Заставы. Ворота в многочисленных стенах Калимекки напоминали о временах, когда город имел меньшие размеры. За прошедшие годы заставами завладели Семьи, содержавшие за свой счет и стены, и прилегающие к ним участки дорог и потому бравшие мзду с проезжавших за пользование воротами. Заставы также позволяли Семьям следить за всеми, кто входил в подвластные им районы и оставлял их, узнавать их род деятельности, место назначения, а заодно и контролировать передвижение нежелательных или опасных гостей.
Кейт представила себе, как сейчас сборщик податей у ворот потребует, чтобы Трев снял верхние тюки, чтобы стража могла убедиться в том, что он не везет ничего, кроме сена. Она буквально видела, как один из рослых караульных псов тычет носом в сено и лаем извещает всех присутствующих, что груз телеги с секретом. Посему она зажмурила глаза и постаралась вложить все свои силы в экран, которым прикрыла и повозку, и всех находящихся в ней… и даже коней. Созданный ею щит должен был сделать и Трева, и груз ничуть не примечательными и вне всяких подозрений. Она не могла понять, почему этого до сих пор не сделали Хасмаль или Дугхалл, однако оба они казались больными. Быть может, скверное состояние их обоих не давало им заняться магией.
Кейт поняла, что их возок попал в очередь перед воротами, потому что они то трогались с места, то останавливались. Снова двигались вперед и замирали. И опять немного проезжали вперед, чтобы вновь остановиться. Всякий раз, приближаясь еще на несколько шагов к воротам, она слышала голос сборщика податей все более отчетливо и вновь отмечала его неприязнь к находящимся в очереди людям. Кейт чувствовала, как растет в ней смятение. Все они лежали в сене, боясь шевельнуться или даже вздохнуть.
Наконец и они добрались до головы очереди. Возле телеги — так близко, что Кейт наверняка могла бы дотянуться рукой — сидел и пыхтел сторожевой пес.
— Имя? — спросил сборщик.
— Эйнта-бержиль, дальний родственник. Отношения к Семьям не имею.
— Груз?
— Сено, тридцать тюков. — В голосе Трева звучала скука, как если бы он проходил через этот нудный допрос каждый день. Кейт восхитилась его выдержкой. Она нисколько не сомневалась в том, что, находясь на месте Трева, с тревогой думала бы лишь об укрывшихся в телеге людях и о том, что случится с ними, если их обнаружат.
— Место назначения?
— Нижний Кафар-у-моря.
Кейт нахмурилась. Она даже не слыхала о таком месте. Сборщику налогов тем не менее оно было известно.
— Далековато сено возишь.
Впрочем, голос его уже не казался враждебным.
— Надо же продать его. А где — не важно. Поэтому я и решил съездить туда, а заодно навестить по дороге родных. В Кафаре-то у меня сено непременно купят, потому что меня там знают, а потом заверну к папаше, мамаше и младшим братишкам. Один из них как раз должен определяться в ученики… вот, может, и прихвачу с собой на обратном пути.
Пес обнюхивал низ телеги… слышалось его довольное пыхтение. Собака могла в любое мгновение разоблачить обман… ведь Хасмаль говорил ей, что чары воздействуют на людей сильнее, чем на животных. Вложив всю свою волю и силы в укрепление экрана, Кейт молилась о том, чтобы он все-таки защитил их.
— Хорошо иметь такое дело, чтобы тебе могли помогать родичи, — сказал сборщик. — Я-то мальчишкой жил у моря, а там условия другие… там, если рыба уходит, ты уходишь за нею.
Кейт пожалела, что рыба не съела сборщика; чем дольше болтал он с Тревом, тем вероятнее было то, что кто-нибудь из укрытых в сене либо пошевелится, либо чихнет, либо закашляется, и ни одни чары на свете не скроют этого. Кейт уже ощущала, как нос и спина ее начинают зудеть — потому лишь, что она не смела почесаться. Соломинки скребли и раздражали кожу, а влажный запах прелой травы щекотал нос. Нетрудно было догадаться, что все остальные испытывали примерно то же самое.
— Мой папаша перестал ловить рыбу еще молодым. Трудная работа, — заметил Трев.
— Трудная. Тридцать тюков, говоришь? Вот уж не подумал бы, что в эту телегу можно впихнуть больше двадцати пяти.
— Кое-какие из них не очень большие.
— Тогда понятно. Вот что я тебе скажу: можешь заплатить только за двадцать пять. Значит, это будет три окса и хаббут. И… эй, а какой дорогой ты будешь выезжать из города?
— Или Большим Южным Трактом, или через Стригальный Мыс.
— Ну! Если пойдешь Ленивым Фарлонгом на Медленную Езду, то сэкономишь половину дня и трое ворот. Я так всегда домой езжу. Если поедешь этой дорогой, на второй день окажешься у гостиницы «Красный цветок». Она принадлежит моему кузену… если скажешь, что это я прислал тебя, не прогадаешь.
