Стихи и проза, лед и пламень, чего-то там и камень.
Ну вот, а говорил, стихов не любит!
Несмотря на все выкрутасы, начальником он оказался, на мой взгляд, превосходным: распоряжения отдавал четкие, не надоедал контролем, хвалил, если у меня что-то получалось лучше, чем предложил он. Еще он с удовольствием поедал мои плюшки, ко мне не приставал, хотя я не один раз ловила на себе его одобрительный мужской взгляд. Он никогда не интересовался тем, как я провожу свободное время, и я решила, что не слишком интересую его, как женщина. Меня это не огорчило. В свободную минуту он часто разгадывал кроссворды, и в вопросах литературы и искусства я стала для него авторитетом. Мы оба от общения друг с другом получали удовольствие, обсуждали прочитанные книги и фильмы. Мне нравилось слышать его мысли по поводу и без, хотя он всегда предупреждал, что это его «штучное мнение».
Алена мне смертельно завидовала. У ее начальника лозунг «Бабы – дуры» был руководящим и определяющим, и ее, Алену, он ел поедом. Это притом, что Алена знала два языка, работником была, в отличие от большинства офисных барышень, толковым и грамотным.
Она заедала обиды моим печеньем, и жаловалась:
– Представляешь, вчера я в его тексте исправила кое-что, он там слово «в связи» написал слитно с предлогом и через два «и», так он прямо рассвирепел. А вы тут живете, как шерочка с машерочкой, даже завидно, честное слово. И ты еще не можешь человеку сделать приятное, и обращаться к нему по имени и на «ты».
Действительно, я старалась избегать того, чтобы обращаться к Павлу Андреевичу вообще, так как хорошо помнила его предупреждение, но пересилить себя не могла. Кажется, его это и развлекало, и сердило одновременно.
Меня выручил случай.
Март сменил апрель, ознаменовавшийся холодными, злыми ветрами.
Мелкий дождь упорно поливал землю, не оставляя своей монотонностью даже надежд на то, что когда-нибудь наступит весна. Все ходили хмурые, простуженные. Даже мой начальник загрустил, перестал подшучивать над нами с Аленой.
Вечером, собираясь домой, он пожаловался на головную боль и ломоту в теле.
– Знаешь, как будто меня избили. Даже кожа болит, когда к ней касаешься. И есть совершенно не хочется. Что за черт?
Я подошла к нему, притянула за уши вниз, и потрогала губами лоб. Встревожено сказала:
– Слушай, Павел, у тебя температура. Езжай домой, выпей на ночь Фервекс, мне обычно в самом начале болезни это помогает.
Он со странным выражением продолжал стоять возле меня.
Тихо сказал:
– Вот видишь, и ничего страшного.
Только тут я поняла, что легко прошла барьер своей стеснительности, и засмеялась.
Влетела Алена, позвала меня:
– Не копайся! Валерка нас вызвался отвезти по домам, но будет ругаться, если мы не выйдем сию минуту.
Мне показалось, что Павел с неудовольствием посмотрел на нее.
Утром он на работу не явился, и я позвонила ему на домашний номер.
Трубку взяла женщина, и, на мою просьбу пригласить Павла Андреевича, ответила, что он болен, сейчас уснул. Сама она убирает в его квартире два раза в неделю, сегодня пришла, а он дома. Врача Павел вызвать не позволил, а сам никаких лекарств не пьет.
– Ему так плохо? – только и спросила я.
– Конечно, плохо. Он говорил, когда-то за границей работал, теперь его иногда трясет, просил, чтоб я не боялась, а укрыла его потеплее, все пройдет. – Женщина заколебалась, но потом спросила: – А вы ему кто будете?
– Я сотрудница. Боевая подруга.
Она обрадовалась:
– Раз подруга, может, приедете сюда, а? Хотя бы после обеда? Совестно человека одного оставлять в таком состоянии. А я уберусь, и мне идти надо, у меня дома полный лазарет, муж с гриппом слег, и у свекрови давление.
