Кейта Диеш с ящиком полевой рации появился из темноты и щелкнул каблуками.— Есть новости? — обернулся к нему майор и поморщился: типичные черты африканца в сочетании с крашеными волосами и белой в желтых пятнах кожей Диеша раздражали его. Еще в лагере немец громко заявил, что согласен с обычаями некоторых племен убивать альбиносов при рождении.— Группа «Зэт» захватила полицейские казармы, сэр, — доложил радист. — Сарыч сообщает, что через час начинается общая атака.— Доложи Сарычу, что мы выступаем к радиодому.Радист козырнул, четко сделал поворот кругом.Хор проводил его взглядом, криво улыбнулся и твердым шагом пошел к двери.Корнев и Мангакис переглянулись.— Похоже, что дело серьезно, — заметил Корнев. — И если их не остановят…— Как вы можете сейчас об этом думать! Советник нервно вскочил.— Этот зверь — сумасшедший. И он не остановится перед убийством моей дочери и вашего сына. Для него это ровно ничего не значит. Вы понимаете? Он убийца, профессиональный убийца!— А что вы предлагаете? Пойти и сказать ему, что они действительно схватили Мануэля Гвено?Корнев вышел из-за стола, прошелся по холлу. Радист, устроившийся на веранде, не спускал с него настороженных глаз.— Я не знаю… Я просто не знаю, что делать в таких случаях!Грек опять хрустнул пальцами.— Но я не хочу, понимаете, не хочу вмешиваться в эту историю! Я сыт по горло прошлым. Я проиграл войну, я потерял веру в страну, которую любил как страну свободы. Даже жену у меня отняла политика. И единственное, что у меня еще осталось в жизни, — это Елена. И я отдам все, все… — Он помолчал. —…чтобы спасти свою дочь!— Ценою жизни другого человека? А что она скажет вам, когда узнает об этом?..Корнев вздохнул, на мгновение задумался.— Нет, — решительно сказал он. — Мне бы Евгении этого не простил.— Но нельзя допустить, чтобы…На Мангакиса было страшно смотреть. Перед Корневым был глубокий старик — с трясущимися руками, опущенными плечами, раздавленный жизнью.— Что же делать?В голосе Мангакиса было отчаяние.— И потом ведь майор сказал, что все равно расстреляет этого человека — министр он или не министр. Корнев посмотрел на часы:— Пять минут одиннадцатого. Значит, у нас, если верить майору, в запасе 25 минут. Наступать они начнут в одиннадцать и к этому времени рассчитывают захватить радиостанцию.— А полицейская казарма уже захвачена. Если они победят…—…все ваши реформы полетят к черту! — окончил его мысль Корнев.Мангакис вздрогнул и закусил губу.— И вам придется испытать еще одно поражение в жизни. Последнее и окончательное!Он пристально смотрел в лицо экономического советника, и голос его был холодным и жестким:— Вы лжете самому себе, Бэзил. Посмотрите на себя со стороны и признайтесь в этом хотя бы сейчас.Мангакис упрямо мотнул головой.— Нет! Нет! И еще раз нет!Корнев прищурился.— Нет, Бэзил, жизнь не сломила вас!Он помолчал, прошелся по холлу. Затем подошел и остановился перед сидящим на стуле советником.— И напрасно вы стараетесь убедить себя, что можете отречься от того, что вам дорого. Признайтесь хотя бы сейчас, в этот момент: вы любите то, что делаете в Богане вместе с Мануэлем Гвено, вместе с людьми, с которыми вы работаете, позабыв о том, что их кожа отличается от вашей. Признайтесь, ведь вы мечтаете тайком о том времени, когда в Богане люди будут служить тем идеалам, за которые вы в свое время сражались в Греции. Вы мечтаете выиграть здесь борьбу, которую проиграли в сорок девятом. И победить не оружием, а силой своих знаний, отданных людям маленькой африканской страны.