Если уж на то пошло, что-то не заметила, чтобы вы вели себя так, точно предел ваших эротических фантазий.— Надеюсь, практика поможет нам обрести нужную форму, — усмехнулся я. — Как же здорово лежать мягкой кровати после многочасового сидения в кресле! А вообще-то мы можем и впрямь немного расслабиться и устроить военный совет — возможно, нам больше не представится возможности спокойно поговорить. Принести тебе стаканчик или сигарету, или...— Благодарю. Мои сигареты в сумочке, на комоде...Я дал ей прикурить и поставил пепельницу на тумбочку.Приятно было все-таки испытывать это запретное удовольствие — бездельничать в роскошном гостиничном номере, в пижаме средь бела дня, в компании хорошенькой блондинки, пускай даже она владеет карате и дзюдо и способна с дальнего расстояния всадить в “десятку” поясной мишени все пули из обоймы.Я решил, что наша романтическая интерлюдия, при всех ее недостатках, сыграла очень полезную роль. Безусловно, она помогла нам избавиться от неловкости и предотвратить разного рода комплексы, которые непременно развились бы у нас обоих, если бы мы тщились сохранять наши супружеские отношения на сугубо платоническом уровне.Я стоял возле нашего ложа и задумчиво смотрел на мою миниатюрную партнершу. Ее голубые глаза ярко выделялись на загорелой коже, которая, в свою очередь, казалась мягкой и гладкой на фоне светлых волос и белой ночной сорочки.Она выпустила в меня струю дыма и сказала:— Перестаньте, Хелм!— Перестать — что?— Кончайте распускать сопли! Вы же стоите и пытаетесь внушить себе теплые чувства ко мне, ведь так? Может, даже заставляете себя немного влюбиться! Только потому, что мы немного позанимались сексом — и довольно посредственным сексом, — вы чувствуете себя обязанным заявить мне, как миленько смотрится такая махонечка в громадной постельке! Слушайте, налейте себе стаканчик и завязывайте со своим романтическим бредом! Запомните: всякое сходство между нами и парой влюбленных голубков обманчиво. Мы два клоуна из водевиля, которых наняли для краткой гастрольной поездки.Конечно, она была права. Я усмехнулся и растянулся возле нее на кровати, подоткнув себе под спину подушку и натянув одеяло на грудь.— Все верно, — сказал я. — Ну а теперь, если ты закончила читать мне нотацию, может, обсудим неотложные дела?Уинни взглянула на меня немного удивленно. И через секунду расхохоталась.— Ох, простите! Я не хотела... ну, может, это само собой получилось. Так какие дела?— Ну, скажем, парень по имени. Бьюкенен, который мертв. И парень по имени Макроу, который еще жив, но тебе предстоит исправить эту небольшую ошибку при первом же удобном случае. Разумеется, при условии, что мы сумеем определить местонахождение мистера Макроу и подвести тебя на достаточно близкое к нему расстояние.Она нахмурилась.— Макроу. Они мне не называли его фамилию. Это был величайший секрет. Они просто описали мне в общих чертах суть задания. Макроу. Никогда не слышала о таком. Макроу? — Она словно пробовала эту фамилию на вкус. — А как его имя?— Арчибальд. Не очень честно, а?— В каком смысле?— Ну, беднягу наградили таким дурацким именем — Арчибальд. У него, надо думать, и так уже полным-полно невзгод и без таких головорезов, как мы, которые готовы взять его след...Уинни даже не улыбнулась. Ну, может, в моих словах и впрямь не было ничего забавного. Она довольно жестко спросила:— Особые приметы?— Сорок семь лет. Пять футов семь дюймов. Сто девяносто фунтов.— Колобок средних лет, — пробормотала она.— Именно. Низенький и крепенький. Круглолицый. Темные волосы прикрывают небольшую лысину. Карие глаза, немного близорук, носит очки в золотой оправе. Ноги небольшого размера. Маленькие руки. Когда охватывает научное вдохновение, он начисто забывает о бытовых мелочах, даже о бритье. Правда, в те редкие случаи, когда берет в руки “жиллет”, то выбривает свои щеки до блеска. И я подозреваю, что научное вдохновение нисходит на него довольно часто. Одевается неряшливо, на обшлагах видны пятна от кислоты и прочих химикатов. Башковитый и, говорят, с ужасным характером. Не может ужиться ни с кем, впрочем, и с ним никому не удается ладить. Он считает себя необычайно умным, обреченным существовать на планете, населенной идиотами, которые только и делают, что пытаются воспользоваться его гениальными способностями.— А они пытаются?