем не можете помочь мне. Повторяю, идите своей дорогой и предоставьте мне освободиться от моих страданий!– Но сперва выслушайте меня! Ведь вы всегда успеете покончить с собой, – убедительным тоном возразил Мобрейль. – Я также знаю, что значит измена, что значит горе; поверьте, люди никогда не раскаиваются, если отсрочили на несколько минут исполнение рокового решения. Если, выслушав меня, вы все-таки останетесь при своем намерении, я не буду больше останавливать вас, даю вам слово. Я тотчас же удалюсь; но надеюсь, что после того как вы меня выслушаете, мы будем продолжать наш путь вместе.– Так говорите же! Только не отговаривайте меня! Вы также должны меня выслушать; тогда вы будете в состоянии судить, не будет ли для меня смерть благодеянием, единственным выходом из ужасного положения, в которое меня поставила непреодолимая судьба.– Присядем вон на тот камень и побеседуем как старые друзья, даже как два брата, потому что я чувствую к вам огромную симпатию и хочу сперва спасти вам жизнь, а потом помочь вам отомстить за себя.– Отомстить? – воскликнул Анрио совсем другим тоном, цепляясь за неожиданную надежду. – Да, вы правы, – уныло продолжал он, – месть велит жить. Она дает силы переносить оскорбления, заставляет смертельно раненного подняться, под влиянием минутного подъема энергии схватить пистолет и, зажимая рану, прицелиться, убить врага и пасть рядом с ним. Но для меня мщение невозможно, и… я должен умереть.– Как знать? – с ударением произнес Мобрейль. – Садитесь же сюда и откройте мне свое сердце!Анрио сел на камень и начал свою исповедь: для него было страшным ударом встретить Наполеона под окнами Алисы. Мобрейль высказал предположение, что, может быть, это был вовсе не император, что в темноте Анрио легко мог ошибиться; но молодой человек не допускал никаких сомнений: он совершенно ясно видел Наполеона. Зачем пришел он к открытому окну Алисы, если не затем, чтобы овладеть ею? Может быть, она уже давно была его любовницей! Недаром она закричала при неожиданном появлении Анрио, так радовавшегося отмене данного ему поручения. О, как он был слеп! И как она была коварна! Вероломство, порочность – под маской невинности! Трудно было ему поверить в измену, но ведь он видел собственными глазами!Сначала он пришел в ярость и, обнажив саблю, бросился на нежданного соперника; он не думал, что перед ним император: он видел только человека, укравшего у него его Алису, разбившего его счастье. Он нанес удар, по-видимому, неудачный! Сабля только задела платье, его соперник, кажется, бежал. Все представления перемешались в его мозгу; он помнил только, что не убил. В смятении, не отдавая себе отчета, он бросился бежать по полям, пока не достиг перекрестка и этого камня, которые почему-то наметил себе целью.Среди хаоса мыслей, вихрем проносившихся в его голове, ярко выделялась только одна – умереть!По временам он останавливался, стараясь спокойно обдумать то, что произошло; но все казалось так ясно, его несчастье так несомненно! Алиса обманула его! Значит, она не любила его? Значит, и их детская дружба, и волнение Алисы при их встрече в Берлине, и счастливое время после ее возвращения в семью Лефевр, и ее ласковые слова, и улыбки, и их общие мечты о будущем – все, все было лишь иллюзии, дым, ложь, обман! Она любила другого, и кто же был этот другой?! Тот, кто не мог иметь соперников, – император! Значит, Алиса увлеклась славой и могуществом властелина, покорявшего все сердца? Это невозможно! Сколько женщин до нее так же не могли устоять против искушения и сколько их будет еще!Императором руководило только мимолетное желание, каприз: сорвав мимоходом росший на его пути цветок, он бросит его, даже не дожидаясь, чтобы он увял. Положим, бывали примеры, что женщина не покорялась Наполеону: достаточно было, чтобы в ее сердце жила любовь, делавшая ее сильной, непобедимой.