https://wodolei.ru/catalog/chugunnye_vanny/170na70/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Невозможно атаковать на плаву, в доспехах, когда ты тяжелый и потерял равновесие.Но, с другой стороны, Гурд был воином Йормсвика, ярлом, и он — шутки в сторону — не боялся моря. Он двигался быстро, и конь у него был хороший. Первый удар с размаха получился тяжелым, как удар молота, и Берн едва успел подставить свой меч и защитить туловище. Вся его правая сторона загудела от удара: Гиллир пошатнулся от него, Берн ахнул и натянул поводья, уводя коня вправо в море скорее рефлекторно.Гурд продвинулся дальше вперед, продолжая рычать, и нанес еще один рубящий удар наотмашь. Он сильно промахнулся. Теперь они были на глубине оба. Гурд чуть не слетел с коня в волнах, сильно зашатался в седле, а конь под ним замолотил ногами по воде, пытаясь удержать равновесие.Берн ощутил внутри себя невозможное сочетание льда и огня: ярость и холодный расчет. Он подумал об отце. Десять лет уроков с применением всего оружия, известного Торкелу. Как парировать рубящий удар сверху. Его наследство?Он сказал, глядя, как его противник барахтается, потом выпрямляется в седле:— Если ты от этого почувствуешь себя лучше, умирая здесь, то знай, что я не пастух, малыш Гурд. Мой отец много лет плавал с Вольганом. Торкел Эйнарсон, товарищ Сигура. Знай это. Только это не приведет тебя сегодня утром в чертоги Ингавина. — Он помолчал, глядя прямо в глаза противника. — Боги, наверное, видели, как ты украл ту монету вчера ночью.Если он сейчас умрет, девушка тоже умрет из-за этих его слов. Он не собирался умирать. Он ждал, увидел, как понимание — многих вещей — сверкнуло в голубых глазах наемника. Затем коленями послал Гиллира вперед наискосок и вонзил меч в коня Гурда снизу вверх прямо над поверхностью воды.Гурд вскрикнул, бесполезно дернул за повод, взмахнул мечом — больше для равновесия, чем для чего-то другого, — и соскользнул с седла.Берн увидел, как он по грудь погрузился в воду под тяжестью кольчуги, стараясь устоять на ногах. Его умирающий конь снова забил копытами и лягнул его. У Берна оставалась секунда на колебания — не пожалеть ли этого человека. Он подождал, пока Гурд, сражающийся с весом кольчуги, оказался стоящим почти вертикально в волнах, затем снова направил Гиллира в сторону открытого моря и вонзил меч прямо в красивое, бородатое лицо ярла под выступом шлема, закрывающим нос. Клинок прошел через его рот и кости черепа и громко ударил о металл шлема сзади. Берн выдернул его, увидел кровь в воде, неожиданно яркую. Он смотрел, как его противник падает в белую пену прибоя. Уже мертвый. Еще один рассерженный призрак.Он соскочил с коня. Схватил погружающийся в воду меч, гораздо лучший, чем у него. Ухватил Гурда за ворот кольчуги и потащил его из моря. Кровавый след тянулся за изуродованным лицом. Он бросил перед собой на берег оба меча и двумя руками вытащил тяжелое тело на песок. Постоял над ним, тяжело дыша, вода капала с него. Гиллир вышел следом. Другой конь остался в море, его труп плавал на мелководье. Берн несколько мгновений смотрел на него, потом вернулся обратно в воду. Нагнулся и снял с седла щит мертвеца.Он взглянул на толпу, собравшуюся между морем и стенами, потом поднял глаза на солдат на стенах над открытыми воротами. Их было много в это солнечное летнее утро. Сам ярл Гурд выехал за ворота, намереваясь сразиться: стоило посмотреть, что он сделает с несчастным претендентом, который его оскорбил. Посмотрели.Два человека выходили из открытых ворот. Один поднял руку в знак приветствия. Берн все еще ощущал в себе гнев, который разгорелся в сердце и не собирался исчезать.— Доспехи этого человека — мои, — крикнул он, повысив голос над глухим шумом бурного моря за его спиной, — во имя Ингавина.Они ему не годились по размеру, но их можно переделать или продать. Так поступали наемники. Он только что стал одним из них. * * * На границе любого повествования есть такие люди, которые входят в него лишь на мгновение. Или, другими словами, есть люди, которые минуту, час, день участвуют в событиях, а затем следуют дальше своей дорогой. Для них та история, с которой они ненадолго пересеклись, — лишь мгновение в драме их собственной жизни и смерти.Кузнец Ральф Эрликсон предпочел вернуться на свой родной остров Рабади в конце того же лета, проведя почти десять лет на материке. Последние четыре года он обитал в шумном городе у стен Йормсвика. Он заработал (и скопил) приличную сумму, потому что наемники постоянно нуждались в его услугах. Но, в конце концов, он решил, что пора ехать домой, купить земли, выбрать жену и родить сыновей.