Не теряя своего аристократического хладнокровия, Незин достал из нагрудного кармана ручку, отвернул манжеты с сапфировыми запонками и быстро начертил прямо на белоснежной скатерти сложную формулу. Холеным пальцем он ткнул в группу СНз в правом нижнем углу.
— Пожалуй, вы сами обрекли себя на это вынужденное путешествие — ваш гений вызывал у коллег лишь громкие похвалы и тайную зависть.
Незрин вздохнул и снова пустился в долгие рассуждения:
— Ацетилхолин, конечно, умели разлагать на элементы и до вас. Но его могли расщепить только Полностью. Вычленить отдельные элементы не удавалось. Более того — даже в живом организме ацетилхолин эстераза не может непрерывно распадаться, превращаясь в необходимый для поддержания жизни сложный эфир, который представляет для вас особый интерес. Действие других, конкурирующих ингибиторов, замедлителей химических реакций, не столь невинно, как эффект этого фермента. Например, воздействие алкилфосфатов, как вы, конечно, , знаете, вызывает смерть подопытных животных.
Гвидо вежливо зевнул, чем вызвал улыбку Незрина.
— Я буду лаконичен, — заверил тот. — Мне неизвестно, какой именно нуклеофилический активатор вы использовали, чтобы запустить реакцию расщепления молекул и образования нового вещества, формулу которого я только что записал. Конечно, это был не атропин. И, видимо, не норадреналин… Может быть, ацетил арсан?
Гвидо не удивился, а Незрин продолжал:
— Гораздо важнее знать, каким химическим агентом вы заместили группу СНз, которую вам удалось отделить. Этого я, разумеется, тоже не знаю, и, по правде говоря, меня это не беспокоит. Достаточно и того, что известны результаты вашей работы.
Гвидо кивнул, словно поощряя дельное замечание ученика.
Незрин сделал вид, что не заметил снисходительного кивка:
— Новое вещество вы назвали ЕА-12 Единорог. Буквы и цифры — вероятнее всего, часть шифра, известного вам одному. Ключ от него вы, конечно, никогда не доверите такой болтливой персоне, как я. Я никогда и не спрошу о нем. Мне интересно другое: почему Единорог? По-моему, название «Химера» более соответствовало бы назначению. Не стану говорить о том, для какой цели вы рассчитываете его использовать, но его воздействие должно быть просто потрясающим. Вещество, которое вы создали, обладает чудесными свойствами.
— Вера в чудеса происходит только от недостатка воображения, — пробормотал Гвидо, разглядывая свои туфли.
— Что ж, будем надеяться, что крысы способны оценить его лучше меня, — криво усмехнулся Незрин. — Иначе они бы подивились, за что им выпала сомнительная честь быть избранными для вашего эксперимента. Они и не догадываются, что их реакция на ацетилхолин в целом сопоставима с человеческой. Потому что вас в конечном итоге интересует человек, мистер гуманист! Вы думаете, что крысы — удачное творение природы, в отличие от человека.
Впервые за время беседы Гвидо рассмеялся.
— Прежде чем менять человека, вы занялись животными. И каких удивительных перемен вы добились! Если бы это сказочное существо, охранявшее девственную чистоту, этот Единорог, чье имя ваша извращенная фантазия дала новому препарату, мог видеть все непотребства, творимые грызунами, он бы закололся своим собственным рогом. Потому что, как только крысам был введен препарат ЕА-12, они начали безостановочно совокупляться. Самцы эякулировали по пятьдесят раз подряд. Пятьдесят оргазмов в день! Более того, они проявляли при этом полное безразличие к облику, запаху и другим характеристикам партнера. Полное равенство! Они приходили в такое неистовство, что бросались не только на самок, но и на первых попавшихся самцов. Если бы на этом все заканчивалось, еще куда ни шло. Они попытались насиловать котов. Это может показаться смешным…
— Так смейтесь!
— Думаю, это будет слишком жестоко, доктор Андреотти, — холодно сказал Незрин. — После Пятидесяти совокуплений ваши донжуаны падали мертвыми. От перевозбуждения или от других свойств вашего препарата. Я не знаю. Вы, видимо, тоже. Потому что вы повторяли опыты снова и снова, постоянно меняя дозу и условия проведения эксперимента. Сотни и сотни крыс всех пород вкусили яд безграничной любви. Но ни одна не дожила до утра.
Незрин закончил свою речь и был удивлен, когда Гвидо нарушил молчание. Но голос итальянца доносился словно издалека и казался бесплотным. Он произнес знакомые Незрину слова:
— Я никогда не совершал беззакония.
Я никогда не причинял людям зла.
Я не поднял руки на человека.
Я никогда не лишал человека того, что он желает.
Я никогда не заставлял людей плакать.
Я не убивал.
Когда Незрин снова заговорил, в голосе его что-то изменилось.
