Обращался в сайт Водолей
И. Шуваловым (1711–1762). Из них можно было стрелять картечью, и они давали большое рассеяние огня.
В пехоте насчитывалось три гвардейских и сорок шесть армейских полков. Каждый полк делился на три батальона, а каждый батальон на пять рот: четыре мушкетерских и одну гренадерскую. В мушкетерской роте числилось 150 человек, в гренадерской – 200 человек. Основным вооружением пехотинца было ружье. Вес ружья равнялся 14 фунтам, вес пули – 8 золотникам.
Как в самой организации русской армии были свои сильные и слабые стороны, так и в отношении ее командных кадров приходится отметить значительную пестроту. Были командиры невежественные в военном деле, бок о бок с ними были опытные, мужественные и способные офицеры.
Богатые дворяне стремились в гвардию в поисках легкой карьеры. Офицеры вели жизнь изнеженную, роскошную, изобилующую развлечениями.
Такова была русская армия в момент появления в ней Суворова. Ослабляемая привносимыми, чуждыми ее духу порядками, лихоимством и невежеством многих чинов командного состава, эта армия ждала своего полководца, который мог бы объявить решительную борьбу всевозможным организационным неустройствам и дать выход скрытым возможностям, дремлющим богатырским силам.
* * *
Что представлял собой Семеновский полк, когда в него прибыл семнадцатилетний капрал Александр Суворов?
Местом расположения полка являлась Семеновская слобода в С.-Петербурге, простиравшаяся от реки Фонтанки до Шушерских болот (близ Пулкова). Слобода была разбита на перспективы (проспекты) и прямые улицы; каждой роте был отведен особый участок, на котором строились дома, отнюдь не напоминавшие казармы. В комнате помещалось обычно четыре человека. Многие жили семьями, и в приказах того времени нередко можно найти разрешения лицам разного звания селиться у своих родственников – солдат и офицеров.
В полку было много дворян, что и определяло как отношение к нему общества, так и необременительный характер службы.
Одна из льгот, предоставлявшихся солдатам из дворян, заключалась в разрешении жить на вольных квартирах, вне черты расположения полка. Суворов воспользовался этим правом и поселился у своего дяди, капитана-поручика Преображенского полка; там он жил в течение всего периода своей солдатской службы, за исключением первых 1?-2 лет, когда он, по собственному желанию, проживал в казарме вместе с солдатами из крепостных.
Таким образом, служебное положение солдат-дворян в гвардии не было тяжелым. Тем более это относится к гвардейским унтер-офицерам. Унтер-офицер резко отличался от простых солдат хотя бы и дворянского происхождения и мог даже посещать иногда придворные балы.
Но Суворов не отдалился от «нижних чинов», он не замкнулся в узком кастовом кругу. В нем не было презрительного высокомерия выросших в хоромах дворян, до зрелых лет полагавших, что хлеб растет на полях в готовом виде. Изнеженность и праздность были ему непривычны и не привлекали его. Он охотно общался с «солдатством». Несомненно, что отличавшее его впоследствии умение подойти к солдату, вдохновить и увлечь за собою во многом проистекало от этого длительного соприкосновения с солдатской массой. В этом сближении с солдатами Суворов сам подвергся сильному влиянию солдатской среды. Здравый смысл, чувство юмора, умение довольствоваться малым, мужество, лишенное театральных эффектов, – все эти свойства сближали Суворова с солдатами, во многом определяя его нравственную физиономию. Тогда же, вероятно, у него начало складываться убеждение в необходимости применения такой боевой тактики, которая наиболее отвечала бы национальным особенностям русского солдата – стойкости, храбрости и выносливости.
Но все-таки он оставался для солдат дворянином, хотя и несравненно более близким и понятным, чем другие начальники. С высшими дворянами, своими сослуживцами, он не сближался. Почти каждый из них имел свою квартиру, шикарный выезд, ливрейных слуг. Что было делать в этой обстановке небогатому капралу из среднепоместных дворян, не имеющему ни денег, ни титулов, а главное, не расположенному к подобному образу жизни?