Я решилась в секунду.
– Давайте адрес.
Быстро растолкала все дела, предупредила Лену и Ирину Тимофеевну, что начальник заболел, и я еду его проведать. Обе ему посочувствовали, надавали мне кучу советов.
В обед я пробежалась по магазинам, заскочила в аптеку, и через час вошла в подъезд его дома. Меня придирчиво допросил парень в камуфляжной форме, дежуривший внизу, и, только после того, как Мария Ивановна подтвердила по телефону мои полномочия, проводил к лифту, поднеся пакеты.
Она встретила меня у лифта уже в пальто, помогла войти в квартиру, сунула запасные ключи и через пару секунд после того, как щелкнул замок закрывшейся за ней двери, я услышала шум работающего лифта.
Я разулась у порога, повесила в шкаф пальто и занесла пакеты в кухню. На цыпочках прошлась по квартире, огляделась.
Квартира Павла впечатляла. Дорогая мебель, удобные диваны, роскошные ковры и картины в тяжелых рамах. Правда, по отсутствию безделушек и дамской косметики в ванной заметно, что женщины в квартире отсутствуют. В кабинете на стене висел портрет молодой светловолосой женщины и Павла, он обнимал ее за плечи, она хохотала. Снимок делали где-то в горах, оба были в спортивных костюмах, белозубые, загорелые.
Я подумала, что неизвестно еще, как Павел отнесется к моему вторжению в частную жизнь, а уж рассматривание портретов ему явно не понравится.
Прошла дальше по коридору и наугад отворила одну дверь. Видимо, это была гостевая спальня, потому что там никого не было.
В соседней комнате, с плотно задернутыми портьерами на окнах, на широченной кровати спал Павел. Я тихо прикрыла за собой дверь.
Я догадалась захватить с собой джинсы и любимую майку, которые остались в шкафу на работе с тех времен, когда я наводила порядки в кабинете. Переодевшись в свободной спальне и аккуратно развесив офисный костюм, вернулась в кухню.
Поставила вариться бульон из домашней курицы, приобретенной мной на рынке, приготовила клюквенный морс из мороженых ягод. Нарезала салат в стеклянную мисочку, но заправлять не стала. Хотела нажарить котлет, вдруг у Павла проснется аппетит, но потом подумала, что жареного ему точно есть не стоит, и приготовила кастрюльку тефтелей.
Павел все еще спал, а за окном уже темнело.
Сварила себе кофе и прошла в гостиную. На журнальном столике обнаружились сразу три пульта, и я с трудом, но разобралась с телевизором. Поразвлекавшись со множеством незнакомых мне каналов спутниковой тарелки, я выбрала старую отечественную комедию «Укротительница тигров».
Утонув в удобных диванных подушках, я поджала под себя ноги, и, кажется, задремала.
Открыв глаза, засмеялась.
В дверях гостиной стоял весь всклокоченный и небритый Павел, с куриной ногой в руках. Он с изумлением смотрел на меня.
– Ты? – только и спросил.
Я кивнула, поднимаясь с дивана.
– Конечно, я, – и отрапортовала:– Прибыла в составе спасательной экспедиции, приняла пост от твоей Марии Ивановны.
Он пригладил волосы рукой, свободной от куриной ноги, и засмеялся:
– Так это ей я обязан?
– Ага. Пойдем, я тебя буду кормить и лечить.
Он виновато глянул на свой трофей:
– Да я, некоторым образом, уже нашел, что съесть. Это ты мне морс на тумбочку поставила?
Я внимательно посмотрела на него и потрогала лоб. На мой взгляд, смерть ему не грозила, по крайней мере, в ближайшее время.
– Тебе надо больше пить. Только не газировку, а вот морс, или чай с лимоном. Пойдем, я тебе налью бульон, мама меня всегда так кормила.
