Граф ли отец, сестра ли, мать,
Жослин ли брат – им не видать
Ее!» Когда ж он друга бросит,
Ибо укоров не выносит,
То сам себе под нос бубнит:
«Вот, он за то меня бранит,
За что звучать бы похвале;
Не знает толка он в хуле;
Он ищет славы краснобая,

1220

Меня ревнивцем называя.
Но хоть слова его и тонки,
За мудрость этой побасенки
Я глупость не отдам свою.
В Болонье Болонская школа «свободных искусств», в которой в дополнение к курсу риторики преподавалось римское право, была знаменита уже в X – XI вв. К концу XII в. в Болонье был основан университет с ярко выраженным юридическим профилем: искусные бодонские юристы пользовались большой известностью в средневековой Европе.

, иль в другом краю
Их учат этим экивокам?
Чем нынче лезть ко мне с упреком,
Сказал бы: «Друг, побольше прыти!
За вашей милой последите -
Фламенку я в виду имею, -

1230

Чтоб, честью одолев своею,
Не провела, как хочет, вас».
Слов этих было б в самый раз.
Но говорун – ни ну, ни тпру,
А вкривь и вкось несет муру:
Мол, ты ревнив, прими на веру.
Он что, пронзает взором сферу Это замечание обнаруживает некоторую осведомленность героя (и, следовательно, автора) в современной ему астрологии и математике.

?
Глуп выдумщик таких речей,
Их слушатель – еще глупей!
Он в этом деле бестолков.

1240

Но, может быть, от дерзких слов,
Что ныл он, в дом забравшись мой,
Я не оправлюсь и зимой!»
Затем он вскакивает в спешке,
Бежит ретиво, при пробежке
Полами меховыми машет,
Как баба, что в галопе пляшет,
Повыше юбки подобрав,
И поднимается стремглав
На башню. И Фламенку там

1250

Находит в окруженье дам,
Ее охране безотлучной.
Он гневается, злополучный:
«Здесь кто-то есть, кто не наказан!»
Тут оступается как раз он
И по ступеням кувырком
Вниз скатывается, при том
Лишь чудом шеи не ломая,
Удел злосчастный, доля злая!
Он темя трет, затылок гладит,

1260

То приподнимется, то сядет,
Сапог упавший надевает,
Застегивает гульф, зевает,
Потягивается устало,
Крестясь: «Ей, господи! начало
Хорошее, счастливый знак!»
Затем идет искать кушак,
Так на жену взглянув украдкой,
Что той становится не сладко.
«Я, – шепчет, – спятил, я в бреду.

1270

Другой такой я не найду!
И что ж не выбрал ты манеры
Вести себя, не принял меры?
Не можешь? – Смог бы. – Как? – Прибей!
Прибить? Но станет ли нежной
Она, прибавится ль добра в ней?
Иль сделается лишь злонравней:
Я до сих пор еще не слышал,
Чтоб толк битьем из дури вышел,
Напротив, злее после кар

1280

Горит в безумном сердце жар:
Оно в плену любви – не страшен
Ему плен крепостей и башен,
И своего оно в свой срок
Добьется, как будь страж ни строг!
Мой замысел таков: на голод,
На солнцепек, по и на холод
Ее в каморку помещу.
Ее любя, я не прощу
Себе, коль ей уйти от стражи

1290

Удастся; сам пойду я в стражи:
Таких, за совесть, не за страх
Мне верных, нет и в небесах.
Лишь это в силах сделать я.
Здесь вдоволь пищи и питья.
Езда претит мне верховая,
Я растолстею, отдыхая:
Что ж, нужен старику покой,
Да без заботы бы такой:
Совсем не отдых, прямо скажем,

1300

Быть старику девчонке стражем.
Где взять я хитростью смогу,
Где силой – но устерегу.
Весь опыт нужен будет мне,
Не влезть на башню по стене,
Пусть посидит там взаперти.
Девицу нужно мне найти,
Иль двух, чтоб находились с нею;
Повесят пусть меня за шею,
Коль без меня она хоть в храм

1310

Пойдет, хоть к мессе, хоть к часам,
Будь то великий праздник даже»,
Срывается он с места в раже,
Бежит на башню прямиком,
Уже и камнетес при нем.
Велит пробить, как для затвора,
Лаз узкий вроде коридора,
Чтоб выход к кухне был в стене.
Забыв об отдыхе и сне,
Он занят только этим лазом.

