Принадлежавшего только ей.
Она почувствовала, как пустота вторгается в нее подобно армии захватчиков. Стоя неподвижно на этой маленькой крутой улочке, среди толкотни и суеты, лишенная возможности уединиться, она в последний раз простилась, назвав имя, данное при рождении, а не имя императора, с душой любимого, которая покидала ее, уже покинула ее и этот мир.
Она хотела иметь у себя в комнате запретных дельфинов. Сегодня утром повезла мозаичника, Криспина, посмотреть на них. В это самое утро. Петр… нашел их первым. Или они нашли его, и не на мозаичной стене. Возможно, его душу сейчас несут туда, куда обычно носят души на пути к Джаду. Она надеялась, что они добры к нему, что путь его легок, что боль не была слишком сильной.
Никто не видел, как она плакала. Слез не было. Она стала шлюхой в Городе, и ей предстояло убить некоторых людей раньше, чем они найдут и убьют ее.
Она представления не имела, куда ей идти.
В туннеле двое стражников совершили поразительно глупую ошибку: они оглянулись через плечо, когда император упал. Вся эта обстановка, этот ужас заставили их забыть все, чему их учили, сорвали их с якоря, как корабли срывает с якоря в шторм. За свою ошибку они сгорели. Погибли, издавая жуткие вопли, так как слепой нащупал и нажал на спуск на трубке и оттуда вылетел жидкий огонь. Лекан Далейн рыдал и тонким голосом сыпал нечленораздельные проклятия, завывая как безумный в своей смертной агонии, но он с ужасающей точностью прицелился прямо в солдат, мимо сестры и брата.
Они находились под землей, далеко от жизни, от мира. Никто не слышал их воплей, шипения и потрескивания расплавленной плоти, кроме трех Далейнов и толстого жадно наблюдающего человека, стоящего рядом, и еще одного, стоящего позади мертвого императора, но достаточно далеко. Его обдало влажной волной жара, пронесшейся по туннелю, и он затрясся от страха, но его даже не опалило этим огнем из далекого прошлого.
Он осознал, когда жар спал, а крики и стоны стихли, что они смотрят на него. Далейны и толстяк, которого он очень хорошо помнил, но не знал, что он в Городе. Ему было обидно, что такое могло произойти без его ведома.
Но сейчас имелись более серьезные поводы для огорчения.
Он прочистил горло, посмотрел на окровавленный, липкий кинжал в своей руке. На нем прежде никогда не было крови, никогда. Секретарь носил кинжал для вида, не более того. Он посмотрел вниз, на мертвого человека у своих ног.
А затем Пертений Евбульский с чувством произнес:
— Это ужасно. Так ужасно. Каждый согласится, что историк не должен вмешиваться в события, которые он описывает. Вы понимаете, он теряет свой авторитет.
Они уставились на него. Никто ничего не говорил. Возможно, находились под впечатлением истины его слов.
Слепой Лекан плакал, издавая сдавленные, жалкие звуки горлом. Он все еще стоял на коленях. Туннель заполнил запах горелого мяса. Солдаты. Пертений боялся, что его стошнит.
— Как ты сюда попал? — спросил Лисипп. Стилиана смотрела на императора. На мертвеца у ног Пертения. Она держала руку на плече плачущего брата, но теперь сняла ее, прошла мимо сгоревших солдат и остановилась, глядя на секретаря своего мужа.
Пертений вовсе не был уверен, что должен отвечать такому ссыльному чудовищу, как этот Кализиец, но сейчас не время было задумываться над этим. Он сказал, глядя на жену своего хозяина: — Стратиг послал меня посмотреть, что задержало… императора. Пришло… только что пришло известие… — Он никогда так не заикался. Перевел дух. — Только что пришло известие, и он считал, что император должен знать.
Император был мертв.
— Как ты вошел? — На этот раз тот же вопрос задала Стилиана. На ее лице было странное выражение. Глаза не сфокусированы. Она смотрела на него, но не совсем на него. Он ей не нравится. Пертений это знал. Но ей никто не нравится, так что это не имеет большого значения.
Он снова прочистил горло, пригладил спереди тунику.
— У меня случайно оказались ключи. Которые… открывают замки.
— Разумеется, — тихо произнесла Стилиана. Он хорошо знал ее иронию, ее жало, но на этот раз ее тон был бескровным, небрежным. Она снова посмотрела вниз, на мертвого человека, неряшливо растянувшегося на полу. На кровь на мозаичных плитках.
— Стражников не было, — объяснил Пертений, хотя они и не спрашивали. — Никого не было в коридоре снаружи. А должны были быть. Я подумал…
— Ты подумал, что-то происходит, и захотел это увидеть, — сказал Лисипп. Четкие, резкие интонации. Он улыбался, складки кожи на его лице шевелились. — Ну, так ты увидел, правда? И что дальше, историк?
Историк. На его кинжале кровь. Насмешка в голосе Кализийца. Запах мяса. Женщина снова смотрела на него, ждала.