В кухне он с удобством устроился, вытянув длинные ноги. Я заметила, что он босиком, и отругала его:
– Ты ведь болен! Немедленно найди теплые носки.
Павел неожиданно послушался меня, пошел в спальню.
Он отсутствовал довольно долго. Появился чисто выбритый, в свежей майке.
С одобрением посмотрел на накрытый стол, полез в морозилку.
Увидев в его руках бутылку водки, покрытую изморозью, я запротестовала:
– Павел, ну, ты как маленький! Она же холодная!
– Не волнуйся. Я так всегда лечусь. Первое дело, при простуде-то.
Я от водки отказалась. Он налил мне в бокал чилийского вина:
– Попробуй, тебе понравится.
Вино, в самом деле, оказалось терпким и вкусным.
Мы поужинали. Я обрадовалась, что замечательный аппетит Павла не пострадал, потому что он съел почти все тефтели и половину курицы.
Я поднялась, чтобы вымыть посуду. Павел с интересом рассмотрел мою майку и засмеялся.
Майку мне подарила сестра. На ней крупными буквами написано по-английски: «Если хочешь кофе в постель, ты должен подняться, приготовить его и снова лечь».
– Это твой девиз?
– Нет. Но мне нравится.
Он посмотрел мне в глаза и сказал:
– Мне тоже.
Я вытерла руки, посмотрела на часы и сказала:
– Мне пора. Уже поздно, вызови мне такси.
Павел нахмурился.
– Оставайся здесь. Ты ведь говорила, тебя никто не ждет? У меня есть лишняя спальня, зубную щетку я тебе выдам. Надеюсь, ты не думаешь…
Я улыбнулась и кивнула.
– Решено. Только предупрежу Клару Ильиничну, а то она будет волноваться, а ей нельзя.
Он с интересом посмотрел на меня:
– Соседка и в самом деле за тобой присматривает?
– Я выросла на ее глазах. Кроме меня, у нее есть сестра и племянник, но я его никогда не видела. Это сын сестры, он не то геолог, не то золотодобытчик, в общем, в Москве не появляется. Клара Ильинична – пожилой человек, часто болеет. Каждую весну ложится на ежегодное обследование в клинику, а потом на все лето переезжает вместе с сестрой на дачу, а поздней осенью возвращается. Скоро, наверное, опять засобирается. Мы всегда жили одной семьей, в комнатах даже нет замков.
– Звони, раз такое дело, – разрешил он.
Утром я поднялась рано, умылась, прислушалась: за дверью его спальни царила тишина.
Приготовила Павлу на завтрак блюдо сырников, достала из холодильника джем и сметану, а то он и не догадается их поискать.
Разложила таблетки на три кучки, написала на бумажке время, когда он должен их принять.
Забрала запасные ключи и тихо закрыла за собой дверь.
Охранник внизу еще не сменился, так что вопросов у него не возникло.
Наверное, он решил, что я ночевала с Павлом. Впрочем, нравы сейчас широкие, да и какое мне дело до того, что подумает обо мне охранник?
Зато вопросы возникли у Ленки и Алены.
Сначала в меня вцепилась мертвой хваткой Ленка.
– Ты с ним спала? Вот здорово! Гелька, да ты у нас просто роковая соблазнительница! И чего они в тебе находят? Будь человеком, расскажи все в подробностях!
Несмотря на то, что мы с Осмоловским даже не виделись больше ни разу, она вбила себе в голову, что у него ко мне интерес. А теперь еще и Шамрай! Поскольку разубеждать ее в этом было бесполезно, я спокойно ответила ей:
– Я спала в квартире Павла Андреевича, если тебя это интересует.
Она сощурила кошачьи глаза:
– Скажи еще, что между вами ничего не было.
– И скажу.
Она разочарованно вздохнула:
– Ну, он тебе хоть предлагал выпить, то, да се?
– Выпить предлагал. Чилийское вино.
