Джэксон сосчитал ступени, благоговейно ступая по ним. Он любил Авраама Линкольна, преклонялся перед его мужеством и умом.
Когда вышли, Сидней пожелал сфотографироваться на фоне дворца. Норисон поманил пальцем, и несколько фотографов ринулись к ним. Защелкали аппаратами.
– Пока вы приедете домой, там будут уже эти снимки, – заверил фотограф, записывая в блокнот адреса.
– Линкольн был великим человеком, но и он иногда ошибался, – сказал Норисон.
Джэксон с удивлением посмотрел на патрона. Так говорить о выдающемся президенте – кощунство!
– Вы шутите, мистер Норисон?
– Нет, вполне серьезно. Да. Представь себе, наш величайший американец сказал: «Бродить с места на место мало толку».
– Ну и что же?
– А то, что мы вот с тобой исколесили почти всю страну и от бродяжничества только выиграли! – Норисон раскатисто засмеялся. – И толк есть и доллары!
Сиднею почему-то было не смешно, хотя в словах патрона была правда.
3
Весна 1912 года была теплой, солнечной. Ее освежающее дыхание чувствовалось всюду, даже на рабочих окраинах Нью-Йорка, где в заасфальтированных дворах появились одинокие травинки. Их топтали и давили колесами. Но они, израненные, упрямо тянулись к солнцу. А рядом, на шикарной Парк-авеню, садовники старательно стригли кустарник, подрезали ветки деревьев, высаживали цветы.
По вечерам на улицах появлялись продавщицы первых весенних цветов и проститутки.
Владельцы яхт проводили время на океанском побережье и берегах Гудзона, Генри Форд, конкурируя с крупными автомобильными компаниями, выпустил первую крупную партию дешевых автомашин.
После поездки по Западу и Югy Сидней Джэксон около месяца жил в Нью-Йорке. Норисон поместил его в одном из роскошных отелей в Манхеттене, рядом с Бродвеем, между Уолл-Стритом и Пенсильванским вокзалом.
Тренировался он в большом спортивном зале центрального клуба Христианского союза молодых людей.
В часы, когда тренировался Сидней Джэксон, в спортивном зале собиралось много народу. Среди любителей спорта часто можно было видеть журналистов и знатоков бокса, которые приходили посмотреть черновую работу Джэксона.
Он трудился с воодушевлением. Максуэлл с секундомером в руках руководил его действиями. Старый мастер знал, что можно и чего нельзя показывать публике. Не выдавая своих секретов тактической подготовки и отработки коронных серий ударов, он так умело строил тренировку, что эффект получался потрясающий. Во-первых, он удивлял всех продолжительностью, во-вторых, разнообразием упражнений, в-третьих, строгим соблюдением времени, разбивкой его на раунды. Через каждые три минуты следовал минутный отдых.
Сидней, уже привыкший к фотографированию, не обращал внимания на вспышки магния. Журналистам нравилось это, но особенно их привлекала отзывчивость и простота боксера. Он охотно, не в пример многим спортивным звездам, выполнял их просьбы, принимал различные позы, улыбался или хмурился. Сидней понимал, что каждый из них выполняет свою работу, зарабатывает свои деньги. Зачем же мешать им?
Тренировка кончалась поздно. Сидней долго и старательно мылся под теплым душем, потом растирал тело лохматым полотенцем. Приятная усталость только повышала сознание силы. Мышцы рук и ног, груди, брюшного пресса повиновались любому приказанию, напрягались и расслаблялись, перекатываясь чугунными шарами под эластичной и порозовевшей от растирания кожей. Какую взрывную силу они таят в себе!
Сидней, не скрывая удовольствия, позволял журналистам хлопать кулаками по своему животу.
– Броня! – воскликнул спортивный комментатор газеты «Нью-Йорк тайме», пожилой, но молодящийся и еще красивый мужчина. – Клянусь Колумбом, настоящая броня!
– А ну, дай я попробую, – вперед протиснулся плечистый щеголь из завсегдатаев клуба. – Можно? У меня бронебойный кулак.
– А если не пробьешь, – сказал Сидней, – тогда я тебя один разок… согласен?
Щеголь, прикусив язык, попятился.
– На таких условиях не согласен. Нет, нет!
4
В конце апреля Сиднею позвонил брат. Иллай настоятельно просил обязательно прийти домой тридцатого числа.
– Дома все в порядке, но ты нужен. Понимаешь, нужен!
– Кому это нужен?
– Такие вещи по телефону не говорят, – в голосе старшего брата звучали нотки раздражения. – Если не можешь, лучше сразу откажись. Будем знать.
– Кто это будет знать?
– Мы все. Профсоюз химиков.
– Теперь ясно, – Сидней улыбнулся. – Кончу тренировку и приду.
– Хорошо, Сид. Будем ждать!..
Однако выполнить свое обещание Сидней не смог. Утром тридцатого апреля в номер отеля явился Норисон.
– Собирайся. Внизу ждет машина. Довольно рекламных тренировок. Пора за дело!
