— Но тут мы вам помочь вряд ли сможем.
— Вы, что, сами не знаете, кто такие «Блуждающие огни»?
— В том-то и дело! Но вот вам на всякий случай мой телефон, — он протянул визитку.
На карточке только имя-фамилия и номер телефон. Судя по цифрам, явно не с Лубянки.
— Сергей Николаевич, а почему вы вдруг заинтересовались этим делом?
— Нашу контору всегда интересуют загадочные вещи. — Он поставил пустую банку пива на журнальный столик. — Тем более когда речь заходит о государственной безопасности. Вы сами-то служили, Алексей?
— Да. Пограничником на Дальнем Востоке, — машинально соврал я. У журналистов это происходит на автомате. Таковы уж издержки профессии.
— Вот видите! Сами должны прекрасно понимать, что такое военная тайна. Пограничники чего-то там нафурычили, а мы пытаемся разобраться. Но это так, к слову… — Трофимов встал. — Увы, рад бы с вами поболтать подольше, но дела, знаете ли, не терпят отлагательств, — неопределенно махнул рукой, показывая круговерть государственных забот. — Пойду…
И они исчезли из моей квартиры так же тихо, как и проникли в нее.
Глава 10
Через два дня мы встретились с Сашкой возле редакции. Я сразу рассказал ему о встрече с эфэсбэшниками и показал визитную карточку Трофимова.
Покрутив картонку в руке, Колчин горестно хмыкнул:
— Ну вот, теперь мы на крючке. Сегодня это дело не нравится мне еще больше, чем два дня назад. Хорошо, что они ко мне не ввалились.
— По-моему, они знали, что я живу один, а ты с семьей. Так что их выбор вполне очевиден.
— Нет, ну как быстро они работают! Не успели прилететь — и на тебе!
— Ты разузнал что-нибудь о медальоне?
— Надписи там слегка сходятся с одним древним восточным наречием. Это может быть или набор имен, или цитата из какой-нибудь священной древней книги.
— Ни хрена, в общем, — подытожил я.
— Дай мне сперва в себя прийти! Куда ты гонишь? Я ведь только вчера приехал вместе с тобой. Забыл? А у меня дети, жена. То да сё. Я глянул так мельком. Потом займусь твоим медальоном основательно.
— Очень тебя прошу, не затягивай. Ладно?
Колчин скорчил недовольную рожу, но все же кивнул.
В этот день нам предстояло пережить два значимых события — отчет в бухгалтерии и общую редакционную летучку. Раз в месяц на таких собраниях журналисты газеты голосовали за лучший материал месяца, и победитель получал солидную денежную премию. Наш материал из Таджикистана имел большие шансы на первое место. Никто и ничего более яркого за это время не написал. Реализмом своих статей мы сразили читателей наповал. Даже из Федеральной пограничной службы звонили, поздравляли и уверяли, что таких геройских парней (подразумевая: гражданских идиотов) по всей России даже с фонариком не сыскать.
Полные медовых надежд, мы перешагнули порог редакции.
Игоря Владимировича Седова в редакции называли бухгалтером от Бога. На месте Господа я бы обиделся. Более жадного, недоверчивого, сухого человека в жизни своей не видел. Чтобы купить собственным детям мороженое, этот тип наверняка требовал от них составить подробный письменный отчет с указанием веских причин такой покупки.
Игорь Владимирович посмотрел наш отчет и задумчиво заметил:
— Колчин, вы, кажется, востоковед по образованию?
— Да, Игорь Владимирович. Имею научные работы, между прочим.
— А я всего лишь историк-любитель, Саша, — с грустинкой сказал Седов. — По-моему, даже завоевание всей Средней Азии стоило Александру Македонскому значительно дешевле, чем вы тут мне написали. Откуда такие чудовищные цифры? Вы что, снабжали оружием и горючим всю российскую группировку в Таджикистане? Просто офигительный перерасход!
Я замялся.
Но Сашка быстро сообразил:
— Понимаете, гостиница, туда-сюда.
— Ресторан, девочки, — подхватил бухгалтер.
— Какие девочки! — возмутились мы. — Там война настоящая! Кругом пули, фугасы, пидарасы!
— А что? Где пули и пидарасы — там не может быть баб?
Мы явно говорили на разных языках. Кажется, бухгалтер нам завидовал и был стойко убежден, что всю командировку мы провалялись пьяные на продажных бабах, сочиняя свой геройский опус.
— Ваше пагубное предубеждение, — заметил мой напарник, — плохо отразится на нашей доброй репутации. Мы работали там, а не веселились. Можете почитать наш репортаж.
— Это вы главному редактору будете рассказывать. Я ваш репортаж в отчет налоговому инспектору пристегнуть не могу. Ему по фигу ваши похождения. Тоже мне, принцы Рашиды-аль-Гаруны! — Бухгалтер встал из-за стола, прихватив наши бумаги, и бросил уже на ходу: — Ждите меня здесь. Я скоро.
— Пошел к главному, — сказал Сашка, глядя ему вслед.
— Как думаешь, это страшно?
— Смотря в каком он настроении.
Через минуту Игорь Владимирович вернулся — с выражением полной душевной и математической гармонии на лице. Наверное, именно так выглядели первые в истории математики, которые вручную высчитали, что Земля все же круглая.
— Ваш вопрос решен положительно.
Уф!
— Вы получите половину из того, что вы тут написали, как перерасход, — продолжил Игорь Владимирович и сладенько ухмыльнулся. — Главный даже удивился, откуда у вас столько денег оказалось, помимо командировочных.
Мы продолжали напряженно молчать.
Бухгалтер снял с шеи ключик на шнурке, клямснул замком маленького сейфа и достал деньги.