1320

Уж ревность отняла и разум,
И сердце, одолев беднягу.
Меж тем он в сторону ни шагу,
Но день за днем ее питает,
Растит и с ней в союз вступает.
Отныне он не моет лоб,
Похожа борода на сноп
Овса, который плохо связан,
Ее дерет и рвет не раз он
И волосы пихает в рот.

1330

Когда от ревности трясет
Его, он словно пес шальной.
Ревнивый – то же, что больной.
Писателям из Меца В Меце (Лотарингия) находилась известная в каролингскую эпоху школа писцов.

сил
Хватило б вряд ли и чернил,
Чтоб описать тех действий пыл
И все, что н'Арчимбаут творил.
Едва ли Ревность бы сама
Сошла от ревности с ума,
Как он; смолкаю тут, и впредь

1340

Даю ревнивцам преуспеть
В воображенье диких дел
И злобных мин – то их удел.
Меж тем красавица в смятенье:
Угрозы все и нападенья
Ревнивца выносить должна,
Ей меньше смерти жизнь ценна.
Коль плохо днем, то ночью хуже:
Тоска сжимает только туже.
И утешаться нечем ей

1350

В той смерти, в горести своей.
При ней две девы пребывали,
Всегда, подобно ей, в печали.
Живя, как пленницы, в затворе,
Они ей скрашивали горе
Учтивой службой, как могли,
И в благородной к ней любви
Позабывали о тоске
Своей. Зажав ключи в руке,
Ревнивец часто появлялся.

1360

Надолго он не оставался,
Но, не затеяны ли шашни,
Следил, и целы ль стены башни.
Девицы ставили на стол
Что было, так как он завел
Через окошко, не мудря,
Как в трапезной монастыря,
Заране ставить все, откуда
Те брать могли питье и блюда.
После обеда всякий раз

1370

Он выходил, как напоказ,
Гулять; но были все стези
Его протоптаны вблизи,
Ибо на кухню заходил
Он и внимательно следил
За тем, что делает жена,
И часто видел, как она
Изящно режет хлеб, жаркое
И подает своей рукою
Двум девушкам, а заодно

1380

Еще и воду и вино.
И заключен был тайный сговор,
Чтоб не проговорился повар,
Что с них шпион не сводит глаз.
Но не хватило как-то раз
Вина девицам за обедом,
И был им тот секрет неведом,
Когда из-за стола одна
Пошла к окошку взять вина.
И н'арчимбаутова засада

1390

Открылась ей: таясь от взгляда
Ее, он вышел, но уже
О том сказала госпоже
Алис, девица, коей равных
Нет и средь самых благонравных.
Была другая, Маргарита,
Благоусердьем знаменита.
Старались оказать почет
Они Фламенке и уход
Создать. Ей выпало без счета

1400

Невзгод, преследует зевота
Ее, и вздохи, и тоска,
И все по воле муженька.
Слез выпила она немало.
Но бог – за то ль, что так страдала, -
Ей милости явил свои,
Не дав ребенка и любви,
Ибо, любя, но не питая
Ничем любви, она до края
Дошла бы в горести своей.

1410

Вовек не полюбить бы ей,
Когда б Любовь – чтоб не уныла
Была – ее не обучила
Тайком себе, но до поры
Ей не открыв своей игры.
Ей смерть мила. Из башни тесной
Открыта дверь лишь в день воскресный
Иль в праздник. Даже малословных
Бесед никто с ней, из духовных
Или из рыцарей будь он,

1420

Не вел, ведь в церкви отведен
Темнейший угол был Фламенке:
С двух от нее сторон по стенке,
Пред ней же сбитый из досок
Заборчик частый столь высок,
Что доходил до подбородка,
И там она сидела кротко.
Могли с ней вместе две подружки
И сам ревнивец быть в клетушке,
Но он любил вовне сидеть,

1430

Как леопард или медведь,
Всех озирая с подозреньем.
Ее, лишь в ясный день, за чтеньем
Евангелия, стоя рядом,
Вы б различили острым взглядом.
Ей подношенье отнести
Нельзя, к священнику ж пути
Не дать – все ж мудрено супругу,
Однако целовала руку
Лишь сквозь какой-нибудь покров.

