Из-за твоей придурковатой самодеятельности под угрозой планы людей, которых я представляю. Вернешь негра — прощу. Нет — либо пожизненное заключение, либо посмертное. От патологоанатома из морга. Ясно, дешевка уголовная?
Кнабаух, медленно поднимавшийся из своего кресла в течение всей речи, пришел в полное смятение. Сам факт, что кто-то безнаказанно диктует ему свою волю, был вопиющ. Однако существование людей, стоящих за старым профессионалом, кардинально меняло расклад. Слабых кукловодов у того быть не могло. Сдерживая страх и ярость, Артур Александрович прошелся от стены к стене:
— Простите...
— Я же сказал тебе — прощу. — Бесцеремонно перебили его. — Везешь негра — живешь дальше.
Кнабауху стало страшно, но так просто он сдаваться не собирался. Все равно без Паука его дальнейшая жизнь была обречена на постоянное бегство и нищету.
— Вы меня не поняли. Мне бы хотелось получить у чернокожего юноши кое-какую информацию. К тому же я не понимаю, в чем ваш интерес в этом деле?
— Знаю я, чего тебе нужно. Паука хочешь. У меня твой урка. Мне падаль не нужна, могу подарить.
После этих слов, произнесенных Файнбергом у себя дома, Владимир Сергеевич Теньков, сидевший в углу комнаты, не удержался и тихонько сказал:
— Слышь, лепила, за базар... — и осекся, вспомнив, что сам принимал участие в создании текста, лежащего теперь на коленях у профессора.
Хана бросила на него испепеляющий взгляд, а Виктор Робертович продолжил, потея. Он изо всех сил старался выдержать заданный тон. Поводив пальцем по строчкам, он отыскал подходящий ответ:
— А насчет информации — ты и так узнал лишнее. Еще немного, и лопнешь....
Из динамика громкой связи донеслось учащенное дыхание Кнабауха.
— Очканул, дристамет, — удовлетворенно прошептал Паук.
Мозг лихорадочно размышлял, стоя на краю пропасти. Одно неверное слово и... Наконец он сказал осторожно:
— Откуда мне знать, что вы не лжете?
Профессор нашел ответ в конце первой страницы конспекта. Пока он, поднеся листок к самому носу, разбирал мелкий почерк Виктории Борисовны, стояла гробовая тишина. Кнабаух понял, что оступился. В попытке исправить положение Артур Александрович промычал в трубку, покрываясь холодным потом:
— Я имею в виду... может, его у вас и нет?..
Отчаявшись прочесть окончание, Файнберг сказал мрачно, выпятив для убедительности вперед нижнюю челюсть:
— Шелуп... ня борзая! Можешь сам послушать. Выньте кляп!
Паук тихо охнул:
— Шелупонь! Эх, лепила... — потом заорал во весь голос, как и было условлено на репетиции. — Амбец тебе, чушок драный! Собственным гарниром захлебнешься! — И по знаку Ханы смолк мгновенно, будто рот залепили пластырем.
Кнабаух помотал головой, представив себе, как где-то бьется связанный по рукам и ногам грозный пахан с кляпом во рту.
— Сейчас будет соглашаться, — шепаула Хана на ухо Виктору Робертовичу, — бери вторую страницу.
— Когда вам нужен негр? — спросил Мозг, еще не веря в такую удачу.
— Есть! — беззвучно, одними губами, сказала Виктория Борисовна.
— Вчера, — значительно прочитал Файнберг. — Меня уже торопят. Придешь один. Заберешь Паука. Отдашь негра — и свободен.
— А какие гарантии?
— Слушай, придурок, — устало сказал Файнберг, — мне твои убогие заморочки ни к чему. Кто ты такой, чтобы я вообще на тебя время тратил? Мне что, самому за негром к тебе приехать?
— Лох он чилийский, — восторженно пробурчал из своего угла Паук, — никаких понятий в разводке.
Мозг перестал расхаживать по кабинету. Он замер, пристально глядя на стол, будто там могли лежать ответы на все вставшие вопросы.
— Хорошо. Перезвоните мне через три часа. Я скажу. — Кнабаух нажал отбой, обессиленно валясь в кресло.
Из динамика понеслись оглушающие короткие гудки. Виктория Борисовна поморщилась, убирая звук.
— Витя, ты вне конкуренции!
— Законно обул мозгокрута, академик! — присоединился Паук.
Через двадцать минут после телефонного разговора компания переместилась к Виктории Борисовне. Файнберг, снимая напряжение, мелкими глотками пил кофе с коньяком. Паук сидел рядом на диване, сцепив перед собой в замок руки с наколками. Хозяйка квартиры ходила по гостиной, временами останавливаясь у окна. Пейзаж там не менялся. По-прежнему торчали у подъезда заметенные снегом «Жигули», из выхлопной трубы которых курился дым.
В машине отчетливо было слышно каждое слово, произнесенное в квартире. Хана говорила, поворачивая голову в сторону от собеседников, к противоположной стене. На уровне ее лица в рамке из потемневшего красного дерева висела картина с изображением огромного оскалившегося пса. Казалось, Виктория Борисовна, как кинолог, втолковывает что-то своему питомцу.