Родители Ральфа давно умерли, братья уехали куда-то — он уже и не знал точно куда, после десяти лет разлуки. На острове были и другие перемены, конечно, но не так много, в самом деле. Одни таверны закрылись, другие открылись, одни люди умерли, другие родились. Гавань стала больше, вмещала больше кораблей. Два правителя сменили друг друга с тех пор, как он уехал. Самый последний — Стурл Однорукий — только что начал управлять островом. Ральф выпил пару-тройку раз с Одноруким после приезда. Они вспомнили общее детство и рассказали друг другу о своих очень разных жизнях потом. Ральф никогда не участвовал в набегах; Стурл потерял руку за морями… и сколотил небольшое состояние.Рука — справедливая плата за богатство, по мнению Ральфа. У Стурла большой дом, жена, земля, возможность заполучить других женщин и власть. Это было… неожиданно. Но он не высказал вслух эту мысль, даже после нескольких выпитых кружек. Он приехал домой, чтобы жить здесь, а Стурл стал правителем. Нужно проявлять осторожность. Он спросил о незамужних девушках, улыбнулся в ответ на вполне ожидаемые шуточки, запомнил пару имен, которые Стурл ему все же назвал.На следующее утро он вышел за стены, прошел по памятным полям к женскому поселку. Он обещал выполнить одно поручение. Ни к чему спрашивать дорогу. Он отлично помнил ее.Поселок содержался в большем порядке, чем Ральф помнил. Стурл немного рассказал ему об этом: о недавней казни старой вёльвы и о появлении новой. Отношения между ними, признал правитель, хорошие. Женщины-колдуньи даже завели привычку приносить еду и эль жнецам в конце дня. Они ничего не говорят, сказал ему Стурл, качая головой. Ни слова. Просто выходят друг за дружкой, чередой, несут сыр или мясо и напиток, потом возвращаются назад. Друг за дружкой.Ральф Эрликсон сплюнул на тростник, покрывающий пол в доме правителя.— Женщины, — заметил он. — Просто играют в свои игры.Одноглазый пожал плечами.— Может быть, меньше, чем раньше. — У Ральфа возникло ощущение, что он каким-то образом считает это своей заслугой.Ответные услуги мужчин стали заметны, когда кузнец подошел к поселку. Забор починен; строения выглядят крепкими, двери висят ровно; поленницы дров уже поднялись высоко, задолго до зимы. Имелись признаки строительства, строили какой-то новый дом.Женщина в серой тунике по щиколотки наблюдала за его приближением, стоя у калитки.— Пусть дарует Ингавин мир всем живущим здесь, — произнес Ральф обычное приветствие. — Мне надо кое-что передать одной из вас.— Мир и тебе тоже, — ответила она и замерла в ожидании. Не открывала калитку.Ральф переступил с ноги на ногу. Ему не нравились эти женщины. Он смутно пожалел, что взялся за это поручение, но ему заплатили, и задача была несложной.— Я должен поговорить с женщиной, имени которой не знаю, — сказал он.К его удивлению, она рассмеялась.— Ну, так ты не знаешь моего имени.Он не привык к смеху в поселке ясновидящей. Раньше он дважды бывал здесь, оба раза чтобы поддержать Друзей, пришедших к вёльве за сейтом. Оба раза никакого веселья.— Тебя когда-нибудь кусал змей? — спросил он и обрадовался, когда она вздрогнула.— Это та женщина, которую тебе нужно повидать?Он кивнул. Через секунду она открыла перед ним ворота.— Подожди здесь, — сказала она и оставила его во дворе, а сама пошла в один из домов.Он огляделся. Теплый день, конец лета. Он увидел ульи, огород с травами, запертую пивоварню. Услышал пение птиц на стоящих вокруг деревьях. Ни следа других женщин. Он стал лениво гадать о том, где они.Открылась дверь, и вышла другая женщина, одна, в синем платье. Он знал, что это значит. И тихо выругался. Он не ожидал, что придется иметь дело с самой вёльвой. Она была молода, как он заметил. Однорукий сказал ему об этом, но это сбивало с толку.— Тебя просили мне что-то передать, — тихо сказала она. Она носила капюшон, но он увидел широко расставленные голубые глаза и стянутые сзади желтые волосы. Ее даже можно было назвать хорошенькой, хотя о вёльве думать так опасно.— Мир Ингавина, — сказал он.— И мир Фуллы да пребудет с тобой. — Она ждала.— Тебя… змей?..— Да, это меня он укусил. Весной. — Она сунула руку под одежду и вынула ее, держа что-то. Эрликсон быстро шагнул назад. Она обернула эту тварь вокруг шеи. Змей свернулся там, поднял голову, посмотрел на него над плечом хозяйки, потом мелькнул опасный язык. — Мы помирились, я и змей.Ральф Эрликсон прочистил горло. “Пора уносить ноги”, — подумал он.— Твой родственник шлет привет. Из Йормсвика.Он очень ее удивил, понял он, и понятия не имел почему. Она сжала кулаки.— Это все? Послание?Он кивнул. Снова прочистил горло.— С ним… все хорошо, могу смело сказать.— Работает у наемников?Довольный Ральф покачал головой. Они не все знают, эти женщины.— Он убил ярла на поединке в середине лета. Он живет в Йормсвике, стал одним из них. Ну, по правде сказать, в данный момент его нет в городе.