Время, которое его сотоварищи проводили за картами и вином, он проводил за книгами. Суворов занимался дома и в полковой школе. Не пренебрегал он и полковой службой, неся дежурства, аккуратно посещая учения, работая в казарме.
Он был в полку на хорошем счету. В конце 1749 года, то есть через два года по прибытии в полк, он был произведен в подпрапорщики, а в 1751 году – в сержанты. Высокая оценка Суворова начальством сказалась и в том, что с первых месяцев своей службы Суворов начал получать почетные командировки. В мае 1748 года он был включен в сводную команду Преображенского и Семеновского полков для торжественного «провожания» военного корабля в Кронштадте, неоднократно бывал командирован в Москву.
Характерно, что даже ценившие Суворова начальники, а тем более его сотоварищи, относились к нему с некоторым недоумением. Им казались странными его пристрастие к солдатам, его демократические взгляды и вкусы; непонятны были и прилежание в занятиях и добросовестность в службе. Среди разгульных гвардейцев он был какой-то белой вороной. «Чудак», пожимали плечами юные дворяне, и полковое начальство втайне соглашалось с ними.
В 1750 году Суворов был назначен бессменным ординарцем к одному из первых лиц в полку, члену полкового штаба, генерал-майору Соковнину. Последовавшее вскоре производство в сержанты состоялось, по-видимому, по инициативе Соковнина. Соковнин же выдвинул кандидатуру Суворова для посылки за границу в качестве курьера с депешами. Этого было нетрудно добиться благодаря знанию Суворовым иностранных языков. Командировка длилась с марта по октябрь 1752 года. Суворов посетил Вену и Дрезден. Он с интересом осматривал чужие страны, но, находясь впервые на чужбине, остро осознал, как дорога ему родина. В Пруссии он повстречал русского солдата. «Братски, с истинным патриотизмом расцеловал я его, – вспоминал об этом впоследствии Суворов, – расстояние состояний между нами исчезло. Я прижал к груди земляка». Уже в этой сцене проглядывает в молодом сержанте будущий полководец, за которым охотно шли солдаты, видя, что перед лицом служения родине для него не существует «расстояния состояний».
Время шло, а Суворов все еще не был произведен в офицеры. Служебную репутацию он имел хорошую, так что единственную причину этого можно видеть в существовавшей тогда общей медлительности производства: многие дворяне дожидались офицерского патента по десяти-пятнадцати лет. Имело значение и то, что он поздно начал службу. Иные сверстники Суворова в то время были уже генералами: Румянцев получил генеральский чин на двадцать втором году жизни, Н. Салтыков – на двадцать шестом, Репнин – на двадцать девятом и т. д. Впоследствии, когда Суворов «взял реванш», обогнав всех этих блестящих генералов, он с удовлетворением говорил:
– Я не прыгал смолоду, зато теперь прыгаю. Наконец 25 апреля 1754 года – через шесть с лишним лет после прибытия в полк – Суворов был произведен в поручики. 10 мая того же года последовало назначение его в Ингерманландский пехотный полк.
Образ жизни Суворова, его замкнутость, строгое соблюдение выработанных им для себя правил создали ему репутацию «чудака». Однако внимательный наблюдатель мог заметить, что этот тщедушный, странный молодой человек был незаурядной личностью. Ближайший начальник Суворова, капитан его роты, неоднократно говорил о нем:
– Этот чудак сделает что-нибудь чудное.