– Вы заключили хороший контракт?
– Еще нет, мальчик, но все идет к тому, чтобы заключить. Так что тебе надо по-настоящему, – он понизил голос, – тренироваться. Скажу по секрету, на этот раз твоим противником будет один из сильнейших боксеров Америки.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1
Через несколько часов Джэксон находился уже далеко от Нью-Йорка. Машина мчалась по широкому бетонированному шоссе и увозила его из города на ферму Норисона.
Дорога была довольно длинной, и Сидней, откинувшись на заднюю спинку мягкого кресла «линкольна», думал об Иллае. Брат, видимо, обидится. Но что он мог сделать? Позвонил домой, предупредил маму. Не будет же он, Сидней, ради какого-то профсоюзного собрания портить отношения с Норисоном!
На ферме его встретил мистер Джордж. Он, видимо, был предупрежден. Попыхивая трубкой, управляющий приветливо поздоровался и провел боксера в его комнату. Там было все по-старому, словно он и не уезжал отсюда.
Джэксон принял теплый душ и вышел в гостиную. Жена управляющего, розовощекая и полная Бесси, уже накрыла стол.
– Садись, Сидней, садись. Я тебя часто вспоминала, особенно по утрам, когда печь растапливала. Уж поверь мне, лучше тебя никто дрова не колол!
Джэксон улыбнулся, пододвинул к себе чашку с бульоном:
– Сегодня же вечером приготовьте мой колун. Я тоже соскучился по такой работе.
– Что ты, Сидди! – Бесси всплеснула руками. – Сегодня отдохни: устал с дороги. Есть нарубленные. Я просто к слову вспомнила.
К обеду пришел управляющий. Он ел много и шумно. Когда была уничтожена курица, Бесси подала любимое блюдо Сиднея: гречневые блинчики и кленовую патоку.
– Я словно чувствовала, что ты приедешь, – сказала она.
– Спасибо за блинчики, – ответил Сидней, наливая себе в чашку из кувшина тягучую жидкость. – Я так давно их не ел!
– Кушай на здоровье.
После плотного обеда хотелось побыть одному, полежать, отдохнуть. Но управляющий, по-видимому стосковавшийся по людям, не отпускал боксера. Он выбил свою массивную трубку, набил ее табаком и повел Джэксона показывать хозяйство, хвастаться новшествами, которые он ввел. Его гордостью был коровник. Тут его хозяйственная смекалка проявлялась наиболее ярко. Джэксон не узнал коровника, который словно вырос. Он стал двухэтажным.
– А как же коровы забираются на второй этаж? – удивился боксер.
Управляющий, видимо, ждал такого вопроса. Он усмехнулся в усы и молча пригласил следовать за ним. По небольшой лестнице они поднялись наверх. Второй этаж предназначался для кормов. Тут лежали спрессованные тюки сена, просторная тачка для перевозки силосной массы, мешки с кормовой мукой.
– Осторожнее, не провались в кормушки, – предупредил управляющий.
По обеим сторонам вдоль стен темнели отверстия. Потом они прошли по всему верху, и Джордж распахнул двери, широкие, как ворота. Боксер снова изумился. Со второго этажа вниз вел широкий помост, по которому свободно мог проехать фургон.
– Такой спуск и с другой стороны, – рассказывал управляющий. – Теперь корм доставляем прямо наверх и там разгружаем. А когда приходит время кормить скотину, с этим делом справляются всего два человека. Они идут вдоль стен и спускают в отверстия над кормушками сено, силос или другой корм.
Джэксон слушал его и невольно вспоминал о брате. Тот действительно, будь он на месте Сиднея, смог бы по достоинству оценить изобретательность и усовершенствования управляющего. «Иллая бы на такую ферму, – подумал боксер. – Он тоже не хуже Джорджа сумел бы хозяйничать».
2
На следующий день утром прибыл Максуэлл. С ним вместе приехали двое незнакомых. Один, старший по возрасту, был кряжист, приземист, в его коротко остриженных волосах уже утвердилась седина. Другой был выше ростом, хорошо сложен, смуглолиц, черные вьющиеся волосы ниспадали на высокий лоб.
Максуэлл долго и восторженно мял Сида в своих объятиях, хлопал ладонями по спине и, словно что-то вспомнив, лукаво сощурил глаза:
– Угадай, что я тебе привез?
– На такие вещи я не способен, – ответил, шутя, Сидней.
– А все же?
– Не знаю, – Джэксон пожал плечами.
– Не догадываешься?
– Нет.
– Нет?
– Ну хватит разыгрывать, Мики, – взмолился Сидней.
– Тогда пляши победный танец индейцев! – Максуэлл сделал паузу и выдохнул. – Норисон заключил контракт с менажером Харвея Таунсенда!
Джэксон не поверил ушам.
– Ты… ты не шутишь?
– Провалиться мне на этом месте, если лгу! Могу даже сообщить, по секрету конечно, дату встречи, – тренер встал в позу и придал своему голосу торжественность: – Матч между нынешним чемпионом Америки Харвеем Таунсендом и знаменитым боксером Сиднеем Джэксоном состоится четвертого июля.