– Нет Алиса не любила меня! – с гневом и с болью в сердце повторял Анрио. – Она не должна была уступить!И он снова продолжал путь, строя удивительные планы, придумывая неосуществимые выходы из сложившегося положения и припоминая мельчайшие подробности последнего вечера. Алиса не сводила взора с императора; это было понятно: он так велик, так прекрасен, так приковывает к себе общее внимание! Но и сам император также почти все время смотрел на Алису. Тогда Анрио был далек от ревнивых подозрений, теперь же он отлично понимал, что Наполеон не мог бы так смотреть на Алису, если бы между ними не было тайного согласия. Теперь ему стали понятны насмешливые взгляды некоторых гостей и усиленные восхваления его красавицы невесты. «Император, конечно, пригласит ее на приемы в Тюильри, – говорили эти дерзкие льстецы, – там ее красота произведет сенсацию». И Анрио еще более страдал от мысли, что другие предвидели его несчастье и теперь, может быть, уже рассказывали о нем.Так вот почему император неожиданно дал ему поручение – явно ненужное, так как его вскоре отменили: просто надо было удалить его, чтобы свидание могло состояться; только он слишком рано вернулся! Анрио готов был проклинать свою поспешность, благодаря которой император, предупрежденный криком Алисы, успел покинуть комнату. У Анрио сердце разрывалось на части, когда воображение рисовало ему все подробности свидания. Если бы он вернулся позже, дав своему могущественному сопернику время удалиться, он и теперь ничего не подозревал бы, он мог бы еще быть счастлив.Нет! Лучше было все узнать теперь же: рано или поздно истина открылась бы. Захваченная на месте преступления, Алиса не могла отрицать свою вину; да она и не пыталась. Конечно, его несчастье безгранично, но для него было бы еще ужаснее, если бы он позднее узнал, что женился на любовнице Наполеона! Может быть, его даже заподозрили бы в низком расчете! Нет, судьба оказала ему услугу, дав возможность вовремя оказаться у окна Алисы. Эта прихоть влюбленного не имела даже никакого основания, так как он был уверен, что Алиса уже спит.Да, хорошо, что он вернулся: теперь он знал, он сам видел, у него были доказательства! Сомнений не могло быть. И ничего нельзя было исправить; Алиса потеряна для него, потеряна навсегда!И в глубине сердца Анрио все настойчивее звучало: «Надо умереть!»Мобрейль молча, с циничной усмешкой слушал признания, прерываемые рыданиями и жалобами. Его интрига удалась. Первый приступ возбуждения миновал; рассказав о своих страданиях, Анрио почувствовал облегчение, и не было причины опасаться нового порыва. Теперь несчастный был во власти Мобрейля, который мог по своему желанию направить его безграничное отчаяние. Обманутая любовь, раздраженное самолюбие, оскорбленное доверие – все это делало Анрио похожим на человека, который потерпел кораблекрушение и которому в темноте неожиданно бросили канат. Этот-то канат и собирался бросить ему Мобрейль. Но схватится ли за него утопающий? Не предпочтет ли он утонуть, презирая дальнейшую борьбу и не имея сил продолжать свое жалкое существование?Осторожно, но очень определенно нарисовал Мобрейль картину будущего, ожидающего отныне Анрио как человека, посягнувшего на жизнь императора и этим поставившего себя вне закона. Наполеон не сможет простить это офицеру своей армии. Ввиду обстоятельств, сопровождающих покушение, дело не предадут огласке, но в одну прекрасную ночь Анрио будет схвачен и под надежной охраной водворен в какую-нибудь мрачную крепость на острове Св. Маргариты или на Эксе. И никто никогда не услышит о нем; он будет вычеркнут из числа живых. Его жалобы заглушат толстые стены; всякая попытка к бегству кончится его смертью. Неужели он доставит Наполеону удовольствие опозорить невесту своего офицера, обмануть доверие одного из своих вернейших слуг и в конце концов жестоко наказать этого им же самим оскорбленного честного солдата, которому он разбил жизнь? Да разве не унизительно добровольно исчезнуть таким образом, предаться отчаянию и даже не отомстить человеку, покрывшему его голову позором?