Ленка выдохнула:
– Вау! – Она наклонилась ближе и решительно объявила: – Так, все: в обед ты мне все расскажешь, а я тебе объясню, как добиться с ним контакта и подтолкнуть его к решительным действиям.
Я пришла в ужас:
– Лен, ты чего?! Не хочу я никакого контакта, и решительного ничего не хочу!
Она негодующе спросила:
– А замуж ты хочешь?!
– И замуж не хочу! – шепотом заорала я, потому что к нашему разговору уже прислушивались.
– А вот этого не надо. Короче, придешь за инструкциями, а там как знаешь. Потом спасибо скажешь. Можешь поверить моему опыту.
Опыт, действительно, был: Ленка дважды была замужем. Впрочем, все ее впечатления о предыдущих мужьях укладывались в два слова: «дерьмо собачье». Непонятно, зачем она с таким упорством лезла туда же еще раз.
Перед самым обедом появилась Алена.
Она ни о чем меня не спрашивала, но вздыхала и посматривала на меня укоризненно.
Первой не выдержала я:
– Ну, и чего ты вздыхаешь?! Не тронула я твоего любимого Павла Андреевича, даже пальчиком не прикоснулась. И что вам всем от меня надо?
Она сгорбилась, заглянула в чашку и «мохнатым» голосом спросила:
– Неужели он тебе совсем не нравится? Ни капельки?
– Почему? Нравится. И еще мне нравятся десяток мужчин. Вот подумываю, может, в мормонки записаться?
Она вздохнула:
– У мормонов – многоженство, тебе лучше к амазонкам податься. А, впрочем, делай, что хочешь.
– Вот и правильно. Со своим Антоном разберись лучше, а то парень уже похудел, без слез не глянешь.
Алена ощетинилась:
– С чего ты за него заступаешься? Ненавижу таких, как он, понимаешь, ненавижу!
Я резонно возразила:
– Послушай, Антон говорит, что ты с ним говорить не хочешь, откуда же такая страстная уверенность в том, что он плох? А мне он нравится. Умница, начитанный, любит стихи, довольно хорошо разбирается в музыке, даже школу окончил. И симпатичный, с таким не стыдно появиться в обществе.
Алена поднялась со стула, сунула чашку на поднос и сердито сказала:
– Вот и целуйся с ним. Мне и то кажется, что у вас завелись странные отношения. Не слишком я верю в дружбу с таким парнем, как Антон.
Я поймала ее за свитер, обняла и притянула к себе:
– А ты ревнивая. Это хорошо, только глупо. А по отношению ко мне – еще и смешно: мы с Антоном, если честно, часто о тебе разговариваем.
Она затряслась от негодования:
– Ты ему мои тайны выдаешь, что ли?
Я засмеялась:
– Ну, какие у тебя тайны? Ты, что, шпионка? Просто болтаем, он о тебе ни с кем больше говорить не может, вот и получается так.
Я отпустила ее, подошла к окну.
– Алена, серьезно тебя прошу: присмотрись к Антону, как бы потом локти не кусать. Хороший ведь парень!
Алена подошла ко мне и молча, покусывая нижнюю губу, смотрела на улицу.
К банку напротив нас прибыл целый кортеж: белый лимузин управляющего, два авто с охраной. Все засуетились, деловито забегали. Мы с Аленой прыснули:
– Интересно, от кого они его так охраняют? Вот уж воистину, мания величия.
Алена, обрадованная тем, что тему мы сменили, задумчиво сказала:
– Я как-то читала одну книжку о театре. Мысль мне там одна понравилась: королеву на сцене играют ее партнеры. Ну, от их поведения зависит впечатление зрителей. Вот тебе и иллюстрация, – она кивнула вниз.
Появившаяся в дверях Ленка громко спросила:
– Сколько вас можно ждать?!
Мы перекусили, и девчонки помогли мне с покупками. Нагруженные свертками, мы вернулись в офис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27