II. На полях Пруссии
В Ингерманландском полку Суворов провел два года. Службе он отдавал мало времени; серые полковые будни с кое-как проводимыми ученьями, с неизбежно следовавшими за ними экзекуциями, с мелкими дрязгами офицеров – все это претило ему. Едва прибыв в полк, он ушел в отпуск (в мае 1754 г.) и поселился в поместье отца. Иногда, послушный отцовской воле, он помогал Василию Ивановичу в хозяйстве, вел хлопоты в «присутственных местах». Но по-прежнему он пользовался каждой свободной минутой, чтобы продолжать свое самообразование, изучал историю, инженерное и артиллерийское дело, уделял много времени литературе. В этот период Суворов перечитал произведения лучших писателей и поэтов того времени и на протяжении всей дальнейшей жизни охотно цитировал их. В процессе чтения он нередко делал выписки. «Я верю Локку, – говорил он, – что память есть кладовая ума; но в этой кладовой много перегородок, а потому и надобно скорее укладывать, куда следует».
Долгое время Суворову приписывали авторство двух «Разговоров в царстве мертвых»: Кортеца с Монтецумой и Александра Македонского с Геростратом. Эти произведения, подписанные инициалами А. С., были напечатаны в 1756 году в издававшемся при Академии наук первом русском журнале «Ежемесячные сочинения». Слог и стиль этих сочинений имеют мало сходства с чеканным, лаконическим стилем, которым отличался впоследствии язык Суворова.
В настоящее время ряд литературоведов-архивистов (Л. Модзалевский, Г. Гуковский) приводят веские доводы в пользу того, что автором этих «Разговоров» является А. П. Сумароков.
Занятия хозяйственными и литературными делами не остановили служебного продвижения Суворова. В начале 1756 года он был назначен обер-провиантмейстером в Новгород, через десять месяцев – генерал-аудитор-лейтенантом с состоянием при Военной коллегии, еще через месяц произведен в премьер– майоры. Таким образом, вместе с повышением в чине Суворов был переведен со строевой службы на хозяйственную и юридическую. По-видимому, в этом сказалось влияние его отца, имевшего крупные связи в интендантстве, занимавшего там заметное положение и по-прежнему не одобрявшего стремление сына к боевой службе. Впрочем, Суворов и на этом посту извлек для себя пользу, так как сумел на практике ознакомиться с постановкой снабжения армии.
В 1756 году Россия вступила в Семилетнюю войну, и для Суворова открылась, наконец, возможность «понюхать пороху».
Сделавшаяся только в XVII веке независимым государством и в начале XVIII века ставшая королевством, Пруссия вела агрессивную, захватническую политику. При вступлении на трон Фридриха II (1740) население Пруссии состояло всего из 4 миллионов человек. Однако, так как еще отец Фридриха II, король Фридрих-Вильгельм I (1713–1740), большую часть государственных средств тратил на военные цели, это маленькое государство имело сильную армию (в большинстве случаев наемную); войска были подвижны и обладали первоклассным для того времени вооружением. Наконец, они являлись послушным инструментом в руках энергичного полководца, обладавшего неограниченной властью. Все это делало прусскую армию грозной для ее более отсталых противников. «…военная организация Фридриха Великого была наилучшей для своего времени», отмечал Энгельс. Однако, поскольку эта организация покоилась на палочном режиме юнкерской монархии, на отрыве от народных масс, которых Фридрих не привлекал к защите страны даже в самые опасные моменты, она несла в себе зародыши своей гибели. Армия Фридриха, пополнявшаяся путем найма «ландскнехтов», а также посредством вербовки и принудительной поставки рекрутов, держалась только беспощадной муштрой и мертвящей, свирепой дисциплиной. При всей внешней организованности эта армия, лишенная идейных стимулов, страдала отсутствием подлинно боевого духа, отсутствием готовности самоотверженно сражаться. Через полвека, при столкновении с более передовой, на иных началах построенной армией, прусская организация потерпела полное поражение; Иена и Ауэрштедт были тому свидетелями. Эти битвы закончились блестящими победами Наполеона и полным разгромом пруссаков. Но в середине XVIII века Пруссия еще представляла собой мощную военную силу, и только русская армия сумела выдержать ее натиск и нанести ей сокрушительные удары.
