Бесстрастны, даже вроде бы чуть скучают… Квинн отталкивал от себя то, что для нее уже стало четким убеждением, но инстинкт сработал, и его лоб покрылся холодным потом.
— Послушайте, — пробормотал он. — Давайте остановимся и постараемся удрать.
— Нет. Тихо сидеть. И слушаться меня.
Двое стояли на обочине так, что каждый из них мог был дотронуться до «рено», выставив руку вперед. Третий, без шляпы, опирался о радиатор, делая вид, что чистит ногти ножичком. Он посмотрел на «рено» и вяло поднял руку, призывая машину остановиться.
Модести начала чуть сбавлять скорость, но затем, когда радиатор «рено» миновал двоих парней на обочинах, она вдруг внезапно и сильно затормозила. Квинна бросило вперед, но пристегнутый ремень удержал его на месте. Зато две дверцы резко распахнулись, и внезапная остановка только придала им ускорение.
Человек со сложенными на груди руками со стороны Квинна чуть повернулся, но дверца ударила его по руке и плечу, и, когда он споткнулся и упал, стальная кромка впилась ему в лицо. Квинн только услышал, как он вскрикнул. Второй получил удар по кисти руки и, похоже, с ним и перелом одного-двух пальцев, потому что другой рукой схватился за поврежденную, шатаясь и тщетно пытаясь обрести равновесие.
Модести Блейз уже была на обочине. Квинн отметил, что она, по сути дела, выскочила одновременно с распахнувшейся дверью. Он стал нашаривать защелку ремня, но не мог отвести глаз от своей спутницы, которая сделала шаг и взмахнула длинной загорелой ногой. Удар пяткой пришелся как раз по челюсти. Не успел человек упасть, как она, опершись рукой о радиатор, перемахнула через него, доведя до конца эту сложную комбинацию движений.
Человек с окровавленным лицом откатился подальше от машины и встал на колени. В руке у него сверкнул пистолет, но не успел он нажать на спуск, как Модести снова махнула ногой, и он издал вопль, схватился за локоть, и ствол, описав в воздухе дугу, упал в пяти шагах от него. Затем она не сильно, но очень плавно взмахнула правой рукой, и опять это движение показалось Квинну неотъемлемой частью всей комбинации.
В кулаке у нее была черная деревянная штучка. Один ее выпуклый конец ударил человека чуть ниже и сзади уха. Он упал и затих. Затем она повернулась к третьему. Тот не терял времени даром, потому что уже мчался на нее с ножом в руке, держа его низко и острием вверх.
Квинну показалось, что на мгновение она расслабилась. Затем подняла гантель, словно собираясь ударить, сделала два стремительных шага навстречу противнику, а затем нырнула вперед. Она коснулась земли, а потом, увернувшись от выброшенного в ее сторону ножа, ударила двумя ногами в живот атаковавшему.
Даже сидя в машине, Квинн услышал, как судорожно выдохнул человек с ножом, получив такой удар. Его ноги оторвались от земли, и он полетел назад, после чего застыл бесформенной грудой.
Модести Блейз снова поднялась на ноги и быстро посмотрела на двоих других. Они не подавали признаков жизни.
— Эй, — хрипло выкрикнул Квинн, впрочем, сам толком не зная, что он хочет сказать, но Модести не отреагировала. Она присела на корточки возле поверженного человека без шляпы и стала обшаривать его карманы. Когда она поднялась, в руке у нее был его бумажник. Она быстро проверила его содержимое, швырнула на землю и перешла к тому, который пытался вытащить пистолет.
Квинн завороженно следил за ее движениями. Она повторила процедуру обыска, забрала ствол и перешла к третьему. На сей раз она обнаружила револьвер. Потом подошла к «ситроену», села за руль, дала задний ход и довела машину до того места, где дорога расширялась настолько, что можно было разъехаться. Затем она вышла, подняла капот и сунула руку внутрь.
Выпрямившись, подошла к «рено», сунула свечи из двигателя «ситроена» и револьвер в перчаточное отделение, вытащила обойму из пистолета, щелкнула задвижкой, вытащила патрон из казенника, снова вставила обойму и положила пистолет рядом с револьвером.
Квинн заметил, что на ее лице появилось хмурое выражение. Она была чем-то недовольна. Он также обратил внимание, что у него по-прежнему бешено колотится сердце. Сделав над собой усилие, он произнес как можно более холодным и спокойным тоном:
— Поздравляю…
Она сердито мотнула головой, завела мотор, взялась за рычаг.
— Слишком далеко я выбила ту пушку. Так, что нельзя было достать. Если бы последний из троицы успел вытащить свой ствол, у меня возникли бы проблемы.
После долгой паузы Квинн сказал:
— Ничего страшного. Мы все ошибаемся. — Он с отвращением понимал, что его сотрясает дрожь и голос срывается. Тогда его недовольство собой переключилось на спутницу, и он с нажимом произнес: — Надеюсь, это, по крайней мере, не полицейские.
— Нет, не полицейские, — покачала она головой. — Это я вам гарантирую.