— Все идет по плану. Клиент сейчас думает о возможной ловушке. Ему необходимо посоветоваться, и у него наверняка есть с кем.
Сделав паузу, она ободряюще взглянула на Виктора Робертовича.
— Да, — сказал он, отрываясь от кофе, — наверняка кто-то есть.
Хана развернулась на каблуках, снова направляясь к окну:
— Думаю, этот кто-то, — она подошла и встала, глядя прямо в зубастую пасть волкодава, — должен ему объяснить, что негра надо отдать.
Виктория Борисовна продолжила маятникообразное движение. Файнберг беззвучно зааплодировал. Паук, получивший строгий наказ — молчать при любых раскладах, поднял вверх большой палец, другой рукой показав «козу» с четырьмя рогами.
Прильнув ухом к приемнику, транслирующему разговоры из квартиры объекта, Герман Семенович Пименов услышал напоследок:
— Жаль, если этот кто-то меня не понял. Тогда информация о связи Мозга со спецслужбами может, например, попасть в прессу...
Потом в квартире включили телевизор, и вместо оперативной информации Пименов услышал громогласное:
— Наша передача подошла к концу!..
Встрепенувшись, Герман Семенович схватился за трубку, срочно связываясь с Жернавковым.
Звонок застал Владимира Федоровича в состоянии благодушного созерцания фотографий Александра Яковлевича Буркова в анфас и профиль. Мужественный фингал под глазом бригадира картины нисколько не портил, доставляя Жернавкову чувство морального удовлетворения. Как и сухие строчки постановления о возбуждении уголовного дела. С сожалением оторвавшись от столь приятного занятия, он снял трубку.
— Пименов. Срочная информация, — скороговоркой сказал оттуда Герман Семенович...
Прослушав запись с квартиры объекта, Владимир Федорович задумался. С одной стороны, ему было совершенно непонятно, что на этот раз затевает старшее поколение. С другой — он при любом раскладе не проигрывал. Если, конечно, Мозг шел на обмен. Либо это ловушка, и Кнабаух попадет под Витю-Хану, как под танк. Что ж, одним мерзавцем в городе станет меньше. Либо Мозг сдаст группировку. Тоже неплохо — задание выполнено, начальство довольно. Хотя первый вариант куда приятней. А вот гипотетическое попадание сведений об оперативных комбинациях в прессу — вариант намного более пакостный. Во всех отношениях.
По всем расчетам Мозг уже набирал его номер. Жернавков взглянул на часы, потом на телефон:
— Один, два, три, четыре...
Раздался звонок. Владимир Федорович хмыкнул себе под нос:
— Кто бы это мог быть?!
Совершенно случайно звонил Кнабаух:
— Здравствуйте, Владимир Федорович...
Не давая ему закончить, особист шумно обрадовался:
— О-о! Драгоценный вы наш! На ловца, так сказать, и зверь, это... звонит!
— Я, может, и драгоценный, но уж никак не ваш, — нервно прервал его Кнабаух.
Однако сбить Жернавкова было непросто.
— Ну-у! Батенька, поверьте моему опыту, это вопрос времени!
— Прекратите юродствовать! — злобно прошипел Мозг, не в силах сдержаться.
Поздравив себя с очередной победой, Владимир Федорович перешел на деловой тон:
— Собственно говоря, я хотел Вам сообщить, что получена запись разговора интересующего Вас человека с представителем МВД. Желаете прослушать?
— Ну, что ж. Если вы хотите... — сказал Мозг деланно небрежным тоном.
«Вот стервец!» — восхитился Владимир Федорович...
— Речь идет о крупной партии наркотиков. Негр — курьер и пароль одновременно...
Кнабаух в третий раз слушал запись разговора в кафе «Черная моль». Речь явно шла не о пакете анаши. Теперь он твердо знал, что его собственные интересы — действительно мелочь. Становиться на дороге у людей, ворочающих наркотиками на уровне МВД, было крайне опасно. Ему внезапно захотелось отдать злополучного негра просто так. Но уж очень хотелось получить Паука...
* * *
Артур Александрович включил телефон и набрал номер Профессора.
— Это Кнабаух. Во сколько завтра привозить вашего человека?
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
Мозг с паническим удивлением сверился с цифрами на дисплее. Он уже собирался отключить трубку, как вдруг бесстрастный голос произнес:
— В полдень. И не надо нервничать, — Файнберг ответил как мог сурово и положил трубку.
Глава 41
ОПЕРАЦИЯ "Г"
Жизнь не замирает ни на минуту. В любой паузе есть своя динамика и смысл. Несмотря на кажущуюся неподвижность, меняется даже рельеф земной коры.
— Больше не могу-у... — простонал Альберт Степанович в гулкой тиши кабинета.
