Да и кому надо? Народ сюда стекался не тот, что в иные края, и не для того. Работы здесь не искали, как не искали легкой жизни, приключений или мифического счастья. Здесь уходили в отрыв — кто в тягостный, кто в забойный, кто в слёзы и надрывное бормотание, кто в мордобой и пляски под луной, кто в звон мечей, сливающийся со звоном посуды. И уж совсем мало было таких, кто обитал здесь просто потому, что так уж вышло, родился тут, прижился, и что за поиски добра от добра? Жизнь, в конце концов, она везде штука непростая…Ох, не прижился бы в Копошилке моторный генерал Панк, унёсся бы на поиски подвигов и не завернул бы без крайней необходимости. И Вово бы не прижился, ибо по природе своей был вельми добродушен и демократии копошильской, переходящей в хамство, не вытерпел бы долго. Также не прижился бы и Зембус, поскольку штрафы на неузаконенное колдовство в этом славном городе были высоки чрезмерно, а при неуплате их заменялись длительным содержанием под стражей, чего маги вообще не любят. А Чумп, глядишь, и приноровился бы, кабы не злые купеческие охранники, дюже любившие таких деятелей обихаживать твёрдыми и тяжёлыми предметами.Зато вполне успешно прижился здесь Хастред. Рынок труда в Копошилке изобиловал вакансиями лишь на опредёленных поприщах, как то: стражники, лекари, тюремщики, приказчики да мусорщики. Хастред не был ни одним из этих счастливцев, хотя из-за могучей гоблинской комплекции мог бы стать украшением охранной службы, из проведённой на улицах бурной боевой юности почерпнул некоторые медицинские познания, прекрасно чувствовал себя в сумрачных помещениях типа тюремной караулки, уболтать покупателя мог бы на зависть гному, а мусорщиком всё равно становился всякий раз, когда начинал искать в своем жилище нужную мелочь и, конечно же, находил множество ненужных. Нет, он предпочитал перебиваться случайными доходами грамотея — прочитать/написать письмо, нарисовать вывеску со словами, а то и сбомбить несведущему искателю вечных ценностей давно прочитанную и никому не нужную инкунабулу, назвавши её как-нибудь навроде «Книга Вселенской Мудрости». Все это, конечно, приключалось не шибко часто, однако владел Хастред и умением более традиционным. Повстречав на ночной улочке косматого верзилу с зачехлённым боевым топором за спиной и тщательно наведённой мутью во взоре, мало кто не испытывал внезапного порыва одолжить ему пару монет в чисто гуманных целях.Гоблин не отказывался, считая это платой за актерское мастерство. Сам же по себе он был редким добряком, за топор брался только при конкретной угрозе здоровью (но точил его регулярно, а также не менее часа в день тренировался во владении, изрубая никак не меньше пары дубовых колод в неделю на мелкую щепу), а время частенько проводил в той самой упомянутой выше библиотеке. Золотых пряжек у него, понятное дело, не водилось, но старичка-библиотекаря вполне устраивала и бутыль пива, тем более что молодой и очевидно тронутый умом гоблин был на его памяти единственным посетителем. А что порой, воровато озираясь, выдирает страницы — так явно же для памяти, а не на самокрутку или там, упаси правосудный Кано, на какие ещё низменные нужды. Вообще, странными своими привычками книгочея Хастред неизменно производил впечатление на всех в округе. Ушлые корчмари ему с завидным доверием наливали в кредит; стражники здоровались и, даже поймавши на драке в пьяном виде, больше старались мирно оттащить, нежели врезать, как простому смертному, по кумполу дубинкой; несколько меньше доверия вызывал остроухий грамотей у прагматичных девиц, без коих не проходила ни одна добрая гулянка, однако, к чести сказать, временами и на этом поприще брала верх экзотическая гоблинская харизма.Хастред не умел писать стихи, на кои так падки во все времена женские натуры, зато он очень кстати умел их читать и иной раз даже выучивать. Ах да, ещё он практиковал некоторые аспекты магии. Не той Высшей, что вызывает преклонение примитивных умов, но своего рода всё же магии. Чумп небрежно обозвал их эльфийскими, и для порядка стоит отметить, что он не столь уж и был не прав. Эльфы первые начали восполнять недостаток магического дарования использованием предметов, ритуалов и иных внешних носителей и воздействий. Рано сделав вывод, что в жизни порою пригождаются самые странные навыки, Хастред занялся изучением всеразличных построений для концентрации колдовской энергии. Рисовал всяческие пентаграммы, жёг редкие травки, не раз угорал по причине увлечения этим делом, не раз удостаивался похвалы самого ректора Университета за успехи в области ритуальной магии, однако к вящей своей печали ни разу ещё не ухитрился наколдовать даже самого плохонького пивка на опохмел. А вообще жизнь свою Хастред находил достаточно нескучной и вместе с тем необременительной, особенно по сравнению с подвигами ранней юности, когда он совместно со знатным искателем сокровищ Чумпом прокатился через все малоприятные Северные земли.