— Но что вы всем этим хотите сказать? — хрипло проговорил Мангакис. Лицо его осунулось, он словно сразу постарел.— Иногда достигнутое необходимо защищать с автоматом в руках! — отчеканил Корнев. — Вы были в ЭЛАС не меньше чем полковником.— Я отказался от прошлого!— И это говорит герой гражданской войны Микис…— Молчите! — вскочил Мангакис. — Вы… Откуда вы знаете мое имя?Корнев спокойно положил ему руку на плечо.— В юности я писал стихи о Греции и собирал вырезки — статьи, карты, фотографии. Наша война уже кончилась, и я не успел убежать на фронт, хотя и пробовал трижды. А вы дрались с фашистами…Он прищурился:— В одном из наших журналов был напечатан и очерк о вас, о полковнике ЭЛАС Микисе Ставропулосе!— В газетах было, что я погиб, — глухо ответил Мангакис.— У меня отличная память на лица, и ваше лицо все время казалось мне удивительно знакомым… полковник.Грек бессильно опустился на стул.— Я не хотел, чтобы Елена когда-нибудь узнала об этом. Дети презирают побежденных.— А вы уверены, что она ничего не знает?— Да.— Тогда почему же вы хотите, чтобы она видела вас сейчас побежденным — человеком, чьи идеи, чей почти десятилетний труд оказался растоптанным сапогами того фашиста, который, может быть, дрался против вас в Греции?— Замолчите! Я требую — замолчите!Голос Мангакиса был яростен, руки его дрожали.— Я и Елена, мы вне борьбы.— Хорошо. Забудем об этом, — неожиданно оборвал разговор Корнев.Он молча подошел к радиокомбайну, стоящему в углу, машинально нажал клавиш включения. Приемник был настроен на волну «Радио Габерона».Станция работала нормально. Передавали национальную музыку. И вдруг Корнев встрепенулся:— Вы говорите… пять минут одиннадцатого? Но тогда должны были передавать последние известия. Странно, почему они изменили программу?На веранде загрохотали шаги, Корнев поспешно выключил приемник, и почти сейчас же в холл вошел Хор.— Пока вам везет, джентльмены!Он сказал это мрачно, почти со злобой.— Эти болваны так обработали черномазого, что тот просто не в силах что-нибудь сказать. Да ладно, у меня есть еще кое-что в запасе на этот случай. Кстати, я советовал бы вам хорошенько подумать — ведь ни девушка, ни парень не умрут легкой смертью, если вы мне все-таки пытались солгать.Он обернулся к веранде и крикнул в темноту:— Тащи-ка его сюда, ребята!Двое наемников втащили потерявшего сознание Мануэля Гвено, бросили его на пол.Это были уже не Джимо с товарищем: парни служили раньше в полиции Боганы, еще при колонизаторах — в «спешиал бранч», особом отделе. Уж они-то умели вытряхивать из арестованных все, что те знали. В лагере они сотрудничали с агентами тайной португальской полиции — ПИДЭ, и Хор лично включил их в свою группу.— Симон, Ашаффа, пока вы свободны, — кивнул Хор палачам. — Идите.Подождав, пока наемники не покинули холл, майор обернулся к Мангакису и Корневу.— Способные ребята, а?Он кивнул в сторону сада.— И будет очень жаль, если к ним в лапы попадет… ну, допустим, белая девушка!Мангакис встал и, сжав кулаки, молча пошел на Хора. Тот вскинул автомат и упер его ствол в грудь Мангакиса.— Но, но! Хоть вы и с американским паспортом…Советник стиснул зубы, но остановился. Лицо его побагровело.— Вы не посмеете! — яростно выдохнул он. Хор опустил автомат и отошел к камину, плюхнулся в кресло, следя за каждым движением отца Елены.— Как знать… — скривился он, — на войне как на войне…Мангакис обвел его тяжелым взглядом, потом шагнул к распростертому на полу Гвено.