Слова Алейникова точили меня изнутри, словно жук-точильщик, постепенно стирая в труху уверенность в его виновности. И если поначалу глаза мои были завешены пеленой страдания и ненависти, то теперь эта пелена потихоньку начала спадать, возвращая миру светлые краски.
К удивлению своему, я без содрогания вкушала приготовленную еду, совершенно не задумываясь над тем, что она способствует продолжению жизни. Я улыбалась своему отражению в воде, не испытывая при этом отвращения к себе за то, что чему-то радуюсь. Скажи мне кто-нибудь пару месяцев назад, что я вновь научусь радоваться жизни, я сочла бы это кощунством. Но факт оставался фактом — я постепенно оживала. Антонина не так уж была не права, настояв на моем отъезде. Ее жизненная мудрость одержала верх и на этот раз.
Но стоило мне вспомнить об Алейникове, как мое ликование сразу тускнело. Мысль о том, что я изводила себя ненавистью и вынашивала планы мести по отношению к человеку, который, возможно, был невиновен, не давала мне покоя.
Надув губы, я усаживалась на малюсенькую скамеечку на крылечке и, глядя невидящими глазами на полыхающий закат, принималась изводить, себя угрызениями совести. Ни один из доводов, которые я приводила в свою защиту, не был мною сочтен объективным. Я была прежде всего человеком, наделенным властью судить, а не женщиной и не женой погибшего.
Неизвестно, сколько времени продолжалось бы мое самобичевание, если бы однажды я не приняла единственно верное решение: я решила начать самостоятельное расследование. Разумеется, ни Антонине, ни кому бы то ни было знать об этом было совершенно не обязательно. Поскольку я в отпуске, мое времяпровождение не должно никого волновать. А вездесущей подруге я решила не сообщать о дне своего приезда.
— Да будет так! — сразу воспряла я душой и принялась готовиться к о съезду.
Сборы мои были недолгими. Рано поутру я плотно поела, убрала остатки провизии в недосягаемые для мелкого зверья места и, накинув щеколду на дверь, двинулась к сторожке лесника, откуда он обещал меня доставить в ближайший городок.
Первый час путешествия прошел без приключений. Я вышагивала едва заметной тропинкой, совершенно не ощущая тяжести своей поклажи, и вполголоса повторяла снова и снова полюбившуюся мне с детства считалочку. И вот когда я повторила ее раз, наверное, в сотый и дошла до того места, где «все равно кому водить», чуть левее от меня в густых зарослях неведомого мне кустарника раздался хруст валежника. Мне он показался оглушительным. Я опасливо заозиралась и прибавила шагу в надежде, что это случайно напуганный мною зайчишка или олененок. Но треск стал более ощутимым, и сквозь зелень листвы мне почудилось мелькание чего-то серого.
«Волк! — лихорадочно заметались мои мысли, и я рванула что было сил по тропинке. — Лесник говорил, что ни волки, ни медведи в эту часть леса не забредают, но ведь из правил бывают исключения!»
Вооруженная двумя газовыми баллончиками на случай встречи с непрошеными гостями в человечьем обличье, я ругала себя последними словами за то, что проявила легкомыслие и отказалась от старенькой винтовки, которую мне настоятельно советовал взять лесник.
Внезапно все стихло. То есть не совсем, конечно. Лес к этому часу только-только пробуждался, наполняясь птичьим гомоном. Стих хруст, преследовавший меня. Не веря своим ушам, я остановилась и закрутила головой во все стороны. Действительно, тот, кто гнался за мной эти несколько десятков метров, либо отстал, либо решил, что в моем лице обретет не такую уж ценную добычу. Немного успокоившись и восстановив дыхание, я перехватила поудобнее сумку, подбросила на спине рюкзак и пошла скорым шагом к сторожке лесника, благо изгородь его усадьбы уже угадывалась сквозь листву. Но когда я обошла не в меру разросшиеся кущи молоденьких сосенок и свернула на широкую просеку, мои ноги приросли к земле…
Преграждая мне путь, на дороге стояло чудовище, отнести которое к какому-либо классу я в тот момент затруднялась. Оно не было волком, потому что имело серо-коричневую шкуру с рыжими подпалинами, но оно не могло быть и собакой, так как размерами своими напоминало теленка. Чудовище глазело на меня настороженными глазами, вывалив огромный алый язык едва ли не до земли.
— Чего тебе нужно? — тихонько пролепетала я, делая пробный шажок в сторону. — Дай мне пройти… Я тебе ничего не сделаю…
Со знанием человеческого языка у него было плоховато, поскольку мои слова имели прямо противоположный эффект. Зверь оскалился, зарычал, шерсть на загривке у него поднялась дыбом.
— О, боже мой! — пискнула я, с отчаянием вспомнив, что баллончики уложила на самое дно рюкзака, а снимать его сейчас и уж тем более рыться в нем значило навлечь на себя новую немилость этого лесного монстра.