И Пертений Евбульский, глядя на нее, а не на Лисиппа, сделал самое простое. Он опустился на колени рядом с телом помазанного императора, которого ненавидел и убил, и, положив на землю кинжал, тихо спросил:
— Госпожа, что ты хочешь, чтобы я сказал стратигу?
Она выдохнула воздух. Секретарю, пристально наблюдавшему за ней, показалось, что она превратилась в опустошенную фигуру, лишенную сил и энергии. Это его заинтересовало.
Она даже не ответила. Ответил ее брат, подняв свое безобразное лицо.
— Я убил его, — сказал Лекан Далейн. — Я один. Мой младший брат и сестра… пришли и… убили меня за это. Такие они добродетельные! Расскажи об этом так… в своем отчете, секретарь. Напиши это. — Присвист в его голосе стал более отчетливым, чем раньше. — Напиши это… в правление императора Леонта и его славной императрицы… и детей Далейнов… которые придут после них.
Прошло мгновение, другое. А потом Пертений улыбнулся. Он понял, и все стало таким, каким должно было быть. Наконец-то. Тракезийский крестьянин мертв. Шлюха мертва или будет мертва. Империя возвращается назад — наконец-то! — на положенное ей место.
— Напишу, — ответил он. — Верьте мне, напишу.
— Лекан? — Это снова заговорил Лисипп. — Ты обещал! Ты мне обещал. — В его голосе слышалось страстное желание, безошибочно плотская страсть.
— Сначала тракезийца, потом меня, — сказал Лекан Далейн.
— Конечно, — с готовностью ответил Лисипп. — Конечно, Лекан. — Он дергался и кланялся. Пертений видел, как трепещет от нетерпения, от жажды его жирное тело, словно в судорогах религиозного или любовного экстаза.
— Святой Джад! Я ухожу, — поспешно произнес Тетрий. Его сестра отошла в сторону, а младший Далейн быстро двинулся вдоль туннеля, почти бегом. Она не последовала за ним, а повернулась и посмотрела на своего искалеченного брата и на Кализийца, который быстро дышал открытым ртом. Потом наклонилась и что-то тихо сказала Лекану. Пертений не расслышал, что именно. Это его очень огорчило. Брат ничего не ответил.
Пертений медлил. Он успел увидеть, как слепой протянул Кализийцу сопло и спусковой механизм и как тот дрожал, пока отвязывал их от изуродованных рук Далейна. Потом ощутил приступ тошноты. Он поднял нож, вложил его в ножны и быстро пошел к двери, которую незадолго перед этим отпер. Он не оглядывался.
Все равно он не собирался об этом писать. Этого никогда не происходило, это не было в истории, ему нет необходимости смотреть, говорил он себе. Имеет значение только то, что написано.
Где-то люди соревновались на колесницах, пахали поля, дети играли, плакали или решали трудные жизненные задачи. Плыли корабли, шел дождь, снег, летел песок по пустыне, покупали еду и питье, шутили, проклинали в порыве благочестия или ярости. Деньги переходили из рук в руки. Женщина за закрытыми ставнями выкрикнула чье-то имя. Звучали молитвы в часовнях, в лесах и перед священным охраняемым огнем. Дельфины прыгали в синем море. Человек выкладывал мозаику на стене. Кувшин разбился о край колодца, и служанка знала, что ее за это побьют. Мужчины проигрывали и выигрывали в кости, в любви, в битве. Хироманты готовили таблички с мольбами о страстной любви, плодородии или огромном богатстве. Или о смерти для того, кого страстно ненавидели с незапамятных времен.
Пертений Евбульский, покидая туннель, ощутил вдалеке еще одну волну жара, но на этот раз не услышал криков.
Он снова вышел в нижнюю часть Аттенинского дворца, подземную. Широкая лестница вела наверх, коридор тянулся в обе стороны, к другим коридорам и лестницам. Стражников не было. Совсем никого. Тетрий Далейн уже убежал наверх. Неизвестно, куда. Пошлый, незначительный человечек, подумал Пертений. Конечно, теперь эту мысль не запишешь, во всяком случае, в документе, предназначенном для… публики.
Он вздохнул, одернул тунику и приготовился идти наверх, наружу, вернуться через сад, а потом войти в другой дворец и рассказать Леонту о том, что произошло.
Но оказалось, что ходить никуда не надо.
Он услышал звон оружия и взглянул вверх как раз в тот момент, когда из туннеля у него за спиной донесся далекий приглушенный крик и прилетела последняя волна жара, пронесшаяся по всему коридору, где он стоял один.
Он не оглянулся. Он смотрел вверх. Леонт спускался по ступенькам, шагая быстро, как всегда, за ним шли солдаты, тоже как всегда.
— Пертений! Что тебя так задержало, ради святого Джада? Где император? Почему дверь… где стражники?
Пертений с трудом сглотнул. Расправил тунику.
— Мой господин, — произнес он, — произошло нечто ужасное.
— Что? Там? — Стратиг остановился.
— Мой господин, не ходите туда. Это… ужасно. — И это было чистой правдой.