Захватническую, агрессивную политику Фридриха II поддерживали прусские землевладельцы-крепостники, а также прусское купечество. Цель этой политики была ясна: «округлить» прусские владения, захватить выгодные торговые центры и овладеть прилегающими промышленными областями.
Вскоре после своего вступления на престол Фридрих вторгся в богатую австрийскую область Силезию и завладел ею.
Хотя захват этот произошел без всяких к тому оснований (если не считать непомерных аппетитов прусского короля), Фридрих, опираясь на содействие Франции, добился признания захвата Силезии со стороны других держав. Использовав таким образом французскую помощь, Фридрих II совершил крутой поворот: в 1756 году он заключил союз с Англией. Для всех было очевидно, что этот союз есть лишь этап в осуществлении новых захватнических планов Фридриха, который в общественном мнении уже твердо снискал себе, по выражению английского историка Маколея, репутацию «политика, лишенного вместе и нравственности и приличия, ненасытного хищника, бесстыдного изменника».
В противовес англо-прусской коалиции возникла другая коалиция, в составе Франции, Австрии, России и некоторых менее крупных государств. Наследник русского престола, Петр Федорович являлся горячим почитателем и приверженцем Фридриха. Вокруг него группировались поступивший на русскую службу вюртембергский уроженец генерал Тотлебен и ряд других пришлых немецких военных, не всегда компетентных в военном деле, отличавшихся наглым пренебрежением ко всему русскому и очень падких на золото. Елизавета Петровна и ее ближайшее окружение придерживались последовательной политики, непримиримой по отношению к прусскому агрессору Но императрица была тяжко больна, и это вдохновляло сторонников пронемецкой партии, надеявшихся на то, что после смерти Елизаветы произойдет изменение внешней политики.
В конце лета 1756 года Фридрих вторгся в Саксонию. Предательская внезапность нападения и большой численный перевес обеспечили ему быстрый успех. Дрезден был занят, саксонский курфюрст вынужден был бежать, а четырнадцатитысячная саксонская армия капитулировала, причем Фридрих насильственно включил саксонских солдат в ряды своей армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
В пехоте насчитывалось три гвардейских и сорок шесть армейских полков. Каждый полк делился на три батальона, а каждый батальон на пять рот: четыре мушкетерских и одну гренадерскую. В мушкетерской роте числилось 150 человек, в гренадерской – 200 человек. Основным вооружением пехотинца было ружье. Вес ружья равнялся 14 фунтам, вес пули – 8 золотникам.
Как в самой организации русской армии были свои сильные и слабые стороны, так и в отношении ее командных кадров приходится отметить значительную пестроту. Были командиры невежественные в военном деле, бок о бок с ними были опытные, мужественные и способные офицеры.
Богатые дворяне стремились в гвардию в поисках легкой карьеры. Офицеры вели жизнь изнеженную, роскошную, изобилующую развлечениями.
Такова была русская армия в момент появления в ней Суворова. Ослабляемая привносимыми, чуждыми ее духу порядками, лихоимством и невежеством многих чинов командного состава, эта армия ждала своего полководца, который мог бы объявить решительную борьбу всевозможным организационным неустройствам и дать выход скрытым возможностям, дремлющим богатырским силам.
* * *
Что представлял собой Семеновский полк, когда в него прибыл семнадцатилетний капрал Александр Суворов?
Местом расположения полка являлась Семеновская слобода в С.-Петербурге, простиравшаяся от реки Фонтанки до Шушерских болот (близ Пулкова). Слобода была разбита на перспективы (проспекты) и прямые улицы; каждой роте был отведен особый участок, на котором строились дома, отнюдь не напоминавшие казармы. В комнате помещалось обычно четыре человека. Многие жили семьями, и в приказах того времени нередко можно найти разрешения лицам разного звания селиться у своих родственников – солдат и офицеров.
В полку было много дворян, что и определяло как отношение к нему общества, так и необременительный характер службы.