— Конечно! Разве не для этого гении рождаются на свет? Сначала он работал в крупной фармацевтической компании. Они сколотили состояние на одном его открытии — какой-то фантастически эффективный антибиотик, — а он только и получил, что свое жалованье и небольшую премию. Так хитро был заключен с ним контракт. Тогда он раздобыл себе новый контракт и вывел еще какую-то формулу, куда более интересную и потенциально доходную, да только, сам того не подозревая, залез на поле, которое уже возделывалось правительством в военных целях. И вдруг он понял, что работает на биологическую войну — в условиях строжайшей секретности — и по-прежнему зарабатывает каких-то жалких несколько тысяч в год — в то время, наверное, пять, — а этот парень, как мне сказали, мечтает о миллионах. Но только, предупреждаю тебя, куколка, не воображай, что наш Арчи похож на яйцеголовых мечтателей-романтиков. Все его фантазии, будь то во сне или наяву, крутятся вокруг бабок. И только бабок.— Продолжайте...— С человеком, у которого такие жизненные интересы, вполне естественно произошло следующее: когда к нему пришел некий добрый дядя и потряс перед ним тугим кошельком, он потянулся к этому кошельку и исчез. Оставил только записку, в которой писал, что четырнадцатая поправка к Конституции Соединенных Штатов запрещает рабовладение и никто не вправе указывать, где и на кого ему работать и за какое вознаграждение. Он также намекнул, что американским властям можно не тревожиться по поводу выдачи им государственных секретов, к коим он был причастен, поскольку ни они, ни его новый спонсор нимало не интересуются устаревшими детскими опытами, которые его заставляли проводить в государственных лабораториях. У него сейчас на уме куда более грандиозные эксперименты. В данных обстоятельствах, писал Арчи, он не видит причин, почему его исчезновение должно возбудить какую-то озабоченность со стороны официальных ведомств, и требует, весьма настоятельно, чтобы они прекратили вмешиваться в его научную работу. — Я пожал плечами. — Ну, в какой-то мере Макроу можно понять. В конце концов, он же хозяин своего мозга, который, похоже, очень неплохо фурычит. Вряд ли его можно винить за то, что он хочет получить за свой талант приличную цену.Уинни ответила холодно:— Не наше дело, мистер Хелм, вникать в мотивы людского поведения.Я бросил на нее косой взгляд и слегка пожал плечами. Мы уже пережили несколько мгновений, когда между нами установились почти нормальные человеческие отношения, но, возможно, таких моментов нам больше не представится. Если же ей хотелось сохранить к заданию сугубо серьезное отношение — что ж, это задание и так считалось достаточно нешуточным.— Можешь называть меня просто Мэтт, — заметил я. — Сколь бы невероятным это ни казалось, жены в наше декадентское время обычно предпочитают именно такую неуважительно-фамильярную форму обращения к мужьям.— Мне кажется, Мэтт, что правительство не слишком серьезно отнеслось к предупреждению Макроу, — сказала она, по-прежнему без тени улыбки.— Господи, ну ты же знаешь наших вашингтонских бюрократов! Конечно, они отнеслись к его предупреждению не слишком серьезно. Они ведь настолько преисполнены сознанием собственной важности! Им просто в голову не пришло, что какой-то пухлый коротышка-очкарик посмеет им угрожать — им, олицетворяющим Соединенные Штаты Америки! Они бросились за ним в погоню, Уинни. То есть послали ему вдогонку людей. Невзирая на его записку, они решили, что он поставил под угрозу национальную безопасность...— И что же произошло?— Ничего особенного — поначалу. Им пришлось изрядно попотеть, пока они установили его местонахождение. По прошествии нескольких месяцев наш агент напал на его след где-то в горах Калифорнии. Вскоре после этого агент исчез. Через некоторое время его обнаружили — мертвым. По всем признакам, он заболел какой-то смертельной разновидностью кори.— Кори? Но от кори не умирают.— Это смотря какая корь, — ответил я сухо. — Ив зависимости от иммунитета заразившегося. В истории медицины известны случаи, когда целые племена туземцев вымирали от простейшей кори — после того, как они вступали в контакт с цивилизацией. По-видимому, со времени своего исчезновения Арчи вырастил вирус, который поражает цивилизованных людей таким же образом. Ему достало благоразумия оставить предупреждающую записку на теле умершего — иначе в Калифорнии разразилась бы страшная эпидемия.— А мне кажется, что он просто делает себе рекламу, — сказала Уинни.— Не только себе. Такая догадка приходила на ум и другим. Как бы там ни было, поиски в том районе выявили заброшенный дом, использовавшийся в качестве химической лаборатории — кстати, судя по всему, эта лаборатория была оборудована по последнему слову техники. Но оттуда все вывезли. У спонсоров Макроу, кто бы они ни были, хватило времени увезти гения и его приборы в неизвестном направлении. В следующий раз его обнаружили со всем скарбом в высокогорном районе Анд, но, как и в предыдущий раз, агент, которому удалось напасть на его след, распрощался с жизнью прежде, чем установил точные координаты убежища. Парень умер от ветрянки, представляешь! Из медицинской карты этого агента выяснилось, что в детстве он переболел ветрянкой в сильной форме, но вирусы дяди Арчи проигнорировали благоприобретенный иммунитет. Они его просто угробили.