— Я не сомневаюсь в чистоте ваших помыслов, доктор Андреотти. Если бы вы оставались независимым исследователем, если бы вами управляло только ваше сознание, если бы вы были единственным, кто может судить о значении и направлениях вашей работы, я бы никогда не осмелился надоедать вам. Но тогда вы не приехали бы сюда. Вы здесь, в Сивахе, потому, что не свободны. Кто-то послал вас.
Гвидо хотел что-то возразить, но Незрин решительно продолжал:
— Вы не можете именовать себя беспристрастным ученым мужем, если отдаетесь в распоряжение организации, чьи цели и деятельность служат нуждам определенного правительства. Это делает вас могущественным, но подобное могущество не принесет блага ни государству, ни нации. Вот почему я встревожен и осмелился потревожить вас.
Гвидо, казалось, совершенно не слушал Незрина, в голосе которого впервые послышалось настоящее человеческое тепло. Он мягко и осторожно заговорил о жизни и работе итальянца.
— Ваши опыты по получению ЕА-12 субсидировала туринская компания «Каландра». Если не знать амбиций и нравственных устоев подобных монополий, то можно только удивляться, зачем они тратят деньги на исследования в такой далекой от их интересов сфере, как биология. Допускаю, что именно поэтому небезызвестный вам Джанни Пакони однажды порвал с вами всякие отношения. Возможно, он тоже задал себе подобный вопрос. Или просто решил, что ваши опасные открытия не могут принести никакой прибыли. Какая непростительная близорукость! Но и на старуху бывает проруха! Как проклинал себя, должно быть, Джанни, когда увидел, как жадно его главный враг набросился на добычу, которую он так глупо упустил.
— Люди не рвут со мной отношений, — сказал Гвидо. — Я сам рву с кем хочу и когда хочу.
— Из чего я могу сделать вывод, что вы сами выбрали себе хозяев. И добровольно надели новые оковы.
Распрощавшись с «Каландрой», вы почувствовали, что вновь обретенная свобода тяготит вас. И вы нашли новых патронов, имена которых не стоит здесь упоминать. Подобрав группу специалистов и ученых, среди которых собирались играть первую скрипку, вы добровольно стали главным экспертом Международного консорциума по исследованиям в области кибернетики и энергетики. Очень немногие знают о существовании этого монстра, хотя он официально зарегистрирован как организация, субсидируемая нефтяной компанией «Эгида», штаб-квартира которой находится в Милане и влияние которой в мире широко известно. Уверен, что общественность заинтересуется сообщением о той значительной финансовой помощи, которую такая солидная фирма, как «Эгида», оказывает секретным разработкам в области политической науки через посредство CIRCE. Ее директорат, несомненно, считает нынешнее положение вещей в мире главным препятствием на пути к своему Процветанию, особенно когда она действует в международном масштабе. Потому что, выходя за рамки государства, она сама создает себе законы. Любые стихийные выступления общественности создают искусственную напряженность в мире и отрицательно влияют на отлаженный ход ее операций. А для ее работы наиболее благоприятна спокойная обстановка. Ясность политических суждений, принятие серьезных крупных решений — всего этого можно достигнуть, когда слабый заинтересован в делах сильного.
— А слабые заинтересованы? — спросил Гвидо.
— Очень! Кроме сивахцев, насколько вам известно. Незрин, казалось, снова почувствовал почву под ногами. У него явно поднялось настроение. И он вновь наполнил бокалы.
— Мы не станем возвращаться ко всем идеям, которые вы так блестяще изложили Селиму. Жители Сиваха, как известно, практически не интересуются властью. Они позволяют управлять собой. Они всем довольны и согласны со всеми решениями, которые для их же пользы за них принимаются. Они мудры. Сигарету?
— Нет, благодарю.
— Главный вопрос, на который мы должны ответить, — откуда эта мудрость? Каковы ее причины? Этого не знает никто — ни сами сивахцы, ни власти, ни я, конечно. Никому не удавалось найти ответ. Но, конечно, они не слабоумные. Загадка остается загадкой. Вот почему CIRCE прислал вас сюда. Вы должны найти ключ к этой тайне.
А Гвидо в это время мечтал об Илитис: «Груди нимфы! Бедра волшебницы! Что я делаю, когда мог бы в это время насладиться твоими чарами? Сделай меня своим львом, дочь Гелиоса и Персея. Я выпью твой солнечный напиток, моя русалочка. Ты опоишь меня смертельным ядом, мой единорог с каменной гривой. Я не стану пить противоядие, моя опасная невинность. Я сохраню на языке опьяняюще-солоноватый вкус твоего влагалища. Я стану облизывать тебя, точно верный пес. В твоей власти, в твоем замке из песка я превращусь в послушную тебе тварь!..»