– Человек сильный, мужественный никогда не поступил бы так, как вы хотите поступить, полковник Анрио, – тоном сурового порицания сказал в заключение соблазнитель.– Что же вы сделали бы на моем месте? – тихо спросил Анрио.– Я уже сказал вам: я отомстил бы.– Мстить? Да разве я могу? Наполеону мстить невозможно!– Возможно, если сильно захотеть.– Предположим, что я захотел бы…– Надо хотеть энергично!!– Я буду энергичен! – твердо сказал Анрио.Человеческая душа подобна подвижной призме: все фазы страсти поочередно отражаются в ней, как краски солнечного спектра. Кроваво-красная месть заменила черное пятно самоубийства. Мало-помалу Анрио начал чувствовать, что возвращается к жизни: у него снова явилась цель, он не умрет в придорожном рву. Когда впереди ждет месть, существование, хотя бы и безрадостное, все-таки выносимо. Слова Мобрейля осветили Анрио его судьбу с новой стороны. Да, Наполеон обманул его, забывая его заслуги, не стесняясь грубо загрязнить чистую душу Алисы. Злоупотребив своей властью, хитростью добившись цели, он соблазнил ту, которую Анрио любил, которая готовилась быть его женой. Бедная девочка, вероятно, не так виновата, как казалось! Кто знает, сколько обещаний, лжи, лести, даже угроз было пущено в ход, прежде чем она уступила?И мало-помалу гнев против Алисы уступил у Анрио место ненависти против Наполеона.Мобрейль наблюдал за этой переменой чувств, которую он предвидел, на которую рассчитывал подобно механику, уверенному в правильности своих рычагов и спокойно следящему за движениями машины. Он больше не сомневался в успехе: душа Анрио уже вступила на предназначенный ей путь: молодой человек был в его руках, безропотный, почти уже покорившийся и готовый беспрекословно слушаться его предначертаний.«Пусть только в его руке окажется кинжал, пистолет, флакон с ядом; пусть этому орудию чужой воли предоставят идти по намеченному пути, – и пистолет, яд и кинжал достигнут цели, и, может быть, если все будет благоприятствовать, – с тобой будет наконец покончено, Наполеон! – злобно усмехаясь, думал Мобрейль. – Самуил Баркер, как видно, хорошо выполнил свою роль, и Нейппергу не придется раскаиваться, что он одолжил мне этого полезного негодяя».И с твердой уверенностью в скорой победе он ухватился за слова, сорвавшиеся с дрожащих губ Анрио.– Энергии недостаточно, – медленно сказал он. – Кроме сильной души тому, кто собирается идти мстить, необходима еще твердая воля, которая не сломится в последний, решительный момент, подобно плохой стали. Наконец необходимо иметь определенный план, организацию, систему. Что вы собираетесь делать, мой юный друг?– Я буду слушаться вас! Советуйте! Я сделаю все, что вы скажете. Я хочу отомстить Наполеону!– Вполне одобряю вас. Но с моей стороны было бы нечестно поощрять вас, не указав на ожидающие вас трудности, которые под влиянием вполне законного негодования вы не предвидите. Я хладнокровнее вас, притом у меня нет причин так спешить, и я угадываю предстоящие вам опасности: я вижу стены, которые при первых же шагах преградят вам дорогу и, может быть, скроют от ваших глаз цель.– Кто, как я, ненавидит и жаждет мщения, для того не существует неодолимых препятствий; никакая опасность не помешает мне достичь намеченной цели. Граф! Если бы не вы, если бы не та надежда, которую вы зажгли в моем сердце как путеводный огонек и которая поможет мне спастись от полного крушения, я теперь лежал бы там, на дороге, с пронзенным сердцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33