Да-да, теплого... Джем ощущал теплоту чего-то похожего на целительный бальзам. На какое-то мгновение у него возникло такое чувство, будто он плывет по странному заботливому морю. Но нет. В следующий миг Джем явственно почувствовал, что лежит на шероховатом камне, а потом его сковала боль, перед которой теплота была бессильна. Медленно, с трудом он сосредоточил взгляд на пучке высохших сероватых водорослей, прицепившихся к белой как мел скале. Поднял голову — увидел ослепительно голубое небо. В вышине парили птицы, еле слышны были их крики. Гораздо ближе, снизу, слышались другие звуки — то чавканье, то шипение.
Джем лежал на уступе, расположенном на одинаковом расстоянии от поверхности моря и от вершины скалы.
Выше него уходила вверх отвесная каменная стена.
Внизу плескалось море.
* * *
— Амеда! Неси ягоды ярга, живо!
Черный Всадник поморщился.
— Ягоды ярга, Амеда, ты что, оглохла? Амеда, кому говорят?
Слушая визгливый голос хозяйки караван-сарая, Всадник снова страдальчески поморщился. Он лежал на скамье в кухне. Его головная повязка лежала рядом с ним, и теперь было видно, что голова у него бритая. Мочки ушей Всадника оттягивали большие золотые серьги в виде колец — такие серьги носили люди его племени.
Мать-Мадана вернулась к нему взглядом. Она поддерживала голову Всадника, и между ее пальцев струилась кровь.
— Ах-ах, бедный господин! Какая беда, вот беда! Мои ягоды ярга тебе помогут, обязательно помогут! Я их приготовила в прошлый сезон Терона, самые лучшие отбирала. Ой, они же на вес золота, мои ягоды ярга, много-много зирхамов стоят. Сорок, пятьдесят зирхамов за баночку! Но уж для вас...
Хлопнула дверь, торопливо прошлепали по каменному полу босые ступни. Амеда протянула старухе запыленный горшочек. В вязкой жидкости плавали длинные зеленоватые стебли.
Хозяйка вспылила:
— Глупая девчонка! Я разве тебя просила принести стебли гамали? Принеси ягоды ярга, Амеда, да поскорее, чтоб тебя!
Амеда покраснела и умчалась. Она плохо соображала и не могла понять, как же это случилось. Но всего несколько мгновений назад со стороны площади послышался громкий вскрик, ржание верблюда... и Черный Всадник, истекая кровью, упал на пыльную землю. Мать-Мадана тут же взяла все в свои руки и, позвав Амеду, велела девочке помочь ей в уходе за раненым.
Кто бы ни бросил в него камень — этого мерзавца и след простыл.
— Это какой-то негодяй метис, можно не сомневаться. Что тут скажешь, господин, ведь это где хочешь может случиться. Что тут поделаешь?
Старуха, лицо которой было полуприкрыто чадрой, хитро усмехнулась. Мать-Мадана уже позвонила в колокольчик, сзывая постояльцев к обеду, и они собрались в трапезной. Но сейчас хозяйке караван-сарая не было дела до обычных постояльцев — одиноких торговцев верблюдами и обшарпанных батраков, пары-тройки разносчиков да солдат-наемников, что держали путь в Куатани и остановились передохнуть в караван-сарае. Булькало варево в котлах, кухню наполняли ароматные пары, стояли наготове блюда с нарезанным обдирным хлебом, тарелочки со специями, пряностями и оливками. Но мать-Мадана не спускала глаз со Всадника.
— Скоро прискачут Красные, — скривив губы, пробормотал Всадник. — Они сметут с лица земли эту треклятую деревню!
Красные, а также Желтые Всадники были отрядами, патрулировавшими владения султана. Они разъезжали по землям Унанга и вершили правосудие — если, конечно, можно было назвать их деяния правосудием. Некоторые при одном только упоминании о Желтых и Красных Всадниках дрожали. А мать-Мадана только рассмеялась.
