Человеку, не пережившему каторгу и ссылку, трудно представить себе состояние этих людей в тот час, когда до их сознания дошло, что рухнул режим насилия и они вдруг обрели свободу.
Не выдержали нервы Николая Романовича Шагова, одного из депутатов-большевиков. Так до смерти и не восстановился его рассудок. Близкие товарищи были потрясены этим несчастьем.
Годы каторги тянулись как вечность, а годы ссылки прошли быстро. Так по крайней мере казалось Юрию Гавену. На всю жизнь остались в памяти седой Енисей и товарищи по совместной борьбе.
Февральская резолюция
В те первые дни свободы митинги созывали каждый день, и они затягивались до полуночи. Их созывали все местные организации социалистических и демократических партий, споривших между собой за влияние в народных массах. Большевики выступали на всех митингах, призывали кончать войну, разоблачали оборончество. Трудящиеся охотно шли на митинги. Измолчавшийся при царизме народ как бы сразу обрел дар речи. Коренные рабочие-сибиряки пели «Марсельезу» с таким чувством, будто этот гимн был для них своим со времен Великой французской революции.
3 марта 1917 года на первом легальном собрании Гавен был избран председателем Минусинского комитета большевистской организации. Он становится редактором большевистской газеты «Товарищ». Вскоре Гавена избирают председателем Минусинского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Секретарем Совета депутатов работает Арменуи. В дни корниловского контрреволюционного мятежа Гавен был членом Минусинского комитета общественной безопасности и спасения революции. Он стал также одним из организаторов народной революционной милиции и одним из первых организаторов местных профессиональных союзов.
С первых шагов Февральской революции большевики все теснее связывались с солдатами Минусинского гарнизона, среди которых еще летом 1916 года была организована небольшая партийная группа. Вопреки запрету начальника воинской команды капитана Шашина Юрий Гавен, Александр Спундэ и другие большевики проникли в казармы и быстро нашли общий язык с рядовыми солдатами. Когда Шашин запретил военнослужащим участвовать в выборах в солдатский комитет, выборы все-таки были проведены, а Шашина вскоре арестовали и выслали из Минусинска. Были арестованы все бывшие полицейские и жандармы.
День за днем сплачивались местные большевики, крепя связь с трудящимися, выдвигая людей из народа к руководству общественными организациями. Для партийных активистов создавались кружки.
Среди руководителей Минусинского Совета были товарищи, учившиеся у Гавена еще в дореволюционных подпольных партийных кружках: кузнец Кузьма Трегубенков, сельский учитель К. И. Гидлевский, рабочий Катков, редактор «Известий Минусинского Совета депутатов» Михаил Сафьянов и другие. Они составляли костяк организации. Минусинский Совет под руководством Гавена вел борьбу со спекуляцией, взял на учет все товары в магазинах и на оптовых складах. Управление рудниками «Юлия» и «Улень» было передано в руки рабочих комитетов, чтобы сломить саботаж капиталистов и администрации копей и рудников. Политическая жизнь в крае била ключом. Заседания Совета проходили при большом стечении рабочих и солдат. Гавен умел дать отпор наскокам меньшевиков и эсеров, показать полную несостоятельность их позиции. В результате последовательно революционной линии руководства Совета росло влияние большевиков во всем уезде. Гавен выезжал на Черногорский и Калягинский рудники, на Изыхские копи, налаживал связь с шахтерами.
Когда Временное правительство объявило Ленина и большевиков германскими шпионами, комиссар Временного правительства в Минусинске эсер Тарелкин, чтобы «не отстать» от центральных властей, начал травлю ссыльных большевиков и объявил Юрия Гавена и Генриха Бруно тоже германскими шпионами. Бруно, высококвалифицированный заводской рабочий, бывший ссыльный, был председателем Минусинского Совета до избрания Гавена на этот пост. Тарелкин и эсеры «произвели» Гавена в балтийского барона и «наделили» его огромнымн латифундиями. Более того, враги революции распространяли слухи о том, будто Гавен никакой не политический ссыльный, а попал на каторгу как уголовник. Враги надеялись подобными инсинуациями подорвать авторитет Гавена и других большевистских деятелей среди масс.
Дошло до того, что на обратном пути делегации с губернского крестьянского съезда в Красноярске на пароходе была предпринята попытка расправиться с Гавеном. Только решительное вмешательство солдата Шаповалова и других делегатов крестьянского съезда спасло ему жизнь. Во время этой травли были убиты большевики Крюков и Беспалов. Открытая классовая борьба достигала большого накала.