— Тут вы, конечно, специалист. — Она рассеянно кивнула, и он не выдержал: — Кто вы, черт возьми?
— В каком смысле?
Он ткнул пальцем за спину.
— Вон те… Это же… — Он сердито провел рукой по лбу. — Это же невозможно без долгой практики… И вы это освоили не в средней школе, не в кружке любителей гимнастики.
— Гастон Бурже, Жак Гара, а третий без документов, — сказала она. — Вам что-нибудь говорят эти имена?
— Почему, по-вашему, они должны быть мне известны? — удивленно отозвался Квинн.
— Если они отправились по вашу душу, то могли бы существовать какие-то ниточки.
— Если и могли бы, то я понятия не имею, откуда они тянутся. После того, что я видел, скорее, они отправились по вашу душу. Признавайтесь, вы руководите мафией, работаете секретным агентом или что?
— У меня шляпный магазин в Кенсингтоне, — с легкой улыбкой отозвалась Модести Блейз. — Так что я их никак не могла заинтересовать.
— Хорошо, но они вполне могли задумать изнасилование. — В его красных глазах было явное неудовольствие. — Причем они имели в виду не меня, а вас. Они могли увидеть, как вы приехали на своей машине, и подумали: «Какая милая кошечка. Почему бы нам немножко не позабавиться?» Места тут уединенные, безлюдные…
— Может быть, но я в этом сильно сомневаюсь.
Квинн начал хрипло смеяться, хотя от этого саднило в горле и ломило все тело.
— Господи, тогда они сильно просчитались. Порезвились они неплохо, до упаду, в прямом и в переносном смысле. — Он продолжал смеяться, но смех перешел в подобие плача, и по лицу потекли слезы. Ему было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать и продолжал смеяться и дрожать. Тогда она остановила машину, и он почувствовал ее холодную ладонь на своей шее. Он попытался оттолкнуть ее руку, прохрипев: — Со мной все нормально, милочка. Я в полном порядке… Оставьте меня в покое.
Но рука осталась там, где была, и в ее голосе послышались удивительная теплота и мягкость:
— Бедный старый Квинн со своей поврежденной головкой. Ну, полно прикидываться крутым, лучше расслабьтесь… Сейчас надо проглотить пару таблеток, а потом проснуться в хорошей удобной кровати и почувствовать себя новым человеком…
Огромным усилием воли Квинн взял себя в руки. Сквозь туман он увидел, как Модести снова взяла аптечку, извлекла из нее флакон с таблетками. Она повернулась к нему с улыбкой и он почувствовал приступ отвращения к себе.
— Извините, что называл вас милочкой, — прохрипел он. — Беда в том, что у меня мерзкий характер…
Глава 3
В маленькой нормандской церкви собралось человек пятьдесят. Церковь Святой Марии находилась в Викофорде, графство Беркшир, в двух милях от Темзы.
Леди Джанет Гиллам сидела в конце третьей скамьи с молитвенником на коленях. У нее болели челюсти, которые она судорожно стискивала, чтобы подавить неудержимые приступы смеха. Суровое пресвитерианское воспитание в детстве, проведенном в горах Шотландии, оказалось недостаточным барьером против непочтительности, вспыхнувшей в ней, когда молодой священник начал последний псалом.
Сидевший за органом Вилли Гарвин был облачен в стихарь. Он тщательно смазал свои белокурые волосы чем-то вроде бриолина, чтобы они не так своевольничали. Обернувшись к леди Джанет, Вилли закатил глаза. Затем, исполненный достоинства и даже величия, он начал играть гимн.
Уже в четвертый раз за это утро он играл один и тот же гимн. У леди Джанет болела грудь, а в глазах стояли слезы. Она склонилась над молитвенником и беззвучно шевелила губами, но не могла заставить себя запеть, потому что боялась рассмеяться в голос.
Она прекрасно помнила, какую физиономию скорчил Вилли, когда два дня назад она посетила его в его пивной под названием «Мельница» и попросила помочь.
— Хватит меня разыгрывать, Джанет, — отозвался тогда Вилли. — На такие штучки я не покупаюсь.
— Нет, я серьезно. Просто заболел органист, и мистер Пик уже договорился с кем-то на вечер, но с утром у него ничего не вышло, и я обещала посодействовать. Вилли, наш священник — очень милый молодой викарий, и без музыки служба будет просто испорчена. Когда он обратился ко мне за помощью, у меня просто не нашлось сил отказать.
— Но почему он обратился за помощью к тебе? Разве ты овечка из его стада?
— Нет, но он обо мне очень высокого мнения, и я решила, что ты сможешь выручить.
— Орган? Ну, в приюте я научился нажимать клавиши, но только для одного гимна.
— Верно, но ты же сам говорил, что на эту мелодию можно спеть несколько разных псалмов.
— Какая мелодия? Ля-ля-ля-ля-ля-ля и так далее. Устали ноги от трудов, и грусть у нас в сердцах…
— То, что надо. Я уже сказала мистеру Пику, чтобы он подобрал четыре псалма на твою мелодию.