— Ой, господин, да пусть себе сметают с лица земли все, что захотят, так ведь и им надо где-то подкрепиться, верно я говорю? О, уж я-то на своем веку и вас, Черных, повидала немало, и Красных, и Желтых, а вот только гляжу я на вас и так думаю: «Ну что же они все так торопятся? Разве не знают, что здесь — самый наилучший караван-сарай по дороге на Куатани?» Ой, знаю, знаю я, что вы скажете — думаете, немало монет стоит тут остановиться и подзакусить? А я вам скажу — сущая мелочь. В Куатани зирхамы и корзоны сыплются из ваших карманов, как песок сквозь прореху в кармане. Вот я и говорю: что вам делать в этом противном городе? Поезжайте, коли надо, передайте там вашу весточку, а потом возвращайтесь сюда, к матушке-Мадане, а? А тут все для вас, все к вашим услугам. В Куатани вы отваливаете корзон за корзоном, а за что, спрашивается? За тарелку бурды? За постель, в которой кишмя кишат клопы? А уж слуги... И не говорите мне про тамошних слуг!
Мать-Мадана и мысли не могла допустить о том, чтобы Всадник, такой важный господин, поселился в каких-то там казармах. Она разошлась не на шутку и чувствовала себя в своей стихии. Только один раз в жизни она побывала в городе, но то, как там обслуживали постояльцев, привело ее в ужас, просто в ужас. Она была готова говорить и говорить об этом без умолку. Но тут вернулась запыхавшаяся Амеда. Старуха выхватила у нее горшочек с ягодами ярга. Приглушенно ругаясь, мать-Мадана махнула рукой и прогнала девочку. Затем она расстелила на столе тряпицу, выложила на нее ягоды, пропитанные соком, и принялась растирать их в кашицу.
Приготовив снадобье, старуха нетерпеливо отвела в сторону руку Всадника. Щеку мужчины, ближе к глазу, рассекала жестокая рана. Мать-Мадана наложила на нее мазь, и Всадник скривился от боли.
— Ты что делаешь... старая карга! Сжечь меня хочешь?
Мать-Мадана и глазом не моргнула.
— Ну вот! Теперь уже полегче, правда?
Всадник сверкнул глазами и потянулся за своей головной повязкой.
— Где мой верблюд?
Старуха рассмеялась.
— Господин, ну зачем же так торопиться? Разве ты не проголодался после всех передряг? — Она с улыбкой наблюдала за тем, как ее нежданный гость раздувает ноздри, учуяв знакомый аромат дикого риса, приготовленного с козьим сыром и тмином. Черные глаза жадно смотрели на тарелки с оливками, специями, нарезанный толстыми ломтями хлеб.
А мать-Мадана ощутила другое страстное желание. В древних преданиях она порой слышала про тот или иной знаменитый постоялый двор и про разные караван-сараи. Какой-то караван-сарай стоял на том месте, где погиб принц-воин Ушани, а про другой говорили, будто бы это даже и не караван-сарай, а просто-таки дворец, слава о котором разнеслась по трем царствам, и якобы на этом караван-сарае — благословение самого султана... Старуха знала, что предания вырастают из крошечных зерен истины, как вырастает из единственного семени куст фасоли. Разве она не спасла человека, посланного самим султаном? А пройдет время — глядишь, и все начнут болтать, будто это был сам султан!
Старуха поглубже вдохнула и мысленно приготовилась к вынужденным жертвам со своей стороны.
— О, господин, не может быть, чтобы тебе нужно было так сильно торопиться! Я угощу тебя самым прекрасным обедом, который только могут подать по эту сторону от Куатани! И ведь ты прибыл как раз вовремя! Может, это судьба... А платить — платить ничего не надо! Неужто я из тех женщин, которые думают только о собственной выгоде? Неужто у тебя, господин, могла мелькнуть такая мысль? Мне бы только угодить султану и его посланнику! — Она заговорила потише и прошептала в самое ухо Всадника: — А вы только расскажите своим товарищам про то, как тут у меня славно — вот и все, другой платы мне и не надо.