Рассуждения о вечности не успокаивали, а лишь усугубляли зеленую тоску ожидания. Тем более что вечности в запасе не имелось. Как любому нормальному человеку, ему хотелось всего, много и сразу. Но звонка от загадочного профессора все не было. Нервная система капитана Потрошилова постепенно превращалась в прохудившийся дуршлаг с сочащимися сквозь все дырки волей, спокойствием и терпением. Силы медленно убывали. Алик лениво ковырялся в бумагах, что-то писал в планах оперативно-розыскных мероприятий. Но одно ухо было постоянно действующим локатором, настроенным на старый телефонный аппарат.
Дома Альберт Степанович садился у телевизора и добросовестно просматривал сводки криминальных новостей. В каждом неопознанном, сожженном или расчлененном трупе ему грезился таинственный информатор. Экран старенькой «Радуги» буквально плавился от пристального взгляда Потрошилова. Алик то и дело замирал от страха. Не обнаружив среди бренных останков ничего похожего на своего агента, Потрошилов радовался как ребенок, продолжая надеяться на звонок из недр мафии. Валентина Петровна улыбалась за компанию, но материнское сердце замирало от тяжких раздумий.
Заветный звонок грянул около полуночи. Чутко дремлющий под пулеметные очереди с экрана Альберт Степанович Потрошилов встрепенулся. Этот звонок он узнал бы из тысячи других. Алик порывисто рванул трубку, больно ударив себя по уху.
— А-а-а...?! — издал он вместо «Алло».
В ответ повисла недоуменная пауза. Потом долгожданный голос произнес:
— Добрый вечер. Мы встречались в «Черной моли». Вы меня помните? Я беспокоил Вас насчет камня.
Алик престал кричать и проглотил слюну.
— Да-да. Конечно, помню. Вы еще говорили об интересующем нас товаре.
— Совершенно верно. Операция вступила в решающую фазу. Завтра состоится передача крупной партии. Думаю, для захвата всех участников придется подключить какой-нибудь, знаете ли, ОМОН.
Алика подбросило в воздух от возбуждения. Стараясь не дрожать голосом, он спросил деловито:
— Когда? Где?
— Около часу дня. На Лиговке.
* * *
Двое немолодых людей стояли неподалеку от травмпункта номер двадцать девять, негромко переговариваясь. Серый питерский день тихо угасал тающей свечой из мутного парафина. Как это обычно бывает, снег, утром казавшийся белым покрывалом, теперь напоминал грязную изодранную дерюгу. Нечищеная дорога то и дело распугивала прохожих феерическими брызгами ядовитой смеси из воды, снежной каши, песка и соли из-под колес проезжающих машин. Но пара стояла упорно, посматривая на дорогу и покосившуюся табличку с загадочной надписью: «Там... пук...».
По объему выброшенной на тротуар воды «скорая помощь» могла сравниться с китом среди мелких легковых рыбешек. Отчаянно мигая синим огнем, она выпала из транспортного потока, устроив на троллейбусной остановке небольшое наводнение, и замерла у входа в травмпункт. Мотор заглох, и грязный белый микроавтобус замер, обреченно глядя приоткрытыми окнами на пожилую парочку. Когда Виктория Борисовна и профессор Файнберг приблизились, дверца приветливо распахнулась, и оттуда, лучась алчным добродушием, высунулся фельдшер Дима.
— Здравствуйте, беспокойные, вы мои! — завопил он на всю улицу. -Спасибо за звонок. Правильно, что не забываете скромных тружеников шприца и клизмы!
— Не ори, — строго казала Хана. — Денег хочешь?
За спиной Димона тихо и жалобно заскулил водитель.
— Опять тело до «Панацеи»? — деловито спросил сообразительный фельдшер. — Это, ребята, уже крупный опт!
— Мешки на Лиговку, — оборвала его нервное ликование Хана.
— Расчлененка, — полузадушенно прохрипел из кабины Семеныч, готовясь сползти на пол.
— Гипс, — возразил профессор, поправляя очки.
Вынос мешков контролировал лично заведующий, которому предварительно было уплачено. Зачем частной клинике такое количество не очень качественного отечественного гипса, главврач понять не мог. Впрочем, деньги, хрустевшие во внутреннем кармане, гасили любопытство на корню.
Димон с Семенычем набили машину полиэтиленовыми мешками и сели в кабину.
— А ты говоришь! — укоризненно сказал фельдшер. — Легкие бабки, без напряга.
— Ага, легкие! Ты узнал, какой этаж на Лиговке? А то выяснится, что на девятый таскать, — Семеныч продолжал подозревать подвох.
— Не боись. Второй. — Димон нежно разгладил очередную зеленую купюру.
* * *
Паук еле дождался новых друзей. Ему было беспокойно. Время проходило впустую: чифир не помогал, телевизор раздражал, а где-то в цепких руках Мозга бился друг Мишка. Пахан уже хотел было сам выйти на поиски кровника и даже начал доставать ботинки, но тут щелкнул замок входной двери.
— Владимир Сергеевич, а Вы, оказывается, большой оригинал. — Заявила с порога Виктория Борисовна. — У вас на Курской миленько.
— Я бы сказал — необычно, — поддержал ее Файнберг, закрывая дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44