https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy/Roca/victoria/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

во всем следовать уставу, читать свои молитвы и улаживать мелкие конфликты. Неплохой человек — ничего не имею против него, но он не сообразит, что делать с информацией, которую я намерен изложить.
Элвин невесело улыбнулся.
— А я соображу?
— Весьма вероятно, — ответил Вульфстан наисерьезнейшим тоном, от которого у монаха по спине прошелся холодок. — Лучше, чтобы ты был информирован… так, на всякий случай.
— Тогда, — медленно произнес юноша, — я слушаю.
Вульфстан присел на большой камень и, повернув голову, задумчиво вгляделся в горизонт. Элвину его профиль с крючковатым большим носом напомнил ястреба. Епископ молчал довольно долго, а Элвин ждал. Чему-чему, а терпению монахов учили основательно.
— Тревожные нынче времена, — заговорил наконец Вульфстан. — Даже здесь, в мирном аббатстве, вдали от больших городов, истинная безопасность — всего лишь иллюзия. Что это за болезнь, о которой ты говорил?
— Огонь святого Антония, ваша светлость.
— Да-да. Страшная чума… А как долго на эти земли не проливалось с небес благословенного дождя?
Элвин пожал плечами:
— Я мало что знаю, кроме работы в скриптории. Я непригоден для труда в саду или в полях.
Юноша прикусил губу, услышав в своем голосе горечь. Среди монахов считалось честью быть избранными для работы в скриптории… но что толку в такой чести, когда это единственное, на что ты способен.
Вульфстан искоса взглянул на Элвина и не стал углубляться в болезненную для юноши тему.
— Тогда ответь мне: как много дней за последнее время ты не мог работать над манускриптами?
Элвин задумался.
— Я… я не помню, — признался он, и тут до него дошел смысл заданного епископом вопроса.
Во избежание пожара в скриптории не разрешалось пользоваться никаким освещением, кроме солнечного света. В дождливые же дни ставни обязательно закрывались, дабы противостоять влажности.
Элвин действительно не мог припомнить ни одного пасмурного дня на протяжении нескольких месяцев.
Вульфстан кивнул, видя отразившееся на открытом лице юноши понимание.
— Засуха. Последние два года в разных местах. Когда гибнут посевы, начинается голод. Вам еще повезло, что Чесбери стоит на оживленном торговом пути, иначе вы затянули бы пояса гораздо туже. В некоторых областях тучи саранчи пожрали то, что осталось от растительности. — Вульфстан воздел глаза к небу, прищурившись от яркого солнечного света. — Ночные небеса полны знамениями. Многие видели волосатую звезду, проносящуюся по небосводу. Из отдаленных районов королевства поступают сообщения о случаях людоедства. Ну и, само собой, дают о себе знать скандинавы.
— Я не слыхал, что викинги возобновили нападения.
— Мягко сказано — «возобновили».
Вульфстан тяжело вздохнул, потирая пальцами глаза, уже начинающие слезиться от солнечного сияния.
— Бедный юный Этельред не просидел на троне и трех лет, когда они начали наступать. С тех пор они и не прекращали. Саутгемптон, Чешир, Фолкстон, Ипсвич, и еще одному Богу известно, сколько менее укрепленных городов и деревень подверглись атакам, о которых не знает даже Витан. Только в этом году они ударили в Уэльсе, Девоне и Корнуолле. Церковь в аббатстве Тавистока разрушена до основания. Книги, святые реликвии… все прекрасные вещи дома Господня разграблены и увезены на проклятую варварскую родину на борту драконовых кораблей.
— Но почему его величество… ничего не предпринимает? Во времена короля Альфреда…
— Этельред — не Альфред, — резко перебил юношу Вульфстан. — Он всегда ждет до самой последней минуты, чтобы отдать приказ об отражении атаки, и часто это происходит чуть-чуть поздновато. Или, как в прошлом месяце, перед самым началом сражения вдруг приходит приказ об отступлении наших войск. Иногда нет даже и видимости сопротивления. Этельред просто платит скандинавам, чтобы те убрались восвояси. А значит, они вернутся снова и снова.
Возбужденный своими же словами, Вульфстан встал и начал ходить взад-вперед, сцепив руки за спиной.
— Мы уже обнаружили одного предателя в наших рядах, однако наверняка есть и другие. Этельред «Воспринимающий Мудрые Советы», вероятно, наихудший из всех царствующих монархов в смысле следования хорошим советам.
— Но…
Смущенное возражение Элвина прервал пронзительный вой. Вульфстан отпрыгнул на пару шагов назад, молотя воздух руками, когда небольшая белая кошка метнулась из своего укрытия и вскочила Элвину на руки.
— Господи Иисусе, что… — Вульфстан оправился от испуга и хохотнул. — Пользуешься инструментом дьявола, дабы сбить с толку епископа!
