Но Ри и его девка вместе с этим своим дядей в долгу перед ним не только за похищение дочери. Как только Алви окажется в безопасности, они сполна заплатят ему за все.
— Сколько еще осталось, Эйоуюэль? — крикнул он. Пилот повернулся к Криспину:
— Мы уже рядом. Вы можете убедиться в этом, взглянув в мое окно.
Дым, окутывавший долину, не дотягивался до Дома Галвеев. Здание прилепилось к горе, словно к острову, окруженному белыми морскими водами… бесстрастный лунный свет ложился на его угрюмые стены, казавшиеся в ночи руинами. Ни одного огонька не было заметно в окнах дома. Но Криспин знал, что враги его скрываются именно там, где умерло Зеркало Душ, откуда вырвались на волю его чары. Здесь его ожидала добыча: робкие, прячущиеся во тьме кролики, ждущие, когда волк разроет их нору.
Криспин облизнулся. Язык его уже ощущал вкус их крови; в будущем для этих людишек не было места. Среди своих солдат он один-единственный оказался без оружия — он сам станет своим мечом. Но это потом, а пока главное — безопасность Алви. Как только ей перестанет угрожать опасность, он позволит себе стать Карнеем, даст закипеть крови, разрешит собственной шкуре Трансформироваться. Он целиком предастся экстазу и безумию убийства. Отмщая за Алви и за себя самого, он насладится смертью людей, столько навредивших ему.
— Нужно спустить людей на канатах, — снова повернулся к нему пилот. — У нас есть только один шанс причалить, и если они не сумеют этого сделать, то разобьются о стены или свалятся с утеса.
Криспин кивнул. Подобранные пилотом люди, умеющие действовать ночью и обученные для выполнения опасных миссий, вроде предстоявшей им теперь, встали со своих мест и через люк выбрались наружу, в ночь, к якорным канатам, сложенным на окружающем гондолу трапе. На каждом из них были плотные кожаные перчатки, кожаные штаны, прочные куртки и тяжелые сапоги. По сигналу Эйоуюэля они бросили вниз канаты и, обхватив их ногами и руками, скользнули вниз.
Эйоуюэль позволил себе короткую и злую усмешку, глянув на удаляющуюся спину Криспина. Он провел не один месяц в трудах, дожидаясь этой ночи и этой возможности. Он изображал верность, не поднимал головы и работал на нового хозяина словно трудолюбивый осел, не забывая при этом во время тренировочных полетов устраивать несчастные случаи для ненадежных людей: так чтобы верные ему не понесли никакого ущерба. Хороший пилот всегда мог это сделать.
Теперь будущее их зависело от численности и неожиданности. Преимущество в числе людей было на стороне Криспина. Однако — быть может — фактор неожиданности перевесит его.
Кейт, Дугхалл и Ян наблюдали за воздушным кораблем, стоя у двери на первом этаже. Кейт услышала звук приближающегося аэрибля еще до того, как он поднялся над облаком дыма, словно пловец, вынырнувший, чтобы глотнуть воздуха. И когда она воочию увидела воздушный корабль, во рту ее пересохло, а сердце отчаянно забилось. Все трое были готовы к сражению — так, как могут быть готовы трое солдат к натиску целого войска, подступающего к их укреплению, когда не известны ни число врагов, ни их реальная сила.
Криспин укрыл своих солдат от магии, и теперь Дугхалл не мог разрушить защитные чары, даже если бы захотел это сделать. По его мнению, мертвецы дома Галвеев по-прежнему должны были защищать живущих в нем, но силу усопшим давало жертвоприношение плоти, которой они не получали уже давно — если не считать дряхлых останков Аларисты. Значит, мертвецы окажутся бессильны против врагов. Но Дугхалл и не ждал от них особой помощи, полагая, что они сумеют разве что немного замедлить продвижение Криспина и его отряда по дому. Впрочем, могло оказаться, что они теперь не способны даже на это.
Аэрибль медленно приближался, моторы его ровно жужжали. Оказавшись над посадочным полем, пилот разом выключил двигатели по одному из бортов машины, развернувшись при этом так, что аэрибль продолжил свое движение, но уже кормой вперед. Потом он снова запустил моторы и внезапно, выбрав точный момент, остановил их все сразу. Спустя мгновение под брюхом аэрибля повисли люди, раскачивающиеся на причальных канатах, словно паучата под телом матери-паучихи.
Кейт едва могла дышать.
— Я знала лишь одного пилота, умевшего так управляться аэриблем. Он хотел научить меня этому способу причаливания, очень и очень сложному. И этот же пилот принадлежал к числу немногих храбрецов, готовых к ночным полетам.
Ян и Дугхалл смотрели на нее, ожидая продолжения.
— Его зовут Эйоуюэль, — сказала она. — Он — мой друг.
— Тот самый крепкий молодой рофетианец, который вез нас из Халлеса и с которым мы и остальные пленники Сабиров бежали из нашей в тюрьмы на следующее после пленения утро?.. Да. Я отлично помню его, — кивнул Дугхалл. — Кажется, я отчитал его тогда за то, что он учил тебя летать на аэрибле. Боюсь, что он не слишком тепло вспоминает обо мне. Но теперь весь вопрос в том, с какими чувствами он вспоминает тебя.