И вызвало предсказуемую реакцию. Леонт бросил взгляд на своих гвардейцев.
— Ждите здесь. — И златовласый предводитель армий Сарантия вошел в туннель.
Поэтому, разумеется, Пертению пришлось также вернуться. Об этом тоже никогда нельзя будет написать, но летописцу невозможно не присутствовать притом, что сейчас произойдет. Он тщательно закрыл за собой дверь.
Леонт шагал быстро. К тому времени, когда Пертений вернулся по туннелю и снова подошел к повороту, стратиг уже стоял на коленях рядом с обугленным телом императора.
Некоторое время никто не двигался. Затем Леонт расстегнул пряжку у шеи, снял свой темно-синий плащ и осторожно накрыл им мертвого человека. Поднял взгляд.
Пертений стоял сзади и не мог видеть выражение его лица. Отвратительно пахло сгоревшей плотью. Перед ними неподвижно стояли два других оставшихся в живых человека. Пертений остался на месте, у поворота туннеля, полускрытый стеной.
Он увидел, как встал с колен стратиг. Увидел стоящую перед ним Стилиану с высоко поднятой головой. Рядом с ней стоял Лисипп Кализиец. Кажется, он только сейчас осознал, что все еще держит в руках сопло устройства, изрыгающего огонь. И бросил его. На его лице тоже появилось странное выражение. Рядом с ним лежало три мертвых тела, обугленных и почерневших. Двое стражников. И Лекан Далейн, который в первый раз сгорел много лет назад вместе с отцом.
Леонт ничего не говорил. Он очень медленно двинулся вперед. Остановился перед женой и Кализийцем.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он у Лисиппа.
Стилиана напоминала лед или мрамор. Пертений увидел что Кализиец смотрит на стратига, словно не понимает, откуда тот взялся.
— А на что это похоже? — ответил он. Памятный голос — я любуюсь мозаичными полами.
Леонт, командующий войсками Сарантия, был совсем не таким человеком, как лежащий за его спиной мертвый император. Он выхватил меч. Это движение он проделывал столько раз, что и сосчитать невозможно. Не произнеся больше ни слова, он вонзил клинок в тело и в сердце человека, стоящего рядом с его женой.
Лисипп даже не успел шевельнуться, у него не было шанса защититься. Пертений сделал шаг вперед, не в силах сдержаться, и увидел изумление в глазах Кализийца до того, как из него рывком выдернули меч и он с грохотом упал.
Эхо этого падения долго не затихало. Среди вони горелого мяса и трупов пятерых человек муж и жена стояли друг против друга под землей, и Пертений содрогнулся, глядя на них.
— Зачем ты это сделал? — спросила Стилиана Далейна. Он дал ей пощечину тяжелой рукой солдата. Голова ее дернулась в сторону.
— Отвечай кратко и точно, — приказал ей муж. — Кто это сделал?
Стилиана даже не поднесла руку к щеке. Она смотрела на мужа. Она была готова сгореть заживо, вспомнил секретарь, всего несколько минут назад. В ней не чувствовалось страха. Ни малейшего намека на страх.
— Мой брат, — ответила она. — Лекан. Он отомстил за нашего отца. Сегодня утром он прислал мне сказать, что придет сюда. Очевидно, подкупил стражников на острове, а через них Бдительных здесь, у входа.
— И ты пришла?
— Конечно, пришла. Но слишком поздно и не успела ему помешать. Император был уже мертв. И двое солдат. А Кализиец уже успел убить Лекана.
Ложь, такая непринужденная, такая необходимая. Слова, благодаря которым все может получиться, у них у всех.
Она сказала:
— Мой брат умер.
— Да сгниет его злобная душа, — резко ответил ее муж. — Что здесь делал Кализиец?
— Об этом надо было спросить у него, — ответила Стилиана. Ее левая щека, там, где он ее ударил, покраснела. — Мы могли бы получить ответ, если бы кто-то опрометчиво не махал мечом.
— Берегись, жена. Меч все еще у меня в руке. Ты из семьи Далейнов, и, по твоему собственному утверждению, твой родственник только что убил божественного императора.
— Да, муж мой, — сказала она. — Убил. Ты меня убьешь, дорогой?
Леонт молчал. В первый раз оглянулся назад. Увидел ожидающего Пертения. Выражение его лица не изменилось. Он снова повернулся к жене.
— Война вот-вот начнется. Сегодня. Об этом должны были объявить. А теперь пришло известие, что бассаниды перешли границу на севере, нарушив мир. А император мертв. У нас нет императора, Стилиана.
Тут Стилиана Далейна улыбнулась. Пертений это видел. Женщина такой красоты, что можно задохнуться.
— У нас он будет, — ответила она. — Очень скоро будет. Мой повелитель.
И опустилась на колени перед мужем, изящная, золотая, среди почерневших тел мертвецов.
Пертений отошел от стены, приблизился на несколько шагов и сделал то же самое: упал на колени, прижал голову к полу. В туннеле надолго воцарилось молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76