В конце концов, мордобоя при желании можно было снискать сколь угодно и не выходя за стены Копошилки, а помимо того, он был теперь, пожалуй, единственным за всю историю мира гоблином с самым настоящим университетским дипломом в кармане. Иногда ему приходила мысль, что ежели бы причесать обильные космы, надраить ваксой ботфорты и содрать с какого-нибудь ещё не пропившегося заезжего барончика нарядный кафтан, то он мог бы составить мощную конкуренцию южным столичным щеголям. Однако вакса стоила денег, бароны были узкокостны и их кафтаны на мощные гоблинские плечи не лезли, а при взгляде на обворожительную пухлую куафершу Хастред однозначно терял дар речи, начинал нечленораздельно мычать и в конечном счёте всякий раз отбывал в ближайшую корчму — поправлять здоровье.Хастред как раз возвращался из библиотеки домой, на свой большой чердак, в самом радужном настроении. Никаких ценных записей он нынче не обнаружил, незавершённую по причине отсутствия нужных сведений пентаграмму на стене ждала, следовательно, участь мишени для ножей. Зато, вспоровши из варварских побуждений толстый кожаный переплет «Хроники королей и земель Доринортских», добыл из корешка пять полновесных золотых и цепочку. Удача была редкая, поскольку финансы в последнее время не радовали обилием. В долг Хастред не брал принципиально, потому как не любил отдавать, да и вечно забывал, кто и кому должен, а это было чревато внеплановой дракой. Работы же грамотейской в последнее время абсолютно не предвиделось. А что до ночных гуляний со свирепой рожей, так намедни подсел к Хастреду бригадир стражи, угостил пивом и задушевно предложил гулять подальше от его, бригадира, подопечных угодий. А то, мол, что-то больно много жалоб в магистратуру приходит от приличных обывателей. Ему, бригадиру, по сему поводу ставят на вид и грозятся даже лишить премии. Хотя, конечно, нечего шляться по ночам, коли ты от вида грамотного гоблина готов потерять штаны. Угодья же, бригадиру неподответственные, лежат к центру города, и до них он никакого касательства не имеет и иметь не желает. Подставлять хорошего хуманса Хастред, конечно, не восхотел, но и в центре гулять показалось ему чревато. Там, по его сведениям, обитали личности позажиточнее, навроде тех же купцов, за коими постоянно таскаются два-три могучих деятеля с дубинками в лапах и, зачастую, с мечами на поясах. До прямого, не сдобренного дипломатией грабежа неправильный гоблин опускаться не желал, а лишней впечатлительностью этот народ не страдал никогда. Так что без кровопролития от них реально было бы получить только замысловато-насмешливое посылательство.Итак, Хастред шлёпал по мостовой фамильными неснашиваемыми сапогами из шкуры амфиба, звенел в карманах золотишком и строил большие планы. На пять золотых не сильно разгуляешься в центральных заведениях, там даже кёльнеры щеголяют в стираных рубахах и чаевые гребут серебром. Но при известном навыке жить скромно, питаясь в уютных и тихих полуподвальчиках на окраинах города, посещая все мероприятия, где можно снискать хлеба насущного на халяву, и не тратясь на непозволительную роскошь типа прачечной, можно бы и протянуть пару недель, пока не улягутся страсти вокруг его ночных эскапад. Можно… но вот уже три мощные силы развили противоборство в гоблинских недрах. Одна тянула его в маленький кабачок с замечательным пивом и удивительным фирменным блюдом из мяса на косточках. Другая — в другой кабачок, куда более дорогой и куда менее привлекательный с гастрономической точки зрения, зато позволявший любоваться из окна работой любимой парикмахерши. Третья же, и вовсе несуразная, волокла в торговый ряд, где давеча в книжной лавке промелькнул корешок книжечки альвийского мудреца из клана Чёрных Камней. Альвы разве что праотцам своим эльфам уступали в области начертательной магии. А для сборника похабных анекдотов книжка имела слишком уж незахватанный вид. По чести, более всего на данный момент Хастреда привлекал вариант №2, с куафершей и паршивым пивком. Помимо небывалой учёности, он поражал общественность, да и сам себя, удивительными приступами лиричности. И если в большинстве случаев здоровый гоблинский цинизм брал верх над этим странным чувством, то в этом конкретном варианте Хастред позволял себе расслабиться и почувствовать себя мало что не изнывающим от высокой страсти эльфом. Может статься, пентаграмма лучше получится.