— Пожалуйста! — как можно проникновеннее начала я снова. — Пропусти меня! Если я задержусь, то опоздаю на автобус, а затем на поезд…
Благозвучность моего голоса возымела свое действие — зверь свирепость свою пригасил и совсем по-собачьи вильнул хвостом. Но дальше этого дело не пошло. Он улегся, уложив морду на вытянутые лапы, и принялся следить за мной из-под полуопущенных век.
— Как тебя зовут? — сделала я попытку познакомиться.
— Байкал! — было мне ответом, отчего, признаюсь, у меня возникли серьезные сомнения по поводу моей вменяемости.
— Байкал, голубчик! Пропусти меня!
— Он этого не сделает до тех пор, пока я ему этого не прикажу!
Я оглянулась на голос и увидела, наконец, этого сурдопереводчика. Он стоял, облокотившись о ствол огромного кедра, и хмуро меня разглядывал из-под кустистых бровей.
— Это ваша собака?
— Моя.
— А не могли бы вы ее убрать? — переминалась я с ноги на ногу, стараясь при этом приветливо улыбаться. — Мне нужно туда, в сторожку…
— Где Тимур? — мужчина оттолкнулся от дерева и тяжелой походкой двинулся в мою сторону.
Вместе с ним ожило и животное. Оно приподняло огромных размеров морду и, оскалившись, угрожающе зарычало.
— Что вы сказали? — переспросила я, продолжая топтаться на месте.
— Я спросил — где Тимур? — мужчина подошел ко мне вплотную и впился в меня своими глазами-щелками. — В прошлый раз вы были вместе! Ты его жена… Ведь так?!
— Д-да… Вернее, была женой…
— Что так? Разошлись?..
— Н-нет. А кто вы такой? — обрела я наконец способность говорить. — Почему вы спрашиваете?
— Я хочу знать, где Тимур! — упрямо повторил незнакомец, забыв представиться. — Здесь что-то не так! Я это сразу почувствовал!
Почувствовал, едва увидел тебя у избушки.
— Вы его родственник? — догадалась я, к досаде своей подумав, что никогда не интересовалась этой стороной вопроса.
— Можно и так сказать, — согласно кивнул мужчина. — Так где он?
— А-а-а.., его больше нет! — растерянно развела я руками.
— Как нет?!
— Тимур погиб… — Мои глаза наполнились слезами. — Погиб почти полгода назад…
Оторопело уставившись на меня, незнакомец открывал и закрывал рот, не в силах вымолвить ни слова. Глаза его при этом широко раскрылись, и я, к удивлению своему, отметила, что они удивительного бирюзового цвета.
— Тимка.., погиб! — почти простонал он и осел на землю. — Как же так?! Что же случилось?!
— Он взорвался в своей машине, отправившись на деловую встречу. — Колени мои подогнулись, и я опустилась на землю рядом с незнакомцем. — Это произошло спустя два месяца после нашего с ним возвращения отсюда.
А вас я не видела…
— Я был в рейсе. Мне потом лесник сказал, что вы приезжали. Он хоть у нас человек и новый, но нормальный мужик. Слышал, проходя мимо, как ты его Тимуром окликала. А это место только мое и Тимкино. Значит, никто кроме забрести туда не мог.
— Вы водитель? — спросила я и, видя его недоуменный взгляд, переспросила:
— Вы сказали, что были в рейсе… Вы дальнобойщик?
— Нет, птаха! Я моряк! Всю жизнь на торговых судах ходил, а тут решил на земле осесть.
Потянуло в родные края. С месяц как вернулся… — Мужчина отвернулся и потер глаза. — Думал, наконец-то с Тимкой свижусь. Вот такие дела..
— А Тимур, он… — осторожно начала я, — он вам…
— Племяш он мой, — перебил меня человек. — Сеструха его родила от залетного одного с прииска, когда мне всего шесть лет было. Родила, да и умерла через пару лет. Вот мать и меня, и его поднимала…
— А она жива?
— Мать-то? Нет. Умерла. Давно умерла. — Мужчина сделал паузу, потом спросил:
— Тебя-то звать как?
— Анна.
Он пожал мою протянутую ладошку и представился:
— Иван.
— Странно, — коротко улыбнулась я. — У вас имя исконно русское, а у Тимура…
— А-а-а, это сеструха назвала. Все по словарю искала. Мать ругалась, а она нет, говорит, Тимуром назову.
Иван склонил голову на сцепленные кисти рук и надолго замолчал, а мне представилась прекрасная возможность разглядеть неожиданно свалившегося на мою голову родственника.
Если учесть разницу в возрасте с Тимуром в шесть лет, то ему должно быть что-то около сорока пяти, хотя выглядел он намного моложе своих лет. Высокий, атлетически сложенный, он мог дать фору и своему покойному племяннику, отрастившему за пару лет семейной жизни со мной небольшой животик. В лице его, продубленном солеными ветрами океанских широт, не было ничего выразительного. Прямой нос, тонкие губы, высокие скулы, и если бы не его глаза, казалось, вобравшие в себя всю лазурь морской пучины, то запомнить его после первой встречи было бы очень затруднительно.