— Синий. Красный. Оранжевый. Золотой.
Малявка уже снова раскладывал камешки по кучкам. Ручонки у него дрожали, время от времени он громко шмыгал носом и сглатывал сопли. Прятаться было бесполезно — это он понимал. Но на самом деле он не прятался — то есть не совсем прятался. Тут было так прохладно, под отцовской повозкой. Да и потом — Эли Али Оли все равно разыскал бы его, рано или поздно. Так чего было бояться? Малявка понимал, что ему грозит и как ему будет больно. Он сунул руку в карман и извлек оттуда новую пригоршню камешков.
— Зеленый. Коричневый. Серый. Лиловый.
Мальчик лежал на животе, подперев кулачками острые скулы. Рядом с ним, вывалив язык, часто, но негромко дыша, лежала безымянная собака, вяло помахивая хвостом. Время от времени мальчик и собака поглядывали на внешний мир сквозь спицы колес — так смотрели бы сквозь прутья решетки томящиеся в темнице узники. По одну сторону были видны белые скалы, а ниже них — береговые утесы, по другую — наполненный мочой до краев ночной горшок, разбросанные по земле обглоданные кости да растрепанная занавеска, сплетенная из водорослей. Все убежали на деревенскую площадь — узнать, не помер ли, часом, Черный Всадник. Громче, чем обычно, разносилось по поселку жужжание мух. Оно звучало непрерывным, назойливым гулом.
— Розовый. Желтый. Белый. Черный.
Малявка долго лежал неподвижно, глядя на камешки. Над его головой болтался конец веревки, обмотанной вокруг оси, на которой крепились колеса повозки. Мальчик лениво тронул веревку — и она раскачалась, как маятник. Собака залаяла.
Малявке стало ужасно тоскливо. Он выбрался из-под повозки и встал под скалой, свирепо шмыгая носом. Потом утер тыльной стороной ладони слезы и сопли, выругался и, вытащив из кармана последние камешки, запустил их с утеса вниз. Камешки посыпались градом.
И туг почти одновременно случилось вот что. Кто-то прокричал:
— Эй!
И Малявка резко развернулся. Вот тут-то он их и увидел. Вдалеке клубилась пыль. Красные Всадники! Да, они были еще очень далеко, но какая разница? Он видел, как вспыхивают, просвечивая сквозь завесу пыли, их алые одежды, а что такое Красные Всадники, мальчик знал, знал очень даже хорошо. Сердце его сжалось от страха, он втянул голову в плечи и едва не лишился чувств.
Но крик донесся не с той стороны, откуда скакали Красные Всадники.
Собака снова залаяла, и Малявка увидел, что на уступе скалы, внизу, лежит, распростершись, какой-то человек. У мальчика перехватило дыхание. В первое мгновение он подумал не о том, в какую беду попал этот человек, а почему-то о том, какая у него бледная кожа и какие светлые волосы. Меловые камни пришли в движение. Начался оползень. Уступ должен был вот-вот сорваться и упасть в море.
— Помогите! — одними губами выговорил незнакомец. — Помогите!
Малявка, выпучив глаза, со всех ног помчался к поселку. Сердце его от волнения учащенно билось. Как он жалел о том, что сейчас здесь нет дяди Фахи Эджо!
Но искать его времени не было. Как же быть?
И тут он понял.
Веревка!
Мальчик нырнул под повозку.
Послышались шаги.
— Малявка! Где ты, паршивец? Выходи! Мы запрягаем верблюдов и уходим! Скорее!