1440

Податчиком ее даров
Был н'Арчимбаут, ее защита.
Священник, так как было скрыто
Лицо, рука же под перчаткой,
Ее не видел и украдкой
Ни в Пасху, ни пред Вознесеньем.
К ней служка шел с благословеньем Дословно: «с миром». В конце мессы миряне получали благословение, целуя, как правило, дискос (небольшое блюдо на подставке, употребляемое при литургии), который подносил к ним прислужник. Однако, как мы увидим из ст. 2559 и дальнейших, благословение могло быть подано и через бревиарий (см. примеч. 115) или псалтырь.

,
И он-то бы увидеть мог
Ее, коль было бы вдомек.
Эн Арчимбаут, лишь missa est Ite, missa est (лат.) – Идите, месса окончена (заключительные слова католической обедни).



1450

Звучало, поднимал их с мест:
Полуденной молитвы Короткая заключительная молитва после мессы.

глас
Глушил он, и девятый час,
Когда кричал: «Вперед! вперед!
Меня обед давно уж ждет.
Довольно мешкать, поспешим», -
Не дав молитв окончить им.
Так шли дела два с лишним года.
Встречала новая невзгода
Их что ни день, росла печаль.

1460

Меж тем, под вечер ли, с утра ль,
Не останавливаясь, кроет
Себя эн Арчимбаут и ноет.
Был славен ваннами Бурбон;
Вход для купанья разрешен
И местным был, и чужестранным
Гостям; прибиты плитки к ваннам
С пометой, прок в какой каков.
Здесь делался совсем здоров
Хромой иль вообще недужный,

1470

Курс этих ванн принявши нужный.
А чтобы в час любой для всех
Купанье было без помех,
Хозяин хлопотал о том,
За плату ванну сдав внаем.
Тек в каждую воды поток,
Горячий, словно кипяток;
Холодной же воды подачей
Вы охлаждали жар горячей.
Там ванны были против хвори

1480

Любой; на крепком дверь запоре,
Как в доме – стены, нет прочней.
При каждой комната, чтоб в ней
Для освеженья или сна
Прилечь – кому на что нужна.
С владельцем ванны, всем известной
Своим богатством, в дружбе тесной
Был н'Арчимбаут, и так как ванна
Была близ дома, постоянно
В ней с давних пор купался он.

1490

Всегда следил Пейре Гион,
Той ванны и других хозяин,
За чистотой; пол был надраен,
Блестело все; особам знатным
Сдавал он их: вход был бесплатным
Для н'Арчимбаута и свободным.
Он иногда считал угодным
Жене доставить развлеченье
Иль выказать расположенье
И брал с собой; но было кратко

1500

Оно, так вел себя он гадко:
Она должна была в одежде
Стоять подолгу в ванной, прежде
Чем он везде не сунет нос;
Затем он прочь трусил, как пес,
Что выставлен, визжа, за дверь
И кость начнет стеречь теперь.
Он ванну запирал ключом,
Который был всегда при нем,
И в комнате сидел наружной.

1510

Когда же выйти было нужно
Фламенке, девушки звенели
Бубенчиком, для этой цели
Подвешиваемым внутри.
Эн Арчимбаут спешил к двери
И выпускал их, но тотчас
Набрасывался всякий раз
На госпожу, как озверелый:
«Вы год не выходили целый!
Мне Пейре Ги прислал вино,

1520

По вкусу было б вам оно,
Но гнев вы распалили мой,
Я отношу вино домой.
Вы видите, который час!
Обедать уж пора, а вас
Все нет. Даю вам обещанье:
Я на год вас лишу купанья,
Коль это повторится снова».
Тут тычется он бестолково
В дверь ванной – нет ли там кого,

1530

Ибо от зренья своего
Подвоха ждет: бедняге мнится,
Что кто-то там в углу таится.
Но объясняет Маргарита:
«Сеньор, уж госпожа помыта
Была и вышла бы, но сами
Мы, услужая нашей даме,
Купаться стали вслед за ней,
Зато и вышло все длинней.
Вина и грех лежат на нас».