— Почему CIRCE выбрал именно вас? — спросил Незрин, не подозревая об эротических видениях Гвидо. — Почему вас, а не настоящего социолога или психолога?
С трудом возвращаясь к действительности, Гвидо недовольно поморщился. Но Незрин не успокаивался.
— Конечно, исходя из ваших принципов, нельзя понять, что происходит в голове человека, уложив его на кушетку и ощупав. Вам надо распластать его, как лягушку, на операционном столе и разрезать скальпелем — только тогда вы сможете узнать, то там, в его плохо скроенном черепе, в неудачно сконструированной коробке, которую он унаследовал от ящериц, верблюдов и обезьян. Хирургия и химические вещества — по-вашему, только эти средства хороши.
— Простите, — тряхнул головой Гвидо, — я отвлекся. О чем вы говорили?
— Вы приехали в Сивах, чтобы препарировать его жителей? Я как раз об этом говорил, — неуклюже пошутил Незрин. — Не бойтесь, я просто отвлеченно рассуждаю.
Вы ведь не хирург. И все же как глупо и бессовестно предполагать, что подобный вид сумасшествия может .быть физически вызван и проанализирован. Это никак не вяжется с вашими благоразумием и редкостным самообладанием. Позиция ваших боссов тоже удивляет меня. Хотя иностранцы отнюдь не обеспокоены тем, что опыты по вивисекции будут проводиться на гражданах Египта, невозможно представить себе, чтобы они начали их без разрешения. Или я ошибаюсь?
— Вы глубоко ошибаетесь, — уверенно сказал Гвидо.
Незрин, казалось, был сбит с толку. Он забросил ногу на ногу, потом убрал ее, осторожно положил незажженную сигарету в хрустальную пепельницу, отложил портсигар и, наконец, обратился к Гвидо с легким раздражением в голосе:
— Скажите, подобные эксперименты уже проводились?
— Вполне возможно.
— Но не здесь?
— Разумеется, нет.
— Где же?
— Поинтересуйтесь у ваших спецслужб. Они так многому научили вас.
— И каковы же результаты?
Гвидо нахмурился. Между тем Незрин решил высказать свою точку зрения:
— Конечно, вы ничего не нашли. Иначе вы не отправились бы в Сивах лично.
— Логично, — заметил итальянец.
— Итак, вы не обнаружили никаких существенных различий между головным мозгом местных жителей и остального человечества. Ничего исключительного?
— Ничего.
— И вы уверены, что избрали для опыта типичного представителя этого оазиса? При условиях, которые позволяют сделать уверенные обобщение?
— Конечно.
На сей раз Незрин почувствовал, что его собеседник не шутит.
— Короче говоря, жители Сиваха не отличаются от нас, обычных людей?
— Нет.
— И все же отличие есть! — воскликнул Незрин.-Они не ведают всеобщей жажды власти и страха перед ней. Они подчиняются политической власти не только с готовностью, но и с удовольствием. В этом случае напрашиваются два предположения: их эксцентричное поведение либо наследственное, либо приобретенное. Согласны?
Гвидо не выразил ни одобрения, ни порицания. Но Незрина это мало беспокоило.
— Первое предположение связано с генетической мутацией. Мутации вам не нравятся, поэтому о них говорить не будем. Остается вторая возможность. И тогда невольно возникает вопрос: если приобретенное, то как? Почему сивахцы так отличаются от остальных людей? Ответ напрашивается сам собой — их поведение связано с культурой. Вы читали «Так говорит Заратустра»?
— Что именно?
— Притчу о льве, верблюде и ребенке. В ней говорится о трех возможных состояниях зрелости человека. Первое — лев, который понимает только силу и надеется только на себя. Второе — верблюд, который терпеливо переносит страдания и подчиняется рассудочно, ожидая, когда представится возможность отомстить — ударить ногой иди укусить. Третье состояние — детское. Ребенок еще не знает, что со временем станет сильным. Между тем он не тратит времени, каждый день пытаясь выиграть и проигрывая. Он просто не думает о власти. Он развивает свой ум, играет, созидает, радуется. К какой из этих категорий можно отнести сивахцев?
Но Гвидо, видимо, считал, что сказал уже достаточно. Теперь он забавлялся тем, что носком туфли подталкивал жабу, неизвестно как попавшую на ковер. Незрин сам ответил на свой вопрос.
— Если хорошо подумать, сивахцы не вписываются ни в одну категорию, предложенную Ницше. Они никого не едят, не держат нож за пазухой, и если считать, что их развитие когда-то остановилось, то уж не в детстве, конечно. Детям свойственны любопытство, изменения, рост. Они прекрасно знают, где власть, чтобы не слушаться ее. И в этом они полная противоположность сивахцев. Последние, как я уже говорил, исключительно продукты культуры и цивилизации более обособленной и застывшей, чем любая другая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26