– О, в день национального праздника?
– Ну да! Один из вас этот день действительно будет праздновать.
– Гип-гип, ура! – рявкнул Джэксон и, обхватив тренера, приподнял его и легко закружил.
Приезжие стояли в стороне и молча наблюдали. Кряжистый скептически улыбался, а в больших черных глазах смуглолицего сквозила затаенная зависть, похожая на грусть.
Максуэлл представил их Сиднею.
– Знакомься, это твои спарринг-партнеры.
Кряжистый с достоинством назвал свое имя:
– Оргард Джефрис.
– Джефрис? – спросил Сидней, пожимая протянутую руку. – Я знал одного боксера с такой фамилией. У него была, как писали газеты, кличка Кувалда. Я тогда был мальчишкой и страстно мечтал стать таким же знаменитым боксером.
На круглом приплюснутом лице Оргарда появилась теплота. Ветеран ринга был польщен. Он сказал:
– Оказывается, мы давно знаем друг друга.
– Так вы и есть тот самый Кувалда?
– Тот самый. И я постараюсь сделать все возможное, чтобы твоя мечта, наконец, осуществилась.
Второго боксера звали Фиорелло Боноски. Он был американцем итальянского происхождения. За его плечами не было больших побед и громких титулов, но, как Сидней убедился впоследствии, Боноски обладал незаурядными способностями и превосходной техникой.
Спарринг-партнеров поместили в нижнем этаже, в небольшой комнате, расположенной под гостиной. Максуэлл составил расписание тренировок и учебно-тренировочных поединков. Управляющий наметил работу, которую должны выполнять приехавшие. Во всем этом чувствовалась незримая воля главного хозяина, мистера Норисона. Тот не любил напрасно тратить деньги. Джэфрис и Боноски не только были партнерами Сиднея, выполняя роль живых тренировочных мешков, но еще и трудились на ферме в качестве подсобных рабочих.
Думал ли когда-нибудь Сидней о том, что ему придется встретить Оргарда Джефриса, знаменитого Кувалду, да еще в такой незавидной роли!
Невольно нахлынули воспоминания детства. Как давно это было! Сидней снова видел себя обтрепанным и босоногим. Вместе с таким же, как и он, Жаком Рэнди они, затаив дыхание, перелистывали страницы спортивного журнала, который принес в школу Блайд, сын владельца универсального магазина. Тогда, кажется, Джефрис должен был встречаться с негром Рольсоном. Сидней хорошо помнит, что он вместе с Жаком болел за Рольсона, не зная, что тот – чернокожий. Перебирая в памяти давно минувшие дни, Сидней грустил. Он с жалостью смотрел на Джэфриса.
Жизнь на ферме текла размеренно и однообразно. Один раз в три дня Джэксон надевал пухлые перчатки, которые были в два раза тяжелее обычных, боевых, и перепрыгивал через канаты ринга. Применяя тяжелые перчатки, тренер преследовал две цели. Во-первых, он смягчал удары Сиднея, достававшиеся спарринг-партнерам. Во-вторых, увеличивая тяжесть рукавиц, он, таким образом, усиливал физическую нагрузку на мышцы рук, что, бесспорно, укрепляло и повышало выносливость.
Партнеры выходили на ринг по очереди. Они натягивали на головы защитные кожаные шлемы, набитые войлоком и морской травой, шнуровали перчатки и по сигналу Максуэлла вели бой в заданном темпе, проводили определенные серии ударов, защищались или атаковали. Максуэлл с секундомером в руках носился вокруг ринга или стоял в тени и отдавал указания, настойчиво требуя, чтобы поединок проходил, как он говорил, с «душой» и по своей напряженности был близок к предстоящему матчу.
Джэксон добросовестно выполнял указания тренера и так энергично работал руками, что его опытные спарринг-партнеры скоро выдыхались. Как они ни старались, но устоять перед натиском Сиднея им не удавалось. Отработает три раунда Боноски и, тяжело дыша, опускается на скамью под дубом, а его место на ринге занимает Оргард. Так, сменяя друг друга, они сначала проводили двенадцатираундовые поединки, потом Максуэлл, постепенно увеличивая нагрузку, довел количество раундов до двадцати четырех.
Боксировать с итальянцем было легко, особенно при отработках отдельных тактических приемов. Фиорелло вкладывал в каждый раунд весь свой темперамент и, казалось, неистощимый запас терпения. Он обладал быстрой реакцией и сообразительностью, сразу вникал в замысел тренера и добросовестно старался выполнить его. Он никогда не забывался и во время боя успевал следить и за действиями Сиднея. Если у того не все гладко получалось, он в ходе поединка давал правильные пояснения, добрые советы и всячески помогал молодому боксеру.
Отдельные звенья комбинаций Фиорелло повторял бессчетное количество раз, до тех пор, пока Сидней не усваивал их. Естественно, что Максуэлл по достоинству оценил способности Боноски и поручал ему самые сложные задачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38