Он искоса бросил взгляд на Кейт.
— Я бы доверила ему свою жизнь.
— Даже теперь? Когда он везет к твоему дому людей, которые хотят убить тебя?
— Всю свою жизнь, — повторила она.
— Ну, ладно, — задумчиво произнес Дугхалл, — возможно, это и неплохо. Полагаю, это действительно неплохо. Если мы сумеем пробиться к нему, быть может, он вытащит нас отсюда. Иного способа спастись в этих обстоятельствах у нас нет. Я уже насчитал сорок человек на причальных канатах, но аэрибль может вместить в три раза больше. По-моему, Криспин Сабир действительно решил расправиться сегодня с нами.
В окошко заложенной на засов двери было видно, как люди Сабиров легкими и полными изящества движениями соскальзывали с веревок на землю и бежали к кабестанам. Буквально через мгновение они закрепили канаты на барабанах и принялись крутить их, притягивая аэрибль к земле.
— Хорошая работа, — сказал Ян, извлекая меч из ножен. — Я еще не видел таких людей, которые могли бы так ловко посадить этот корабль. Умереть от рук таких мастеров не стыдно.
— Эта мысль не вселяет в меня радости, — ответил Дугхалл. — Когда кости мои были стары, они чувствовали в смерти друга, который скоро заберет мою душу и тем самым покончит с их страданиями. Теперь они снова молоды, и я вожделею жизни, как юноша близости со своей барышней.
— Тогда обними свою неверную красавицу за все ее мягкие места и держи покрепче, — негромко сказала Кейт. — Они уже идут сюда.
Криспин спрыгнул на землю посреди отряда солдат. Он хотел войти в дом в человеческом обличье, чтобы встретить дочь, будучи человеком, а не зверем. Он хотел, чтобы она полюбила его, чтобы поняла, что он пришел именно за ней, что он готов ради нее на все, даже с риском для жизни. Карнеем он станет потом — чтобы отомстить, и Алви не увидит этого. Он не позволит ей узнать темную сторону его природы. Дочь станет его сокровищем, нежно лелеемым и бережно хранимым, и когда-нибудь они вместе сделаются богом и богиней.
Его дочь, плоть от плоти его.
Он шагал по нескошенной траве посадочного поля, мимо своих солдат — те уже расходились во все стороны, осматриваясь.
Пилот, как ему было приказано, остался ждать на земле возле аэрибля — на всякий случай, чтобы не бросил, запаниковав, войско Сабиров на вражеской территории, если их положение вдруг осложнится, — но тем не менее достаточно близко к кораблю, чтобы в случае экстренной необходимости можно было быстро запрыгнуть внутрь и увести аэрибль. Рядом с пилотом находились двое из личной охраны Криспина в качестве гарантии его верности.
Эйоуюэль занял свое место возле трапа аэрибля и приготовился ждать.
Телохранитель Криспина Гуибиаль оглядывался по сторонам слева от него, справа стояла манарканка Илария — оба они были самозабвенно преданы своему господину, верность Криспину проглядывала во всем их облике, в каждом движении и, казалось, ощущалась даже в каждом их вздохе. Уговаривать их изменить Криспину можно было с тем же успехом, как и просить задержаться на небе уходящее солнце. И хотя эти люди были симпатичны Эйоуюэлю своей доблестью и отвагой, воевали они тем не менее не на той стороне. Они были врагами.
Рядом находились и двое рядовых — один возле Гуибиаля, другой не отходил от Иларии.
— А я думала, что возле аэрибля должны остаться только мы двое, — сказала Илария своему напарнику.
Ответила ей Хикселия, еще одна из манарканских воительниц, служившая в пехоте Семьи Сабиров:
— Парат Сабир в самое последнее мгновение решил укрепить этот пост… он сказал, что чует нюхом что-то затаившееся здесь, хотя при чем тут нюх, я не понимаю. Он сказал, что мы должны смотреть во все четыре стороны и ни при каких обстоятельствах не позволять никому добраться до пилота.
Личные охранники Криспина обменялись понимающими взглядами. Гуибиаль нахмурился:
— Зачуял что-то, так он сказал?
Второй из подошедших рядовых, Щульскотер, подтвердил:
— Так он и сказал. Ты не знаешь, что это может означать?
— Это означает, что мы должны смотреть во все стороны и держать глаза широко открытыми, — ответила Илария. — Когда парат Криспин чует беду, это неспроста.
И все четверо, окружив пилота, принялись исполнять приказ. Эйоуюэль улыбнулся.
Когда войско пересекло половину поля перед Домом, один из солдат вдруг вскрикнул и упал на землю. Буквально через мгновение на животах лежали и все остальные, а кто-то из телохранителей толкнул Эйоуюэля — носом в высокую траву. Он повалился, издав недовольный возглас, но улыбка его сделалась еще шире. Вдали послышались новые крики, где-то поблизости зашелестела трава, и раздались два глухих удара, за которыми последовали два негромких стона.