1540

– «Мне что, – он говорит, – я пас, -
Кусая пальцы. – Даже гусь
Не плещется, как вы. Но злюсь
Я вовсе не на ваш заплыв».
Алис, на госпожу скосив
Глаза, в ответ: «Сеньор, как странно,
Вы чаще принимали ванны
И мылись дольше госпожи», -
И собственной смеется лжи,
Ибо о том не шел с тех пор,

1550

Как он женился, разговор.
Ногтей и косм уже не стриг,
Он жил одним: как он в тайник
Отправится и пошпионит.
Ничей упрек теперь не тронет
Его: не сбреет он вовек
Усов – как славянин или грек.
Так думает нагнать он страх:
«Жена, такого, при усах
И бороде, меня боясь,

1560

В любовную не вступит связь».
В те дни, когда, свиреп и шал,
Эн Арчимбаут так ревновал,
В Бургундии был рыцарь, в коем
Природа самым лучшим кроем
Свой разверстала матерьял,
Чтоб он со временем крепчал.
Не пожалев трудов и знаний,
Прекраснейшее из созданий
Она явила – мир воочью

1570

Узрел достоинств средоточье:
Красив, умен и храбр был он.
Авессалом и Соломон Сыновья царя Давида. Авессалом (Вторая Книга Царств, XIII – XVIII) был знаменит своей красотой, решительностью и воинственностью. Мудрость и красота Соломона воспета в Третьей Книге Царств (I – Х).

,
Стань существом они одним,
Сравниться не могли бы с ним.
Парис и Гектор и Улисс См. примеч. 41 и 42.

,
Когда б втроем в одно слились,
Не стали б вровень все ж ему
По доблести, красе, уму.
Чтоб описать столь превосходных

1580

Людей, и слов-то нет пригодных.
Но хоть частично, как умею,
Исполню эту я затею.
Златые локоны волнисты,
Чело высоко, бело, чисто;
Густы, изогнуты, черны
С разлетом брови и длинны;
Глаза смеющиеся серы;
Изящно вырезанный, в меру
Длинен и тонок нос прямой

1590

И с арбалетной схож лукой;
Лицо округло, краски живы.
Средь майских роз, как ни красивы,
Таких и самых свежих нет,
Чтоб этот повторили цвет,
Где белое смешалось с алым
В подборе, прежде небывалом.
А уши розовые, лепки
Искусной, и крупны, и крепки;
Прекрасен также рот точеный,

1600

Во все, что произнес, влюбленный;
Во рту белеют зубы ровно,
Все из слоновой кости словно;
Чуть-чуть раздвоен подбородок,
Став лишь милей, – но контур четок;
Прямая шея – сгусток силы,
Не выперты в ней кость иль жилы;
В плечах широких мощь – они
На вид атласовым Атлас (Атлант) – титан, в греческой мифологии изображавшийся стоящим на земле и держащим на плечах небо.

сродни,
Предплечий мышцы не малы

1610

Отнюдь, но плотны и круглы;
Ладони тверды, и суставы
У длинных пальцев не костлявы;
Грудь широка и узок стан;
В ногах не сыщется изъян:
Хоть бедра мощны, но не тяжки,
И стройны выпуклые ляжки;
Коленки плоски; все в порядке
И с икрами: продолги, гладки;
Ступня крута, подъем высок -

1620

Его догнать никто не мог!
Тот, кто теперь знаком вам ближе
Со слов моих, учась в Париже,
Все семь искусств Преподававшиеся в средневековых школах науки, составлявшие так называемый «тривиум» (латинская грамматика, логика, риторика) и «квадривиум» (арифметика, геометрия, астрономия, музыка).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25