Элвин виновато улыбнулся, довольный тем, что Вульфстан отнесся к ситуации с юмором. Юноша не услышал в тоне епископа той ненависти, которую выказывали по отношению к его маленькой подружке многие монахи.
— Прошу прощения, ваша светлость. Это территория Ровены — она оберегает растения от вредителей. Боюсь, вы наступили на нее, когда она задремала на солнышке.
Кошка по-прежнему выглядела встревоженной — уши прижаты к голове, странного цвета глаза — один голубой, другой зеленый — широко раскрыты, когти выпущены; если бы не толстый шерстяной материал рясы, она сильно оцарапала бы кожу Элвина.
Вульфстан подошел к нему и неуклюже погладил кошку.
— Ровена? Да, она достаточно бела для такого имени.
— И обычно хорошо себя ведет, — добавил Элвин, в последний раз погладив белую шерстку, прежде чем опустить кошку на землю.
Ровена, успокоенная лаской, выгнула спину, мурлыкая, приблизилась к Вульфстану, понюхала его ногу и потерлась мордочкой о лодыжку епископа.
— Правда Твоя, как горы Божий, и судьбы Твои — бездна великая, — процитировал Вульфстан. Он вновь обратил свое внимание на молодого монаха. — Мы говорили о королях, а не о кошках.
Элвин кивнул, и на его лице снова появилось серьезное выражение.
— Вы сказали, что Этельред получает дурные советы. Как такое может быть? Вы ведь сами в числе его советников.
— Да, но в составе Витана очень мало тех, кто отваживается говорить королю о том, чего тот слышать не желает: я, архиепископ Альфеге да олдермен Ордгар. Этельред окружил себя фаворитами, худший из который — римский прохвост Анджело. Внешность и в самом деле прямо-таки ангельская, но что-то в нем мне очень не нравится… Ну да ладно. С этим еще предстоит разобраться. А сейчас вот о чем — число тех, кто смеет говорить королю неприглядную правду, неумолимо сокращается, как будто…
Вульфстан осекся, помолчал немного, затем продолжил, тяжелым голосом вбивая каждое слово в уши Элвина:
— Архиепископ Эльфстан Винчестерский умер в 981-м. В том же году скончался аббат Вомир. Господь взял к себе епископа Этельвольда в 984-м. Благословенный Дунстан, верой и правдой служивший королю Эдгару и королю Эдуарду, почил в 988-м, а епископ Этельгар, получивший сан после Дунстана, прожил лишь год и три месяца. Епископ Освальд умер в 992-м, мы также потеряли в том году нашего верного друга, олдермена Этельвайна. В 995-м архиепископ Сигерик отдал Богу душу после появления волосатой звезды.
Вульфстан пристально смотрел на Элвина, а тот и моргнуть не смел. Страшное подозрение начало зарождаться в глубинах его существа, леденящий холод, который не могло растворить даже горячее солнце.
— Вы… вы ведь не полагаете, что они были убиты? — прошептал юноша.
— Нет, не убиты… по крайней мере, — медленно произнес Вульфстан, — не людьми.
Элвин глупо уставился на епископа, не находя слов.
— Мне нужно идти, — наконец проговорил он торопливо. — Чернила… высохнут, а если перья не убрать…
— Твои перья и пергамент подождут.
Элвин облизнул пересохшие губы.
— Нет, извините меня, епископ, правда… мне нужно идти, аббат будет очень недоволен, к тому же близится время вечерни…
Обратный путь до скриптория юноша преодолел почти бегом. Сердце его билось учащенно, но не от быстрой ходьбы, а от пугающих слов епископа Вульфстана. Пусть короли, Витан и архиепископы занимаются тем… тем, что происходит во внешнем мире, говорил себе молодой монах. Он рожден калекой и очень мало знает о том, что творится снаружи, за крепкими каменными стенами.
Пусть так будет и впредь.
Рабочие «инструменты» лежали там, где он их оставил. Элвин сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, пытаясь успокоиться, вновь достигнуть умиротворения, которое вплоть до этого момента являлось составной частью его повседневной жизни. Но рука дрогнула, когда Элвин начал собирать перья, и он уронил несколько из них. Большинство братьев работали с пером в правой руке, а в левой держали ножик для затачивания перьев. Элвину перед началом работы приходилось просить других подготовить для него несколько перьев. Он ненавидел это, но, зная, что его работы хороши, утешал себя тем, что конечный результат стоит некоторого унижения перед собратьями.
Элвин наклонился и начал собирать разбросанные перья. Обычно он прекрасно отдавал себе отчет — всегда с болью душевной, — где находится в любой данный момент безжизненная рука. Сейчас, однако, взбудораженный словами епископа, сказанными и невысказанными, Элвин почти забыл о своем физическом недостатке, движения его были торопливыми и небрежными. Подбирая одно из перьев правой рукой, он левым плечом слегка толкнул стол.