Уинни нахмурилась.— Другими словами, этот ученый обнаружил способ резко повышать действенность вируса?— Ну, в бытовом смысле — да. Но только встает вот такой занимательный вопрос: что может произойти, когда он перестанет забавляться с детскими болезнями и применит свой метод к чему-то более серьезному — например, к вирусу оспы или холеры. Он, несомненно, что-то подобное затевает. Он же мог этих агентов просто пристрелить или сбросить в ущелье. Вместо этого он подбрасывает, так сказать, опытные образцы своих разработок, давая понять нам и всему миру, на что он способен. Ну и что он собирается делать дальше? И кто ему помогает и каковы их мотивы? Эти-то вопросы не дают покоя ребятам в Вашингтоне. И тот факт, что над этим же вопросом, вероятно, ломают себе голову ребята в Москве и в других столицах мира, ни на секунду их не успокаивает.— А ты уверен, что не Москва взяла Макроу под свое крыло?— Уверен? — переспросил я. — Кто сегодня может быть в чем-то уверен? Мы только знаем, что они, похоже, не меньше нашего перетрухали. А некто, кто благодетельствует Арчи, имеет большие деньги и огромные человеческие ресурсы, но, по всему видно, этого неизвестного не особенно привлекает возможность обосноваться в стране победившего пролетариата.— Если бы это происходило в кино, — поколебавшись, заметила Уинни, — я бы сказала, что всем заправляет международный преступник, который надеется шантажировать мировые державы угрозой применения смертоносного бактериологического оружия.— Не думай, что к этой идее не отнеслись с должной серьезностью, — сказал я. — Но при отсутствии даже намека на возможность установить личность патрона Макроу Вашингтон просто предполагает, что им движут отнюдь не филантропические мотивы. И после трех неудавшихся попыток взять Макроу — последнюю попытку предпринял Бьюкенен, — самое большее, на что они рассчитывали, это вернуть Макроу к работе на благо демократии... Во всяком случае, с этим пониманием нас и послали на это задание. И нам надо справиться с заданием прежде, чем Арчи Макроу завершит нынешние опыты, в чем бы они ни заключались, и самое главное, до того, как кто-нибудь, включая и наших добрых друзей англичан, им завладеет. Одна беда — никому не известна дата окончания его работ. Может быть, это произойдет завтра. А может, это случилось уже вчера.Я горестно вздохнул и потянулся к телефону со словами:— Ну, спасибо за приятную беседу, мэм, но пора браться за работу.— Кому ты звонишь?— Мне пора, так сказать, вводить мяч в игру. Звоню одному специалисту по генеалогии.— Какому?— Который специализируется в выращивании генеалогических древ, — сказал я. — У мистера Макроу, к несчастью, есть две слабости. Одна, как я уже сказал, — деньги. Другая — предки. Он, как можно предположить, вступил на жизненный путь, не имея родных и близких, за исключением, разумеется, отдаленного родства с Адамом и Евой. В Соединенных Штатах он родился на обочине — и в социальном, и в финансовом смысле, но, приехав в Шотландию, по-видимому, вообразил, будто его род некогда был очень знатным и пользовался здесь уважением. Именно по этой причине его след, затерявшийся было в Южной Америке, был снова обнаружен. Он послал запрос от своего имени — разумеется, своего подлинного имени — в одну контору в Лондоне, которая занимается поисками родственников. Он заключил с ними контракт, поручив им выявить связь, пускай даже отдаленную, между семейством Макроу и каким-нибудь древним шотландским кланом. Для человека, скрывающегося от преследования, это было глупейшим нарушением всех правил конспирации, однако у нас нет твердых доказательств умственного здоровья этого парня за пределами химической лаборатории. В общем, с этой зацепки Бьюкенен и начал. И мы должны, так сказать, пойти по его следам, пока нам в руки не попадет зацепка более надежная... Шшш... погоня началась!Гостиничный коммутатор соединил меня с нужным номером. Человек, назвавшийся Эрнестом Уоллингом — контора “Симпсон и Уоллинга — поинтересовался моими личными данными и родом занятий. Я назвал ему подлинное имя и фамилию и предложил свою легенду — сбивчивую историю о том, что я хочу найти своих предков. Эту историю мы придумали в вашингтонском кабинете Мака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27