Одна из льгот, предоставлявшихся солдатам из дворян, заключалась в разрешении жить на вольных квартирах, вне черты расположения полка. Суворов воспользовался этим правом и поселился у своего дяди, капитана-поручика Преображенского полка; там он жил в течение всего периода своей солдатской службы, за исключением первых 1?-2 лет, когда он, по собственному желанию, проживал в казарме вместе с солдатами из крепостных.
Таким образом, служебное положение солдат-дворян в гвардии не было тяжелым. Тем более это относится к гвардейским унтер-офицерам. Унтер-офицер резко отличался от простых солдат хотя бы и дворянского происхождения и мог даже посещать иногда придворные балы.
Но Суворов не отдалился от «нижних чинов», он не замкнулся в узком кастовом кругу. В нем не было презрительного высокомерия выросших в хоромах дворян, до зрелых лет полагавших, что хлеб растет на полях в готовом виде. Изнеженность и праздность были ему непривычны и не привлекали его. Он охотно общался с «солдатством». Несомненно, что отличавшее его впоследствии умение подойти к солдату, вдохновить и увлечь за собою во многом проистекало от этого длительного соприкосновения с солдатской массой. В этом сближении с солдатами Суворов сам подвергся сильному влиянию солдатской среды. Здравый смысл, чувство юмора, умение довольствоваться малым, мужество, лишенное театральных эффектов, – все эти свойства сближали Суворова с солдатами, во многом определяя его нравственную физиономию. Тогда же, вероятно, у него начало складываться убеждение в необходимости применения такой боевой тактики, которая наиболее отвечала бы национальным особенностям русского солдата – стойкости, храбрости и выносливости.
Но все-таки он оставался для солдат дворянином, хотя и несравненно более близким и понятным, чем другие начальники. С высшими дворянами, своими сослуживцами, он не сближался. Почти каждый из них имел свою квартиру, шикарный выезд, ливрейных слуг. Что было делать в этой обстановке небогатому капралу из среднепоместных дворян, не имеющему ни денег, ни титулов, а главное, не расположенному к подобному образу жизни?
Время, которое его сотоварищи проводили за картами и вином, он проводил за книгами. Суворов занимался дома и в полковой школе. Не пренебрегал он и полковой службой, неся дежурства, аккуратно посещая учения, работая в казарме.
Он был в полку на хорошем счету. В конце 1749 года, то есть через два года по прибытии в полк, он был произведен в подпрапорщики, а в 1751 году – в сержанты. Высокая оценка Суворова начальством сказалась и в том, что с первых месяцев своей службы Суворов начал получать почетные командировки. В мае 1748 года он был включен в сводную команду Преображенского и Семеновского полков для торжественного «провожания» военного корабля в Кронштадте, неоднократно бывал командирован в Москву.
Характерно, что даже ценившие Суворова начальники, а тем более его сотоварищи, относились к нему с некоторым недоумением. Им казались странными его пристрастие к солдатам, его демократические взгляды и вкусы; непонятны были и прилежание в занятиях и добросовестность в службе. Среди разгульных гвардейцев он был какой-то белой вороной. «Чудак», пожимали плечами юные дворяне, и полковое начальство втайне соглашалось с ними.
В 1750 году Суворов был назначен бессменным ординарцем к одному из первых лиц в полку, члену полкового штаба, генерал-майору Соковнину. Последовавшее вскоре производство в сержанты состоялось, по-видимому, по инициативе Соковнина. Соковнин же выдвинул кандидатуру Суворова для посылки за границу в качестве курьера с депешами. Этого было нетрудно добиться благодаря знанию Суворовым иностранных языков. Командировка длилась с марта по октябрь 1752 года. Суворов посетил Вену и Дрезден. Он с интересом осматривал чужие страны, но, находясь впервые на чужбине, остро осознал, как дорога ему родина. В Пруссии он повстречал русского солдата. «Братски, с истинным патриотизмом расцеловал я его, – вспоминал об этом впоследствии Суворов, – расстояние состояний между нами исчезло. Я прижал к груди земляка». Уже в этой сцене проглядывает в молодом сержанте будущий полководец, за которым охотно шли солдаты, видя, что перед лицом служения родине для него не существует «расстояния состояний».