Резко выступая против травли Ленина и большевиков за их призывы к братанию с немецкими солдатами на фронтах империалистической войны, Горький утверждал, что на Ленина и большевиков за это молиться следует, ибо делают они великое и святое дело.
2 сентября в Минусинске состоялась большая демонстрация против корниловщины, прошедшая под большевистскими лозунгами: «Долой корниловщину!», «Долой контрреволюцию», «Долой смертную казнь!» Гавен выступил с речью на общегородском митинге под открытым небом.
В сентябре среднесибирский съезд Советов избрал Гавена делегатом на Всероссийское демократическое совещание, состоявшеся во второй половине сентября в Петрограде. В наказе, принятом 7 сентября 1917 года, написанном при участии Гавена, среднесибирский съезд Советов предложил своим делегатам потребовать перехода всей власти в руки Советов и безотлагательного созыва Всероссийского съезда Советов для решения вопроса о власти.
18 сентября большевики огласили на Демократичесюж совещании декларацию с требованием отмены частной собственности на землю, передачи всех помещичьих, казенных и монастырских земель крестьянским комитетам; национализации промышленности и введения рабочего контроля на предприятиях; немедленного предложения демократического мира всем державам и народам; безотлагательного созыва чрезвычайного съезда Советов для организации центральной власти. Большевики разоблачили соглашательскую политику меньшевиков и эсеров, сторонников коалиции с буржуазными партиями.
В. И. Ленин, скрывавшийся от ищеек Временного правительства, в письмах ЦК партии предлагал делегатам-большевикам демонстративно уйти с совещания и направиться на заводы и фабрики для агитации против Демократического совещания и для прямой подготовки масс к вооруженному восстанию. Ленин указывал, что Демократическое совещание придумано социал-соглашателями для отвлечения масс от серьезных вопросов борьбы за власть. Он считал ошибкой участие большевиков в совещании и открыто писал об этом .
Вместе с другими делегатами Гавен пошел на предприятия с призывами к рабочим в духе декларации большевиков, оглашенной на Демократическом совещании. Настроения питерских рабочих не оставляли сомнений в том, что партия права, нацеливая массы на свержение Временного правительства и переход всей власти к Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
Гавен участвовал во всех заседаниях большевистской фракции Демократического совещания, состоявшихся в Смольном и в Александрийском театре.
В Петрограде Гавен встретился со многими старыми товарищами, работавшими в столице. Радостной была встреча с Ансом, избранным председателем Нарвского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
В бурлившей столице Гавен имел встречи с видными большевиками, знавшими его со времени V съезда партии или по каторге и ссылке. Мало кто из политических ссыльных остался после революции в Сибири. Со дня амнистии они устремились в родные места или в столицы.
Гавен собирался обратно в Минусинск, чтобы отчитаться перед избирателями. Но когда он пришел в Центральный Комитет партии за директивами, секретарь ЦК Елена Дмитриевна Стасова совершенно неожиданно предложила ему ехать в Севастополь. Она показала ему груду писем в ЦК партии от председателя севастопольской организации Н. И. Островской и других крымских товарищей, которые просили ЦК прислать им в помощь стойких большевистских организаторов, пропагандистов, агитаторов и опытных лекторов. Островская писала в ЦК по нескольку раз в неделю, просила помочь людьми. Она очень опасалась, что соглашательские партии одержат верх на выборах в Учредительное собрание. Она писала, что вынуждена прекратить прием новых членов в партию, ибо нечего набирать их, если организация не имеет пропагандистов, способных в короткий срок воспитать новичков в духе партийной программы и устава. Примерно такие же письма поступали тогда из Симферополя, Евпатории, Керчи и других городов Крыма.
Вопрос был решен. Перед отъездом Гавен беседовал со Свердловым. Яков Михайлович сказал: «Вопрос о взятии власти – вопрос считанных дней… Во всех крупных центрах пролетарские силы вполне созрели… На юге, в особенности в Крыму, дела обстоят плохо. Там наблюдается засилие меньшевиков и эсеров. Ваша задача: превратить Севастополь в крепость революции, в революционный базис… Севастополь должен стать Кронштадтом юга». Гавену вручили мандат ЦК партии и посоветовали во всем сообразовываться с местными условиями. С отъездом пришлось спешить – поезда тогда шли медленно.