Юноша потянулся за несколькими оставшимися капризными перьями, и левая рука немного приподнялась при этом движении. Прежде чем Элвин осознал, что случилось, драгоценный пергамент спланировал на каменный пол. Он судорожно хватанул ртом воздух и резко протянул правую руку к пергаменту, отчего левая рука приподнялась еще выше.
А потом Элвин, остолбенев, увидел, как мертвый кусок мяса, считавшийся человеческой конечностью, наткнулся на вставленную в стол роговую чернильницу, выбил ее из гнезда и послал кувыркаться, вниз, где она приземлилась на отрывок из Священного Писания, который Элвин украшал цветными рисунками на протяжении последних нескольких недель.
На манускрипте образовалось черное озерцо. Оно разрасталось, медленно, но с ужасающей неизбежностью. Элвин громко вскрикнул, видя, как его прекрасный волк, на динамичной фигуре которого еще даже не высохли чернила, поглощается черным потоком. Затем настала очередь самих слов, слов из книги Откровения, главы 11, стиха 7. Когда чернила начали уничтожать их, Элвина охватила дрожь.
…зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьет их.
Элвин опустился на пол, заворожено глядя на свое отражение в чернильной луже.
— Нет, — вздохнул юноша. — Нет, — повторил он, инстинктивно осеняя себя крестным знамением.
Снаружи зазвонил колокол, зовущий к вечерне. На протяжении нескольких минут Элвин не двигался, будто загипнотизированный черным озерцом. Оно уже покрыло почти весь пергамент и теперь посылало любопытные щупальца вдоль рубцов на каменном полу.
Наконец Элвин заставил себя выйти из ступора. Его рука. Его бесполезная, увечная рука сделала это.
Волна ненависти, черной, как чернила, захлестнула молодого монаха. «Я неугоден Богу», — мрачно решил он. Что толку в переписчике, чья собственная неловкость уничтожает прекрасные работы, которые он пытается сотворить? Элвин слыхал рассказы о язычниках на севере, которые топили детей, рожденных калеками. Он почти желал сейчас, чтобы его родители в свое время поступили так же и с ним. Смерть была бы милосерднее, нежели то, что ему приходилось переносить.
Колокольный перезвон не утихал, но на сей раз его благостная музыка не проливалась на душу Элвина нежным волшебством. Он быстро собрал инструменты, перепачкав черными чернилами рясу, и заторопился в церковь, думая лишь о необходимости искупления греха собственной неуклюжести. Да, искупления, сказал себе юноша. И кое-что еще. «Нельзя предоставлять Вульфстану возможности посвятить меня в те ужасные новости, которые он намеревался изложить мне, прежде чем я оставил его в саду».
Братья разглядывали перепачканную рясу Элвина, но комментариев делать не стали, решив, что время для этого еще впереди. Элвин увидел глаза Вульфстана, полные сочувственного понимания. Во время службы юноша пел от всего сердца, чувственно произнося священные слова, будто они могли поставить все на свое место. Увы, этим вечером псалмы не приносили ему умиротворения.
Перепуганный, Элвин задался вопросом, обретет ли он когда-нибудь снова душевный покой.
* * *
После вечерни Элвин ухитрился переговорить с аббатом Беда наедине. Рассказав о своей оплошности, он взял на себя всю ответственность за погубленный манускрипт и испачканную рясу, затем попросил у аббата о всенощном бдении в церкви во искупление своего греха. Беда, как всегда, смущенный физическим уродством Элвина, тут же согласился с предложением молодого монаха.
Каким-то образом Элвину удалось избежать встречи с Вульфстаном до ужина. За столом он сел подальше от епископа и слушал вполуха, как один из послушников читает срывающимся голосом затрапезную молитву. Во время ужина никто не разговаривал, братья даже не просили друг друга передать то или иное блюдо. Жесты и знаки заменяли бенедиктинцам слова. Пища была более обильной, нежели обычно, из-за присутствия за столом епископа Вульфстана. Монахам даже подали фрукты, которые предполагалось засушить на зиму, мелкие, правда, и безвкусные вследствие засухи; вкусили монахи и жареной свежей рыбы, выловленной в пруду аббатства. После ужина братия снова собралась вместе для повечерия, после чего монахи отправились в свой дортуар.
Элвин шел к церкви из трапезной, неся в правой руке небольшой фонарь и неуклюже зажав под мышкой еще один предмет. Церковь неясно вырисовывалась в сумерках, и юноша несколько воспрянул духом.
Чья-то рука опустилась на его плечо. Элвин подпрыгнул, едва не закричав.
— Я не уеду, пока не скажу тебе того, с чем прибыл сюда, — заявил Вульфстан.
— А я не желаю слушать этого, — прошептал Элвин, с надеждой глядя на церковь, сулившую ему убежище.
— Ты должен, — неумолимо сказал епископ. — Мало ли что случится со мной, кто-то еще должен знать обо всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42


А-П

П-Я