Время шло, а Суворов все еще не был произведен в офицеры. Служебную репутацию он имел хорошую, так что единственную причину этого можно видеть в существовавшей тогда общей медлительности производства: многие дворяне дожидались офицерского патента по десяти-пятнадцати лет. Имело значение и то, что он поздно начал службу. Иные сверстники Суворова в то время были уже генералами: Румянцев получил генеральский чин на двадцать втором году жизни, Н. Салтыков – на двадцать шестом, Репнин – на двадцать девятом и т. д. Впоследствии, когда Суворов «взял реванш», обогнав всех этих блестящих генералов, он с удовлетворением говорил:
– Я не прыгал смолоду, зато теперь прыгаю. Наконец 25 апреля 1754 года – через шесть с лишним лет после прибытия в полк – Суворов был произведен в поручики. 10 мая того же года последовало назначение его в Ингерманландский пехотный полк.
Образ жизни Суворова, его замкнутость, строгое соблюдение выработанных им для себя правил создали ему репутацию «чудака». Однако внимательный наблюдатель мог заметить, что этот тщедушный, странный молодой человек был незаурядной личностью. Ближайший начальник Суворова, капитан его роты, неоднократно говорил о нем:
– Этот чудак сделает что-нибудь чудное.
II. На полях Пруссии
В Ингерманландском полку Суворов провел два года. Службе он отдавал мало времени; серые полковые будни с кое-как проводимыми ученьями, с неизбежно следовавшими за ними экзекуциями, с мелкими дрязгами офицеров – все это претило ему. Едва прибыв в полк, он ушел в отпуск (в мае 1754 г.) и поселился в поместье отца. Иногда, послушный отцовской воле, он помогал Василию Ивановичу в хозяйстве, вел хлопоты в «присутственных местах». Но по-прежнему он пользовался каждой свободной минутой, чтобы продолжать свое самообразование, изучал историю, инженерное и артиллерийское дело, уделял много времени литературе. В этот период Суворов перечитал произведения лучших писателей и поэтов того времени и на протяжении всей дальнейшей жизни охотно цитировал их. В процессе чтения он нередко делал выписки. «Я верю Локку, – говорил он, – что память есть кладовая ума; но в этой кладовой много перегородок, а потому и надобно скорее укладывать, куда следует».
Долгое время Суворову приписывали авторство двух «Разговоров в царстве мертвых»: Кортеца с Монтецумой и Александра Македонского с Геростратом. Эти произведения, подписанные инициалами А. С., были напечатаны в 1756 году в издававшемся при Академии наук первом русском журнале «Ежемесячные сочинения». Слог и стиль этих сочинений имеют мало сходства с чеканным, лаконическим стилем, которым отличался впоследствии язык Суворова.
В настоящее время ряд литературоведов-архивистов (Л. Модзалевский, Г. Гуковский) приводят веские доводы в пользу того, что автором этих «Разговоров» является А. П. Сумароков.
Занятия хозяйственными и литературными делами не остановили служебного продвижения Суворова. В начале 1756 года он был назначен обер-провиантмейстером в Новгород, через десять месяцев – генерал-аудитор-лейтенантом с состоянием при Военной коллегии, еще через месяц произведен в премьер– майоры. Таким образом, вместе с повышением в чине Суворов был переведен со строевой службы на хозяйственную и юридическую. По-видимому, в этом сказалось влияние его отца, имевшего крупные связи в интендантстве, занимавшего там заметное положение и по-прежнему не одобрявшего стремление сына к боевой службе. Впрочем, Суворов и на этом посту извлек для себя пользу, так как сумел на практике ознакомиться с постановкой снабжения армии.