— Почему? — Она стояла совершенно неподвижно.— Отправился в набег. К побережью англсинов. Пять кораблей, почти две сотни людей. Большой отряд. Они отплыли еще до меня. — Ральф видел, как они отплывали. Был конец лета, но они могли зазимовать, если нужно. Он ковал и чинил оружие и доспехи для многих из них.— К побережью англсинов, — повторила она.— Да, — подтвердил он.Воцарилось молчание. Он услышал жужжание пчел.— Спасибо за твои вести. Да хранят тебя Ингавин и богиня, — сказала она. Отвернулась, змей по-прежнему обвивал ее шею и плечи. — Подожди здесь. Сигла принесет тебе кое-чтоСигла принесла. Щедрый дар. Он потратил часть денег в таверне в ту ночь на эль и девочку. На следующее утро пошел присматривать участок. Не то чтобы их было так уж много на острове. Рабади — маленький остров, все всех знают. Если бы его родители все еще были живы, это пригодилось бы, но их здесь похоронили, что зря думать об этом. Одно из имен, которые назвал ему Стурл, принадлежало вдове, бездетной, достаточно молодой, чтобы рожать, как ему сказали, с собственной землей на восточном конце острова. Он почистил одежду и сапоги перед тем, как отправиться с визитом.Следующим летом у Ральфа родился сын. Жена умерла при родах. Он похоронил ее позади дома, нанял кормилицу и отправился искать другую жену. Нашел, и еще моложе на этот раз: он теперь был владельцем небольшого участка земли. Он чувствовал себя удачливым, словно делал в жизни правильный выбор. У южного конца его участка стоял одинокий дуб. Он не тронул его, посвятил его Ингавину, приносил сюда пожертвования, жег костры в день летнего и зимнего солнцестояния.Его сын четырнадцать лет спустя срубил его однажды ночью после дикой пьяной драки, которую они вдвоем устроили. Ральф Эрликсон, все еще пьяный утром, убил мальчика в его постели молотом, когда обнаружил это, раскроил ему череп. Отец может делать со своими домашними все, что пожелает, так уж повелось.Или так было раньше. Стурл Однорукий, все еще правитель, созвал сход жителей острова — тинг. Они отправили Ральфа Эрликсона в изгнание с острова Рабади за убийство, потому что парень спал, когда его убили, по крайней мере, так сказала его мачеха. А с каких это пор слово женщины принимается эрлингами на тинге?Не имеет значения. Дело было сделано. Он уехал, иначе его бы убили. Уже не молодым человеком Ральф Эрликсон оказался на маленькой лодочке, направляющейся обратно на материкВ конце концов он вернулся в Йормсвик, за неимением лучшей идеи. Занялся старым ремеслом, но его рука и глаз были уже не те, что прежде. Неудивительно, ведь прошло столько времени. Он умер там через некоторое время. Его опустили в землю за стенами города, как обычно. Он не был воином, никакого погребального костра. Один друг и две шлюхи присутствовали на похоронах.Жизнь для всех людей под властью богов изменчива, как погода или зимнее море: это единственная истина, достойная называться истиной, как сказано в конце одной из саг. ЧАСТЬ II Глава 6 Когда королем овладевала ночная лихорадка, во всем мире не хватило бы любви — или милосердия, — чтобы не пустить его снова на болота и топи.Обливаясь потом на королевской постели (или на лежанке, если они путешествовали), Элдред Англсин-ский кричал в темноте, даже не сознавая этого, так жалобно, что сердца обливались кровью у тех, кто любил его и знал, куда он сейчас отправится.Они все думали, что знают — куда и когда, к этому времени.Он снова видел, как умирают его отец и брат много лет назад на Камбернском поле у Рэдхилла. Он скакал под ледяным дождем (зимняя кампания, эрлинги застали их врасплох), раненый, и в первый раз дрожал в приступе лихорадки в конце дня, после жестокого сражения. Он стал королем, когда опускались сумерки, скрывая это стремительное, лихорадочное бегство от северян, которые их в конце концов разбили.Король англсинов, удирающий, словно разбойник, чтобы скрыться в болотах, его войско разбито, земли захвачены. Короля, его отца, настигла ужасная смерть: ему устроили казнь кровавого орла, распяли на мокрой земле у Камберна, залитой кровью и дождем. Его брата там изрубили на куски.Элдред узнал об этом только потом. Сейчас, много лет спустя, ночью, в конце лета в Эсферте, он метался в лихорадочном сне, снова переживая те зимние сумерки, когда Джад покинул их за их грехи. Мечи и топоры эрлингов, преследовавших их в глухой темноте, торжествующе выкрикивавших ненавистные имена Ингавина и Тюнира. Словно вороны каркали на мокром ветру… * * * Трудно что-либо разглядеть, когда дождь хлещет в лицо, сквозь тяжелую пелену облаков, в быстро наступающей темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64


А-П

П-Я