— Когда-нибудь вы за это ответите, Хор!Сказав это, Корнев тоже шагнул вперед и стал на колени возле тела министра.— Вина!Он обернулся к Мангакису, и тот дал ему бокал, твердой рукой наполнив его вином. Корнев осторожно влил несколько капель вина в разбитый рот Гвено.Мануэль застонал и очнулся. Он увидел склонившегося над ним Корнева и попытался улыбнуться.— Ничего, — услышал Корнев его слабый шепот. — Мы… их сильнее… все равно сильнее…— Господин секретарь, скажите, где министр? При этих словах Хор мрачно улыбнулся. Мануэль Гвено слабо качнул головой. Его окровавленные губы зашевелились.— Скажите… Скажите им, кто я такой… Я… их… не боюсь…— Он бредит! — почти выкрикнул Корнев, стараясь заглушить слабый шепот Гвено. — Он потерял рассудок.— Это мы сейчас выясним. Симон!Один из солдат, втащивших Мануэля Гвено, немедленно появился с веранды, вытянулся.— Слушаю, сэр…— Позови-ка сюда Аде, да поживей!Солдат козырнул, снова щелкнул каблуками и кинулся исполнять приказание.Майор проводил его взглядом.— Так вот, господа, — обратился он затем к своим пленникам. — Я забыл вам сказать, что Аде знает вашего друга в лицо. Они же из одной деревни, что напротив нас, через лагуну.Майор посмотрел на часы.— У меня еще есть пятнадцать минут. Через пятнадцать минут мы уйдем, но я обращаюсь к вам, господин Мангакис, как к человеку более благоразумному. Большевики (он кивнул в сторону Корнева) всегда отличались безрассудным упрямством даже тогда, когда игра проиграна…— Как, например, под Москвой в сорок первом, под Сталинградом в сорок втором…Корнев выпрямился над вновь потерявшим сознание Гвено.Судорога исказила лицо Хора, рука его стиснула автомат, и в этот момент вошел Аде.— Слушаю, сэр…Хор нашел в себе силы сдержаться.— Ты знал Гвено, не так ли? — удивительно спокойно спросил он сержанта. — Парни сказали, будто ты говорил им, что вы с Гвено из одной деревни.— Так точно, сэр!Сержант изо всех сил ел глазами начальство.— И ты его узнаешь?— Постараюсь, сэр!Хор довольно хмыкнул и кивнул в сторону Гвено.— Этот?Аде подошел к лежащему, посмотрел на него сверху, затем присел на корточки и долго-долго всматривался в разбитое лицо не приходившего в сознание человека.— Нет, кажется, это не он, — сказал наконец Аде. ГЛАВА 6 Где-то глухо погромыхивало. Отблески далеких вспышек отражались на стеклах окна, выходящего на лестничную площадку второго этажа, где была комната Елены. Но Майк знал, что это еще не голоса тяжелых орудий «Бомбарды» или «Дракона». Был канун сезона дождей, и духота сегодняшнего вечера предвещала грозу.— «Мамми Уота» сердится, — ни к кому не обращаясь, сказал Майк. С той самой минуты, когда Хор приказал ему увести Елену и Евгения из холла, это были первые его слова.Они молча поднялись на второй этаж, вошли в комнату Елены, и Майк поразился, как мало перемен произошло с тех пор, как он побывал здесь в последний раз.На полу лежал все тот же толстый ковер, на котором Елена, Женя и Майк слушали рассказы старой негритянки. В углу японский телевизор. Стена слева от двери увешана африканскими музыкальными инструментами, здесь же низкий и длинный книжный шкаф: на фоне пестрых изданий коллекция маленьких фигурок из легкого белого дерева, которое здесь называлось «бумажным».Лишь широкий диван, на котором раньше спала Елена, куда-то вынесли, а вместо него стояли две узкие софы под углом одна к другой. Легкий книжный стол поражал аккуратностью книжных стопок. Новым здесь было и высокое зеркало-трельяж, на стеклянных полках которого поблескивали разноцветные коробочки и флакончики. Девушка не красилась, и Майк подивился, зачем ей был нужен весь это набор для «мейк ап».