Припав лицом к земле, Эйоуюэль ждал сигнала. Все шло вроде бы по плану, однако он до самого последнего мгновения не мог знать, кто преуспел — его враги или союзники. Его люди были отважны, внезапность играла им на руку, однако гарантии здесь не мог дать никто. Криспина окружали закаленные в битвах ветераны, служба у него была им выгодна, и он мог рассчитывать на верность своего воинства.
Вдали звенели мечи, раздавались вопли раненых и — возможно — умирающих, и Эйоуюэль принялся молиться о том, чтобы смерть миновала его людей. Лучше будет, впрочем, если вообще никто не погибнет, но если кому-то суждено умереть, пусть это будут солдаты Сабиров.
Звуки боя умолкли. Металл больше не ударял по металлу, никто не кричал, не ругался и не проклинал врага. Притихли даже стоны раненых, хотя и не прекратились совсем.
Наконец он услышал оклик:
— Ибадло туоанеат ?
Это была первая строчка рофетианского морского гимна, и в вольном переводе слова эти означали: «Мужи-мореходы, ослабили ль вы объятия брачные?» В данной же ситуации они имели другой, более уместный, смысл и сообщали о том, что заговорщики одолели сторонников Криспина, а сам он взят в плен.
По обеим сторонам от Эйоуюэля раздались облегченные вздохи. Щульскотер выкрикнул:
— Оома, ома, тома, оора.
Это тоже были слова песни, смысла они не имели и лишь задавали ритм гребли. Как было заранее условлено, словами этими заговорщики давали понять, что охранявшие пилота люди Криспина больше не представляют угрозы.
Из высокой травы поднялись лишь тайные сторонники Дома Галвеев. Связанные солдаты Сабиров лежали на земле, Криспин Сабир был закован в железные кандалы с колодкой на шее. Он яростно озирался по сторонам, выкрикивал брань, пытался высвободиться, и взгляд его сулил смерть всем окружавшим его. Заметив подошедшего к нему Эйоуюэля, он оскалился:
— Твою голову я насажу на пику первой. Ты взял мои деньги и нарушил Рофетианскую клятву, обязывающую всех вас соблюдать нейтралитет.
— Я не нарушал ее, — спокойно возразил Эйоуюэль. — Твои деньги я принял, потому что мне сказали, что меня убьют, если я не сделаю этого. А Рофетианский кодекс гласит, что мы связаны клятвой лишь тогда, когда даем ее по собственной воле. Если мы находимся в плену и вынуждены либо поклясться, либо умереть, Тонн разрешает нам спасти свою жизнь. Перед Советом Капитанов я назову себя военнопленным, и меня не только не накажут, но даже не укорят за мои действия.
— Ты никогда не увидишь своих Капитанов. Ты умрешь от моих зубов в твоей глотке.
— Возможно. — Эйоуюэль невозмутимо смотрел на Криспина. — Но ты связан, а я свободен. Так что лучше подумай о своей собственной глотке.
Пожав плечами, он повернулся к своим товарищам:
— Что слышно из дома?
— Пока ничего.
Кивнув, Эйоуюэль снял с себя кинжал и пояс, затем стащил рубаху и сапоги. Оставшись в одних брюках, он сказал:
— Я или скоро вернусь, или умру. И если я погибну, убейте пленника и уходите через главные ворота.
Он направился к главному входу в Дом Галвеев, чувствуя, как колотится в его груди сердце. Легко сказать: я вернусь или умру. Куда сложнее заставить себя идти вперед, зная, что слова эти не пустые и грудь его в любое мгновение может пробить стрела, пущенная из арбалета.
Эйоуюэль поднял руки вверх, ладонями вперед, показывая, что у него нет никакого оружия, нет ничего, кроме суконных брюк на нем и золотого медальона Тонна на шее. Будучи доверенным пилотом Семьи, он знал большую часть Галвейских сигналов и паролей. Он не забыл их, но сейчас все полностью изменилось, и если в Доме Галвеев появились новые пароли и новые охранники, оставалось лишь надеяться на то, что среди них найдется человек, помнящий прежние.
Припав к одной из бойниц возле Дугхалла и Яна, Кейт прислушивалась к звукам стычки, затихавшим на посадочном поле.
— Измена внутри войска Сабиров, — криво усмехаясь, сказал Дугхалл. — Если нам не повезло и победил враг, противник в любом случае уменьшился в числе.
— Скоро мы так или иначе узнаем об этом.
Ян поднялся и взял арбалет на изготовку. Кейт заметила, что он затаил дыхание. Посмотрев на открываемую бойницей узкую полоску поля, Кейт увидела причину его беспокойства. С поднятыми кверху руками к ним направлялся человек, одетый в одни лишь брюки. Зрение Кейт — зрение Карнеи — превосходило возможности Яна… и глаза ее выхватывали из темноты подробности, остававшиеся скрытыми от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53