— И какое же имя назвать ему?
— Скажешь: от Тули. Он скостит тебе с платы целый окс.
— Спасибо тебе, Тули. Я напомню кузену о тебе.
Кейт услышала шлепанье вожжей и удар хлыста… одна из лошадей фыркнула. Телега дернулась и вновь покатила вперед. Прежде чем выехать из Калимекки, им предстояло миновать не менее полудюжины таких застав, и если Драконы уже начали разыскивать их, каждая последующая окажется опаснее предыдущей.
Это вернуло ее к мыслям о предательстве… и о Яне. Перед заставой, перед тем как пришлось умолкнуть, она о чем-то спрашивала Дугхалла. О чем-то, связанном с изменой. Кейт попыталась восстановить ход своих прежних мыслей и наконец вспомнила. Она спрашивала у Дугхалла, знакомил ли он Яна с Возрожденным, и дядя ответил утвердительно.
— Дугхалл, — спросила она. — Как мог Ян стать на сторону Драконов после встречи с Соландером? Конечно, каждый волен выбирать, но как мог он предпочесть их злобу и ненависть, как мог повернуться спиной к милосердию Соландера?
— Теперь это не важно.
— Как это не важно? — нахмурилась Кейт.
Она чего-то не понимала… Дугхалл не находил странным, что Ян мог обратиться ко злу после того, как искупался в море абсолютного счастья, тогда как ей самой подобное предательство представлялось невозможным.
— Я никогда не смогу предать Возрожденного, — сказала Кейт. Дугхалл уткнул лицо в предплечье.
— Боги, ты же ничего не знаешь! — простонал он.
— Не знаю? — Она поглядела на Ри — тот пожал плечами. — Чего я не знаю?
Помотав головой, Дугхалл зарылся лицом еще глубже. Хасмаль поглядел на старика, понял, что тот не собирается ничего говорить, и сел прямее, обратив к ней усталые, опухшие и покрасневшие глаза.
— Возрожденный умер, — сказал он.
Кейт попыталась найти в его словах хотя бы подобие смысла. Возрожденный умер? Нет. Тайные Тексты Винсалиса четко и точно описывали возвращение Соландера и восстание Драконов против него. Тексты предсказывали множество еще не совершившихся событий: будущие битвы между Соколами и Драконами, города, которые еще предстоит построить, и города, которые ждет гибель. И окончательную и полную победу Соландера над его древними врагами.
Раз Винсалис видел будущее настолько подробно, значит, он должен был написать и о таком событии, как смерть Возрожденного. Но этого он не сделал. Пророчества Винсалиса попросту не допускали подобной возможности.
— Этого не может быть, — пробормотала она.
— Как ты можешь знать, — вздохнул Дугхалл. — Ведь ты даже не являешься настоящим Соколом.
Он не глядел на Кейт и лежал, не показывая лица.
— Я знаю, что он не может умереть, потому что в таком случае все пророчества…
— Тебе не хочется расставаться с верой в них. — Старик сел и заглянул ей в глаза. — Но пророчества умерли вместе с Соландером. Светлое будущее, надежды Иберы и всего мира… всему этому не бывать.
Короткими, отрывистыми фразами, где каждое слово выдавало его отчаяние, он рассказал ей о том, что сумел выяснить. Когда Даня вошла с Возрожденным внутрь непроницаемого экрана, в контакте с ними остались только несколько Соколов. Пару стоянок спустя она вышла оттуда с младенцем на руках, но в теле Возрожденного пребывала уже не душа Соландера, а дух Дракона. Никто не знает, почему она сделала это. Но сомнений не оставалось: Возрожденный погиб, а с ним и будущее мира.
Кейт попыталась удержать эту мысль в голове. Но она не желала задерживаться. Кейт все думала об этом удивительном сиянии, о полной, не знающей осуждения любви, охватившей ее, когда она прикоснулась к душе младенца, и не могла смириться с тем, что его больше нет. Что душа Соландера разлучилась с телом. И что ее собственная кузина, мать младенца, либо убила его собственной рукой, либо позволила это сделать кому-то другому.
— Ты чего-то не заметил, — возразила она. — Не увидел, не смог увидеть; должно быть, он сумел скрыться… Ему угрожали Драконы, и он заэкранировался так, что ты теперь не можешь отыскать его. Что-нибудь в этом роде. Он не умер.
Дугхалл пожал плечами.
— Думай так, если хочешь. Я искал его. Я звал. Я обращался к нему через зеркало и кровь вместе с теми, кто был там, когда совершился этот ужас… Возрожденный умер.
Кейт попыталась представить себе, что именно означают слова Дугхалла… если он не ошибался. Они проиграли войну еще до ее начала. Заглянув в колодец безнадежности, в которой тонули сейчас Дугхалл и Хасмаль, она на мгновение испытала то безразличие, что приходит вместе с отчаянием. Признав утрату, она не сумеет ничего сделать. Если она согласится с тем, что Возрожденный умер и будущее безнадежно, то можно будет сдаться и предаться плачу над судьбами мира, чувствуя себя свободной от ответственности. Соблазнительная мысль… можно будет укрыться в каком-нибудь глухом уголке, и пусть мир сам заботится о себе.