Вилли удивленно посмотрел на дочь графа и сказал:
— Безумное дитя шотландских гор.
— Так нельзя разговаривать со своей возлюбленной, Вилли.
— Последний раз я был в церкви в семнадцать лет, — задумчиво проговорил Вилли. — И то залез, чтобы стырить свинец с крыши.
— Ты был очень дурным юношей.
— Не то слово, Джен. Отвратительным. И еще тупым, потому как меня то и дело ловили.
— Ну, теперь тебе представился шанс немножко искупить свою вину. И подумай, какую отличную историю ты затем сможешь рассказать ее высочеству.
Так леди Джанет называла Модести Блейз. Когда-то в этом обращении имелся враждебный подтекст, но с тех пор много воды утекло. Леди Джанет поняла, что эта высокая темноволосая красавица и не думала привязать к себе Вилли Гарвина. Другое дело, что какая-то часть Вилли навсегда принадлежала Модести, но с этим уже нельзя было ничего поделать, поскольку эти прочные связи уходили в далекое прошлое, когда Модести и Вилли вместе делали загадочные и темные дела и вместе смотрели в лицо беде.
Леди Джанет нашла в себе силы примириться с этим. Более того, она понимала, что и ей принадлежит та часть Вилли, которая, напротив, никогда не будет принадлежать Модести. Удивительно, думала леди Джанет, что Модести и Вилли не только не вступали ни в какие отношения, подразумевавшие физическую близость, но что они как-то вообще не подозревали, что такое между ними возможно. Так повелось издавна, и вряд ли будущее могло внести в этот порядок перемены.
Леди Джанет не могла с уверенностью сказать, что именно последний аргумент насчет хорошей истории для ее высочества и склонил чашу весов в пользу участия Вилли в церковной службе, но даже если так оно и было, леди Джанет не обиделась бы. Согласился — и слава Богу. Вилли доиграл псалом, а потом откинулся на спинку стула с довольным и даже величественным видом славно потрудившегося человека. Когда же, получив прощальное благословение викария, прихожане стали подниматься с мест и двигаться к выходу, Вилли решил порадовать их на прощание еще раз этой же мелодией. Некоторые недоуменно озирались, но Вилли и бровью не повел.
Когда леди Джанет оказалась в машине Вилли и они поехали на ее ферму, что находилась в миле от его пивной, она наконец дала волю смеху.
— Господи, Вилли… В этом стихаре ты выглядел как клоун. Я просто думала, что не доживу до конца…
— Я заметил, что ты была тронута, Джен. Да, во мне есть что-то клерикальное… И более того, я даже мог бы сегодня кое-что заработать. Викарий сказал, что обычно это стоит семьдесят пять пенсов.
— Вилли, и что же ты ответил мистеру Пику?
— Я сказал, что об этом уже договорено с тобой и ты непременно заплатишь мне сторицей…
Он обернулся к ней, и на его лице изобразилась обида:
— Я не прав?
Она рассмеялась и, взяв его под руку, сказала:
— Все зависит от обстоятельств. Я не люблю спешки. Ты можешь у меня заночевать?
— Я захватил с собой зубную щетку и ночную рубашку.
— Какой у нас умный органист!
В час ночи леди Джанет лежала, положив голову на плечо Вилли, и ее искалеченная нога ныла.
Час назад они легли в постель, но не занимались любовью. Телефонный звонок от Модести из ее парижской квартиры стал тучей на доселе ясном небосводе.
В автомобильной катастрофе погиб друг Модести и Вилли — некто Таррант. Сэр Джеральд Таррант. Джанет как-то раз видела его на «Мельнице». Весьма обходительный джентльмен, манерой держаться и одеваться напоминавший об эпохе Эдуарда VII.
— Ты не спишь, Джен? — спросил Вилли.
— Нет, нога зудит.
— Хочешь, помассирую?
— Если не перестанет, то будь добр… А что, этот Таррант был большим человеком в разведке?
— Да, но тебе об этом ничего не должно быть известно.
— Господи, Вилли, у меня есть и глаза, и уши, и за эти годы мне стало кое-что известно про вас с Модести. — Ее пальцы нащупали шрам на бедре Вилли. — Когда вы отправлялись на задания, ведь вы старались для Тарранта?
— Пару раз было дело…
— Я знаю, вы ведь не обязаны этим заниматься. Тогда почему вы ищете неприятностей на свою шею?
— Мы сами ничего не ищем. Просто время от времени возникает нечто такое, от чего просто нельзя убежать…
— Почему это?
— Есть причины.
Джанет замолчала, погружаясь в воспоминания. Вот лежит в своей постели она, леди Джанет Гиллам, дочь графа, и ее голова покоится на плече у кокни, который появился в ее жизни пару лет назад. Это все произошло уже после ее бурных деньков, закончившихся свадьбой с Уолтером Гилламом, постоянно пьяном плейбоем, который однажды не совладал с машиной и отправился в мир иной, а Джанет потеряла левую ногу до колена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28