Одновременно с Гавеном ЦК направил в Крым замечательного большевика Николая Арсеньевича Пожарова – матроса-балтийца, бывшего питерского рабочего. Он, как и Гавен, никогда раньше в Крыму не жил.
Отвечая на письма Н. И. Островской, Е. Д. Стасова писала; «В скором времени в Севастополь прибудут товарищи, которые смогут наладить партийную работу и закрепить наше влияние… Гавен… несомненно, может провести любую кампанию и быть ответственным работником на любом посту… Гавен мог бы восполнить вам недостающего лектора». А Гавен не знал об этой аттестации, не думал ни о каких постах. Он ехал в совершенно новый для него край, ехал без всяких средств. Весь его багаж – небольшой тюк литературы да еще огромная ноша – чувство ответственности перед партией.
Революция в Крыму
Русские и украинцы составляли половину коренного населения полуострова, на котором исстари обитали многие национальные меньшинства и этнические группы. Среди них: армяне, болгары, греки, евреи, караимы, крымчаки, латыши, ногайцы, немцы, татары, турки и тюрки, чехи, эстонцы и другие. Почти восемь десятых всей земли, садов и лесов принадлежало помещикам, казне, церкви и купцам. Все крестьянские наделы вместе не превышали одной пятой части земельного фонда края. Притом кулачество и зажиточные колонисты имели в своем пользовании четыре пятых всей крестьянской земли. Половина всех крестьян были вовсе безземельными арендаторами-испольщиками, полубатраками, сверх того были еще тысячи батраков – людей, пришлых из России на отхожий промысел и сезонные сельскохозяйственные работы (косовицу, сбор плодов и пр.).
Половина населения жила в городах. Среди городского люда только тысяч сорок рабочих промышленных предприятий и десятки тысяч кустарей, не пользовавшихся наемной рабочей силой. Это вся прослойка трудящихся в море мелкой и крупной буржуазии края. Девять десятых рабочих – русские и украинцы.
К началу октября 1917 года в Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов большинство шло за меньшевиками и эсерами. Они господствовали в городских думах и управах, в земствах и кооперативах, в различных союзах. За меньшевиками и эсерами шла почти вся интеллигенция. Они имели свои газеты «Прибой» и «Вольный юг». В краевой либеральной газете «Южные ведомости» сотрудничали журналисты и публицисты – члены соглашательских партий. А среди местных большевиков почти не было интеллигенции. Не было и своей газеты.
Большевистские организации были молодые, малочисленные, лишь в сентябре 1917 года порвавшие с крымской объединенной организацией РСДРП. В Севастополе же организация большевиков существовала с мая 1917 года и насчитывала человек триста. Меньшевиков было более пяти тысяч, эсеров – около тридцати тысяч. В Симферополе было меньше ста большевиков. Примерно такое же соотношение сил сложилось во всей губернии. Исключение составляла Евпатория, куда после революции на лечение попало много социал-демократов с довоенным партстажем. Здесь под руководством Жана Миллера, активного участника революции и одного из организаторов вооруженного восстания 1905 года в Латвии, удалось в сентябре месяце выбрать в партийный комитет только большевиков.
Лидеры меньшевиков и эсеров – местные уроженцы и старожилы, учителя, врачи, адвокаты, литераторы – пользовались значительной популярностью в народе. Деятели большевиков – все почти пришлые люди, не имели прочных связей с местным населением. Ян Булевский, Ян Тарвацкий, Алексей Познанский, Оскар Лиепинь и другие попали в Крым после амнистии прямо с каторги и ссылки. Станислав Новосельский, Жан Миллер, вернувшись из эмиграции, были в мае 1917 года направлены Центральным Комитетом партии в Евпаторию, а Надежда Ильинична Островская прибыла в Севастополь в начале августа. Среди видных большевиков старожилом был лишь Дмитрий Ильич Ульянов, служивший в Таврическом земстве с дореволюционного времени.
В начале октября к приезду Гавена симферопольская организация большевиков ютилась в союзе мельничных рабочих, а собрания устраивала в молельне менонитов на Троицкой улице в безлюдной части Старого города. Все симферопольские организации социалистических партий имели помещения для комитетов и фракций в бывшем губернаторском доме на Лазаревской улице; у большевиков же своего помещения не было.
8 первый же день Гавен потребовал от Симферопольского исполкома, чтобы большевикам тоже отвели комнату в губернаторском доме, притом попросторнее. Эсеро-меньшевистские руководители ответили отказом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26