Однако она не была создана для отчаяния. Чтобы выжить, стать взрослой, ей пришлось преодолеть слишком многое, и она не могла так просто признать поражение. Кейт решила, что будет и дальше жить и действовать так, как если бы Возрожденный не покидал этого мира и просто скрывался, защищая себя. Когда она сама, лично убедится в его смерти, лишь тогда она позволит себе погрузиться в отчаяние, но ни мгновением раньше.
Посмотрев в лицо сидящему рядом с ней Ри, она увидела, что из глаз его катятся слезы.
Глава 36

Драконы собрались за длинным столом в парадном зале Дома Сабиров, заняв все его пространство вплоть до самых стен; их было более двух сотен — завладевших самыми прекрасными сильными и безукоризненными телами, прежде принадлежавшими жителям Калимекки.
Присвоивший себе тело Криспина Сабира Дафриль стоял во главе стола: он остался бы их предводителем в любой плоти, какую бы ни взял, однако эта оболочка облегчала задачу. Тело могучего, привлекательного и знатного человека. Он поднял руку, и смолкли все шепотки, выражавшие страх и озабоченность.
— Я не забыл о том, что мы дали клятву не встречаться прежде, чем каждый из вас достигнет намеченной цели, однако нынешняя встреча вызвана тем, что всем нам угрожает опасность. Меллайни забрали от нас, и возвратить ее к нам может лишь истинное чудо.
Заметив смятение, овладевшее его собратьями, Дафриль прекрасно понял его причины. Неожиданная и ужасная утрата терзала страхом и его собственное нутро.
— Что это означает — «забрали от нас»? — спросила утонченная красавица с эбеновой кожей и золотыми глазами. Дафриль еще не определил, кем именно является эта девица — конечно, это кто-то из младших Драконов, быть может, Танден, Шорри или Луше, — однако ей нельзя было отказать во вкусе, проявленном при выборе тела. Плоть ее соответствовала и его собственным, Дафриля, вкусам до мельчайших подробностей и, так сказать, представляла собой улучшенный вариант того, что он мог себе представить. В мыслях его на миг возникла картинка их совместного, его и ее, самодержавного управления Матрином, и это привело его в восторг. Дафриль решил, что, предварительно убедившись в принадлежности этой особы к числу восхищавшихся им и потому приемлемых для него молодых чародеек, он объявит ей о своем намерении выбрать ее в качестве консорта.
Он изобразил на лице улыбку, чтобы выказать ей свое одобрение по поводу тонкого вопроса, и ответил:
— Увы, его действительно «забрали». Соколы скрываются сейчас в Калимекке, и прошлой ночью они вырвали душу Меллайни из тела, заперев ее в кольце, принадлежавшем одному из них.
Всеобщее смятение перешло в полный ужас.
— В кольце?
— В обычной безделушке?
— Без вектора спасения?
— Как они смогли?
Дафриль поднял руку и пояснил:
— В соответствии с сообщением источника, предоставившего нам уйму информации, которая, кстати, полностью подтверждается, для этой цели использовалось кольцо, изготовленное из золота или электра и не имеющее никакого рельефа, только по ободку его в середине проходит канавка. На кольце нет узора, оно не имеет на себе надписи и не украшено камнем… другими словами, на нем нет неровностей, которыми мы могли бы воспользоваться, чтобы выручить Меллайни, — если нам удастся раздобыть этот предмет.
— Но почему мы не можем создать на нем такую неровность? — спросил высокий мускулистый блондин, шевельнув огромными вислыми усами. В теле этом явно разместился кто-то из молодых Драконов, так и не удосужившихся изучить теоретические основы практикуемой ими магии и благополучно тарабанящих зазубренные заклинания, пока наконец однажды, решив поумничать, они не позволят себе самую малость отклониться от текста, в результате чего взлетят на воздух вместе со всеми, кто окажется рядом, — как уже было не раз. Ифскуаль, быть может, или Клидвен. Должно быть, Клидвен.
Драконы в подавляющем большинстве с негодованием смотрели на вопрошавшего… подобное предположение было не только глупым, но опасным и неприемлемым.
— Что такое? — вновь спросил молодой человек, заметив вокруг себя сердитые лица. — Что я сказал не так?
Конечно, Клидвен. Как жаль, что в то кольцо попала не его душа.
— Мы не можем этого потому, — отрезал Дафриль, — что когда душа оказывается пойманной, любое изменение в ее окружении, способное привести к искажению потока, идущего через кольцо, отбросит плененный Дух в Вуаль. Мы не можем вернуть Меллайни назад, молодой идиот. Мы только убьем его — как можно убить тебя, пронзив ножом твое сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47