Малявка на миг замер. С ужасом представил он такую картину: отец стоит на краю утеса и злобно смеется над распростершимся на уступе незнакомцем. Может, еще и тяжелый камень вниз сбросит? Мальчик проворно размотал и свернул веревку и опрометью бросился туда, где его помощи ждал желтоволосый юноша.
— Сюда! Скорее!
Он распустил веревку и бросил несчастному незнакомцу ее конец. Хватит ли у него сил? Его взгляд беспомощно метался. Он смотрел то на Красных Всадников, скачущих вдалеке, то на фигуру незнакомца, то на повозку, из-за которой вот-вот мог показаться пышущий злобой отец.
— Будь ты проклят, Малявка, где тебя носит? Ты что же, хочешь, скотина ты эдакая, чтобы Каска Далла заплясал от радости, узнав, что твоего отца прикончили в этой грязной дыре? Нет, я тебя тут брошу, так и знай, мерзавец! Или ты не знаешь, что Всадники пожирают маленьких мальчиков?
Уступ покачнулся и пополз вниз.
Незнакомец, держась за веревку, выбрался наверх.
— Мальчик, ты спас мне жизнь!
Малявка взволнованно шмыгнул носом. На протяжении своих долгих странствий он собирал камешки, надеясь, что в один прекрасный день отыщет талисман, который принесет ему удачу, — волшебный талисман. Неужто теперь ему довелось встретиться с каким-то другим волшебством? Вопросы метались у него в голове, но для вопросов не было времени.
Голос отца звучал все ближе:
— Малявка! Где ты? Нет, такой отец, как я, слишком хорош для тебя! Я тебя так отколочу — живого места не останется!
Малявка устремил на своего нового друга взгляд, полный отчаяния.
— Скорее! Тебе надо спрятаться!
Джем мигом забрался в кибитку. Дверца за ним со стуком закрылась. Малявка, скорчив виноватую физиономию, обернулся, и как раз в это мгновение из-за угла выбежал Эли Оли Али. Он ухватил сынишку за плечи и принялся трясти.
— Паршивец! Это ты бросил камень, да?
— Папа, это не я!
Малявка приготовился к тому, что отец закатит ему жестокую порку, но его спасением стали Красные Всадники. Эли Оли Али, прищурившись, всмотрелся вдаль.
— У-у-у! — взвыл он. — Быстро скачут! К вечеру от этой деревни не останется и камня!
Пока отец запрягал верблюдов, Малявка проворно намотал веревку на колесную ось.
Глава 13
МОЯ ТАЙНАЯ НОША
— Амеда! Неси соус «зорга»! Живо, девчонка!
Черный Всадник поморщился от боли.
— Соус «зорга», слышишь ты или нет?
Голос матери-Маданы гулко звучал под потолком длинного просторного зала. Повсюду, рассевшись на невысокие скамьи, вкушали свою трапезу завсегдатаи. Время от времени кто-то из них с опаской поглядывал в ту сторону, где у дальней стены на возвышении стоял стол для особо почетных постояльцев. Тот человек, что сидел рядом с хозяйкой караван-сарая, и вправду был редкой птицей, ибо гость этот был Черным Всадником. Такие гости прежде сюда не наведывались. Если бы мать-Мадана дрожала от страха, это было бы понятнее, а она почему-то прекрасно владела собой и обращалась со страшным вестником как с самым дорогим гостем.
Но если рассудить — кто и когда мог заставить дрогнуть мать-Мадану?
Мать-Мадана в то время, когда не кричала на Амеду, в ярких красках расписывала гостю достоинства своего караван-сарая. Ведь гость уже заметил, что у нее не какой-нибудь простой постоялый двор, не какая-нибудь придорожная развалюха? И уж конечно, он обратил внимание на то, какие тут просторные комнаты, какие крепкие стены — а все потому, что некогда здесь размещалась береговая крепость, охранявшая подступы к Куатани во времена набегов венайцев!
Мать-Мадана не умолкала ни на мгновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88