Словно почувствовав, что я за ним наблюдаю, Иван поднял, голову и глухим голосом попросил:
— Ты не уезжай сейчас… Нам нужно обсудить все. Поговорить, наконец, по-семейному…
— Не знаю, — залопотала я неуверенно, припоминая, какими идеями была движима всего лишь вчера, сократив свой отдых на две недели. — У меня скоро отпуск закончится…
К тому же и дела…
— Задержись хотя бы на денек-другой, а? — просящими глазами уставился он на меня и, заметив, что я колеблюсь, зачастил:
— Потом сам провожу тебя в город! Тебя никто не обидит! А так, мало ли что…
Вспомнив пережитый ужас от встречи с его четвероногим другом и непредсказуемость этого сурового края, я после недолгих колебаний согласно кивнула.
Иван повеселел, взвалил себе на плечо мою поклажу и, свистнув Байкалу, двинул по просеке в противоположную от сторожки лесника сторону. Я засеменила следом, глядя в его широченную спину и одновременно поражаясь своему безрассудству, толкнувшему меня довериться незнакомому человеку. Видимо, переоценка ценностей, о которой мне все время твердила Тонька, сделала свое дело, раз я перестала ценить свою собственную безопасность.
— Что вы сказали? — переспросила я, едва не налетев на Ивана, который в раздумье остановился у развилки.
— Я говорю: где пойдем?
— А что, есть альтернатива? — спросила я, пытаясь скрыть свою настороженность под приветливой улыбкой.
— Тут два пути, — принялся пояснять Иван, оживленно жестикулируя. — Если пойдем прямо, как шли, то дай бог к вечеру добраться. Верст пятнадцать будет, никак не меньше. А напрямую — всего, три. Часа за полтора дойдем.
Я проследила за его рукой, и мне сделалось совсем нехорошо.
Узкая песчаная тропа, поросшая по краям бородатой травой, брала свое начало у развилки и, круто петляя, уходила в непроходимую сосновую чащу. Свет туда не проникал даже в такой солнечный день, как сегодняшний.
— Ну так что, Ань? — Иван отер рукавом тельняшки пот со лба. — Где идем?
— Конечно же там, где короче, — прозвучал мой бравурный ответ, хотя наблюдательный человек смог бы уловить в нем интонации, явно свидетельствующие о том, что меня гложет страх.
Иван оказался именно тем наблюдательным человеком. Несколько мгновений пристально разглядывая меня, он понимающе хмыкнул и произнес:
— Не бойся… Все будет хорошо.
Шли мы чуть больше трех часов. Тропинка то появлялась, то исчезала под сухим валежником, через который мы с большим трудом, но все же пробирались. Я вымоталась настолько, что сил не было даже на то, чтобы пугаться, натыкаясь на внимательный, изучающий взгляд моего спутника. Верный Байкал трусил рядом с ним, время от времени оборачиваясь, когда я отставала. Казалось, конца и края не будет этой чащобе. И когда неожиданно в лицо мне ударили лучи солнца, я едва не расплакалась от радости.
— Неужели пришли? — с надеждой в голосе спросила я, без сил падая на землю.
— — Почти, — порадовал меня Иван, сбрасывая с плеч поклажу и усаживаясь рядом. — Сейчас спустимся с пригорка, там лугом метров триста, а там и до нашей деревни недалеко.
Все было именно так, как рассказывал Иван. Только назвав свой населенный пункт деревней, он явно погорячился. Это был скорее хутор, насчитывающий с десяток домов, большая половина из которых была заколочена.
— Ты здесь живешь?
— незаметно перешла я на «ты».
— Пытаюсь.
Иван круто взял влево, и вскоре мы стояли у покосившегося забора, опоясывающего заросшую бурьяном усадьбу. Лебеда с чертополохом, произрастающие здесь в великом множестве, вольготно заполонили всю территорию сада и огорода и постепенно брали в кольцо малюсенький домишко в три окошка. Я с опасением остановилась у первой ступеньки полусгнившего крылечка и вопросительно посмотрела на Ивана.
— Иди, иди, не бойся, — приободрил он меня. — Все, что было можно, я подлатал.
Крыша на голову не упадет, пол под тобой не проломится!
И крыша не упала, и пол не проломился, и даже имелась новенькая четырехконфорочная газовая плита, сияющая нетронутыми никелированными ручками.
— Ишь ты, — подивилась я, останавливаясь у плиты и внимательно ее изучая. — С электроподжигом!
— На той неделе поставил. Еще и не готовил ни разу. Я люблю в саду готовить. У меня там печка из кирпичей огнеупорных сложена.
С дымком вкуснее.
В справедливости его слов я убедилась, уплетая за обе щеки приготовленные им щи и пельмени. Его поварскому мастерству могла позавидовать любая женщина. Каждое движение, каждый взмах поварешкой не были лишними. А когда на аккуратно оструганный деревянный столик было водружено блюдо с шанежками, то изумлению моему не было предела.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5