В 1756 году Россия вступила в Семилетнюю войну, и для Суворова открылась, наконец, возможность «понюхать пороху».
Сделавшаяся только в XVII веке независимым государством и в начале XVIII века ставшая королевством, Пруссия вела агрессивную, захватническую политику. При вступлении на трон Фридриха II (1740) население Пруссии состояло всего из 4 миллионов человек. Однако, так как еще отец Фридриха II, король Фридрих-Вильгельм I (1713–1740), большую часть государственных средств тратил на военные цели, это маленькое государство имело сильную армию (в большинстве случаев наемную); войска были подвижны и обладали первоклассным для того времени вооружением. Наконец, они являлись послушным инструментом в руках энергичного полководца, обладавшего неограниченной властью. Все это делало прусскую армию грозной для ее более отсталых противников. «…военная организация Фридриха Великого была наилучшей для своего времени», отмечал Энгельс. Однако, поскольку эта организация покоилась на палочном режиме юнкерской монархии, на отрыве от народных масс, которых Фридрих не привлекал к защите страны даже в самые опасные моменты, она несла в себе зародыши своей гибели. Армия Фридриха, пополнявшаяся путем найма «ландскнехтов», а также посредством вербовки и принудительной поставки рекрутов, держалась только беспощадной муштрой и мертвящей, свирепой дисциплиной. При всей внешней организованности эта армия, лишенная идейных стимулов, страдала отсутствием подлинно боевого духа, отсутствием готовности самоотверженно сражаться. Через полвека, при столкновении с более передовой, на иных началах построенной армией, прусская организация потерпела полное поражение; Иена и Ауэрштедт были тому свидетелями. Эти битвы закончились блестящими победами Наполеона и полным разгромом пруссаков. Но в середине XVIII века Пруссия еще представляла собой мощную военную силу, и только русская армия сумела выдержать ее натиск и нанести ей сокрушительные удары.
Захватническую, агрессивную политику Фридриха II поддерживали прусские землевладельцы-крепостники, а также прусское купечество. Цель этой политики была ясна: «округлить» прусские владения, захватить выгодные торговые центры и овладеть прилегающими промышленными областями.
Вскоре после своего вступления на престол Фридрих вторгся в богатую австрийскую область Силезию и завладел ею.
Хотя захват этот произошел без всяких к тому оснований (если не считать непомерных аппетитов прусского короля), Фридрих, опираясь на содействие Франции, добился признания захвата Силезии со стороны других держав. Использовав таким образом французскую помощь, Фридрих II совершил крутой поворот: в 1756 году он заключил союз с Англией. Для всех было очевидно, что этот союз есть лишь этап в осуществлении новых захватнических планов Фридриха, который в общественном мнении уже твердо снискал себе, по выражению английского историка Маколея, репутацию «политика, лишенного вместе и нравственности и приличия, ненасытного хищника, бесстыдного изменника».
В противовес англо-прусской коалиции возникла другая коалиция, в составе Франции, Австрии, России и некоторых менее крупных государств. Наследник русского престола, Петр Федорович являлся горячим почитателем и приверженцем Фридриха. Вокруг него группировались поступивший на русскую службу вюртембергский уроженец генерал Тотлебен и ряд других пришлых немецких военных, не всегда компетентных в военном деле, отличавшихся наглым пренебрежением ко всему русскому и очень падких на золото. Елизавета Петровна и ее ближайшее окружение придерживались последовательной политики, непримиримой по отношению к прусскому агрессору Но императрица была тяжко больна, и это вдохновляло сторонников пронемецкой партии, надеявшихся на то, что после смерти Елизаветы произойдет изменение внешней политики.
В конце лета 1756 года Фридрих вторгся в Саксонию. Предательская внезапность нападения и большой численный перевес обеспечили ему быстрый успех. Дрезден был занят, саксонский курфюрст вынужден был бежать, а четырнадцатитысячная саксонская армия капитулировала, причем Фридрих насильственно включил саксонских солдат в ряды своей армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41