— Садитесь! — Елена по-хозяйски махнула рукой в направлении двух зеленых кресел, стоявших около ее письменного стола.Сама она устроилась на кожаном пуфе рядом с трельяжем, выжидательно глядя на Майка. И под внимательным взглядом ее больших серых глаз Майк почувствовал себя неловко.Если внизу, в холле, в присутствии Хора, он выступал в роли второстепенного действующего лица, то сейчас, оказавшись наедине с друзьями детства, он должен был сам избрать линию поведения — но какую?Евгений, тоже выжидательно глядя на Майка, сел в кресло, а Майк, испытывавший все большее чувство неловкости, прошелся несколько раз по комнате, прежде чем присесть, наконец, на самый край узкого дивана. Автомат он положил на диван, рядом с ним берет с дурацкой эмблемой — череп и кости.Елена и Евгений молчали, и Майку почудилась в их молчании холодная насмешка. Они не боялись его и ждали объяснения.— А где… мама Иду? — спросил он, почему-то оглядываясь.— Она не работает по уикендам.Елена смотрела на Майка уже с откровенной насмешкой.— Кроме того, она в санитарном отряде народной милиции. И не думаю, чтобы она очень обрадовалась, увидев тебя… с ними.Девушка презрительно кивнула на дверь.— Особенно если бы увидела, что вы сделали с Гвено! — резко добавил Евгений.— Гвено?Глаза Майка округлились.— Так это Гвено?У Евгения перехватило дыхание. Но было уже поздно.— Да, Мануэль Гвено! — после секундной заминки вызывающе продолжал он. — Можешь идти и доложить этому недобитому гитлеровцу. В конце концов, тебе за это платят!Майк побледнел.— Черномазый ограбил моего отца, — тихо, но твердо сказал он.— Хорошо, что ты хоть не сказал, что он ограбил тебя, — саркастически заметил Женя. Майк упрямо стиснул зубы.— А значит, и меня!Елена встала, подошла к Майку, села с ним рядом.— Если ты выдашь его…Брови ее были нахмурены. Такой Майк помнил ее в детстве — она становилась такой за несколько секунд до того, как броситься в драку, не глядя ни на что, не соразмеряя свои силы с силами какого-нибудь мальчишки из старшего класса, обижавшего ее.— Елена! — в голосе Евгения были злость и презрение. — Разве с ним теперь можно говорить по-человечески!Майк закусил губу.— Ведь мы так долго не виделись. Джин, — сказал он, тяжело дыша. — Неужели у нас не о чем больше говорить, как только обо всем этом?..— О чем же ты предлагаешь нам разговаривать? Уж не об учебе ли в школе Святого Спасителя? Там нас этому…Евгений кивнул на автомат: —…насколько я помню, не учили.— Хорошо!Майк вскочил и решительно тряхнул головой.— Тебе не нравится, что я здесь, не нравится, для чего я здесь. Что ж!В комнате было душно, и на лбу у него блестели капельки пота. Он перевел дыхание.— Лучше было бы, если бы все шло по-прежнему, как несколько лет назад. Но меня выгнали отсюда. Или ты, если бы тебя выгнали из твоей страны, не захотел бы вернуться назад. Ну?Евгений облизнул пересохшие губы, помедлил. Елена смотрела на него с ожиданием, и он понимал, что должен ответить на вопрос Майка. На ум лезли красивые и громкие фразы — вроде того, что «если бы я служил Родине, она бы меня не выгнала». Но он сказал просто:— Да, я вернулся бы.— Вот видишь…Евгений старался говорить спокойнее.— Но не так, как ты. Ведь ты вот вернулся, а что дальше?— Дальше?Майк пожал плечами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13