Замечтавшись, гоблин чуть было не угодил под копыта маленькой, но до зубов вооружённой кавалькады. Когда над ухом взревел сиплый бас, отскакивать было уже поздно. Так что Хастред мысленно вздрогнул, но внешне не подал виду, развернул пошире плечи да независимо возвёл глаза на орущего. Здоровенный, знатно отточенный топор со значением выставил из-за плеча широкий полукруг лезвия. Доспехов Хастред не носил — единственные, что у него были, привезённые из странствия с Чумпом, пропил уже давным-давно, — но и без них, он это знал, смотрелся куда как внушительно. Габаритами он не уступал приснопамятному генералу Панку, разве что был не столь тяжеловесен, жуткие космы, не стриженные вот уже много лет, придавали скуластой физиономии с раскосыми глазами особо зловещий вид, а на сапогах свирепо отблёскивали боевые шипы для рукопашной. Самому страшно.— Что за Стремгодова немилость! — заревел на него с лошади гзур в кепке, надетой по-боевому набекрень. — Ещё один!— Так уж и один. — Хастред окинул гзура опытным взглядом, оценил шашку, поддетую под кафтан вопреки городским порядкам кольчугу, ещё троих всадников на хрипящих конях позади. Ишь ты, гзуры при полном параде, аж чудно. — Ещё на крышах пятеро с арбалетами.Гзур свирепо плюнул ему под ноги, явно не купился, не последний дурак, но и на драку нарываться не стал, хлестнул взмыленную лошадь и поскакал дальше, куда-то в центр города. За какой, интересно, надобностью? Вот заинтересуется какой бдительный страж, с какой стати он в городе одет как на брань… Это не запрещено, но и не принято, а уж коли придерутся, так намнут бока за милую душу, и оная кольчуга не спасёт от дубины.Последний из гзуров коня придержал, впёрся в Хастреда свирепым взглядом, ладонь в боевой перчатке метнул на рукоять меча у бедра. Хастред пожал плечами, показал раскрытые ладони — пальчики, мол, вот они. Краем глаза заметил на углу пару стражников — неспешных, медведистых, но с цепкими глазами. Вроде встречался как-то, может, пили, а может, дрались, а может — дрались с перепою, но при всех казусах скорее примут сторону своего, чудаковатого гоблина, нежели пришлого дикаря. Однако если затеять драку посреди улицы, то ещё скорее навтыкают обоим. Так что придется изводить гзура сугубо фигурально, хотя очень заманчива идея сдёрнуть его с лошади, выжать над головой и шмякнуть в стену со всей молодецкой удали.— Нэчэстивий пожиратэль! — прошипел гзур, брызнул слюной в ярости.— Что есть, то есть, — признал Хастред легко. — Угощаешь?Гзур застонал во злобе, метнул мученический взор вслед своим — тех и след простыл.— Твое счастьэ, дэла есть! Вэчэром здэсь, да?— А, так тебя зовут Ужин?— Здэсь, после вэчэрнего набата! Мамой клянусь, я тэбе разъясню особэнности истинной вэры, ЖРУН!И ускакал следом за остальными. Гоблин оценивающе глянул вдогонку. Дешёвые латы из буйволовой кожи, да и меч наверняка аляповатая фиговина из полусырой поковки. Трусом Хастред отродясь не был, зато был известным меркантильным ленивцем. Поскольку взять с Ужина нечего, долгонько ему придется мотаться по улице в поисках противника. Впрочем, найдёт альтернативу, и очень быстро — тут ему не институт благородных девиц.— Вишь ты, — отклеился от ближайшей стены плешивый человечек, судя по ободранности, из числа тех, что рыщут по городу, перепродавая подхваченные краем уха сплетни. — Как завелись! Говорят, гоблины какие-то им крупно подгадили, вот они и рыщут, всё виновных найти мыслят.— Если б крупно подгадили, они бы надёжно увязли, — возразил Хастред вдумчиво. — Что ещё за гоблины? В наших краях? Гзурусы в поле — сила, это сколько ж нашего брата должно собраться?— Того не знаю, а только сам видишь — огнем дышат…Ничего подобного Хастред не заметил, более того — раздражение, кипевшее в гзурах, скорее наводило его на мысль о чирье на заднице или там расстройстве желудка. Но ясно как день было, что осведомитель просто набивает цену, а скорее всего, и сам ничего толком не знает. Платить же за информацию гоблин, читавший книги не только по работе, но даже и на досуге, всегда гнушался. Если только она была не в письменном виде.— Ну-ну, — пробурчал он неопределенно, дружески помахал стражникам и пошел бодрым шагом домой. Нельзя же идти смотреть на неподражаемую куафершу в штопаных штанах. Для этого есть штаны парадные и даже короткий меч в нарядных ножнах, чтобы не вызвали, едва завидев топор, вышибалу, который вышибить-то не допрыгнет, а вот картинку с дамой сердца попортит душевно. Ещё бы шляпу с пером, авось вовсе за благородного удастся сойти, а благородных усаживают за столик у самого окна — с открытым видом на объект.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65