Получив наличность, мы с Сашкой вздохнули и вошли на редакционное собрание. Нам еще светила премия за материал. Но, как оказалось впоследствии, оптимизм в больших дозах, как и алкоголь, ужасно вреден для организма.
По поводу первого места коллеги препирались недолго. Поскольку это был чуть ли не первый материал о настоящей войне и воспринимался публикой с огромным и еще свежим интересом. Тайное голосование подтвердило наши ожидания. Все бросились нас поздравлять. Насиловали рукопожатиями. Хлопали по плечу. Предлагали немедленно выпить.
Последнее предложение коллег понравилось нам больше всего. Мы сели в баре и заказали пивка. Вокруг собрались журналисты и фотографы послушать мои байки из склепа. Я увлеченно рассказывал о похождениях. Радуясь, что оказался в центре внимания.
С нами за столом сидела моя тайная любовь. С говорящим именем — Виктория. Черная челка, волна волос до попы. Она смотрела на меня большими черными глазами и хлопала длинными ресницами. Тень сопереживания колыхалась в глубине ее зрачков. Искорки сочувствия блуждали там, как рыбки в аквариуме. И чем дольше я рассказывал, тем больше мне казалось, что она вот-вот расплачется.
Все кивали, представляя себя на нашем месте.
— И тут как шандарахнет! — говорил я веско, вздымая руками. — БАЦ! ТРАХ! И застава превратилась в фабрику покойников!
— Надо же! — восклицали вокруг.
После четвертой бутылки пива Сашка пошел к главному редактору просить премию.
Когда я подошел к главному событию нашей командировки, к ночному бою, Колчин вернулся. Сел понуро. Откупорил пятую бутылочку, жадно глотнул и уперся глазами в пространство.
Все притихли.
— Отказал? — спросил я.
— Да, — Сашка досадливо мотнул головой. — Заявил, что мы и так перерасходовали. И половинчатое возмещение, которое мы получили, будет нам также и поощрительным гонораром за первое место.
— Сдается мне, — сказал я тихо, — что нас просто кинули.
— Не говорите так, — встрял наш коллега Юрий. — Просто главный редактор вернулся недавно из Парижа. Потратился там, знаете ли, на всякое. Ему тоже деньги нужны. Не только вам.
— Пойти, что ль, сказать ему спасибо? — посмурнел Сашка.
— Не надо! — пресек я. — Просто в следующий раз пусть сам едет на войну. Мне такие удовольствия даром не нужны.
Вечер был безнадежно испорчен. После моей последней реплики все засобирались домой. У кого-то обнаружились неотложные дела в городе, кто-то решил еще раз проверить свой материал перед версткой полосы. Ушла и моя тайная любовь, Виктория. Понимающе похлопала своими дивными ресницами на прощание и ушла. Мой взгляд побежал было следом за ее стройными ножками, но уперся в дверь.
— Ну, что? Может, коньяку все-таки долбанем? — предложил Сашка, когда мы остались одни.
Я заказал коньяк.
Не успели мы пригубить, как в дверях показалась Надя, секретарша нашего начальника Павлова.
— Иван Тимофеевич просит вас к себе, — пропищала она своим тоненьким, как удавка из гитарной струны, голоском.
Мы с Колчиным чертыхнулись и швырнули коньяк в глотку.
Иван Тимофеевич Павлов считался редактором старой закваски. За свои пятьдесят лет он пережил столько подковерных войн, закрученных интриг и разнузданных гонений, что видел теперь каждого человека насквозь. В каждом событии мог узреть тайную подоплеку. В каждой женщине — учуять измену. В каждом корреспонденте — выявить недостатки. Иван Тимофеевич знал о своих феноменальных способностях. Но именно это его и подводило. Поскольку всякий человек когда-нибудь да ошибается.
— Читал, читал, — встретил он нас дружеским рукопожатием. — Молодцы. Не ожидал.
— Мы еще много чего можем, — заявил я уверенно.
— С тобой, Леша, особый разговор, — сказал вдруг серьезным тоном Иван Тимофеевич. — Что ты там натворил в Таджикистане?
Я удивленно посмотрел на редактора. Потом — на Колчина, как бы приглашая в свидетели:
— Ничего не творил. Мы сами еле в живых остались.
— Это-то я читал. Меня волнует другое. Почему тобой интересуется ФСБ?
Тут я решил без утайки рассказать о визите контрразведчиков ко мне домой.
— «Блуждающие огни», говоришь? — Павлов задумался и через паузу продолжил: — Наверняка какой-нибудь секретный проект пограничников. Только зачем ты совал туда свой нос? Видишь, к чему привело? Ты попал в разработку!
— Ничего и никому я не совал. Нам сам пограничник рассказал. Во время штурма. Он думал, что нам всем кранты, и хотел через нас передать командованию, что застава разгромлена именно этим… подразделением.
Иван Тимофеевич закурил и откинулся в кресле:
— В любом случае, тобой недовольны. Сам понимаешь, мы свободная пресса, но когда дело касается государственной и военной тайны — тут нам дают укорот. И потом, контрразведчики сказали, что вы там брали в руки оружие. Зачем?
— Пограничники настояли. Иначе они не пустили бы нас к заставе, — вмешался Колчин, — На месте все по-иному смотрится, Иван Тимофеевич, нежели из Москвы.
Павлов метнул острый взгляд в Сашку:
— Все равно это неправильно. Что мне, спрашивается, теперь делать? Вы что, боевики? Военные? Вы не имели права так поступать!
— Иван Тимофеевич, — снова вступился за меня Сашка, — Леша сделал все правильно. Он добывал информацию.
— Леша совал свой нос куда не следует! — Ладонь редактора ударила по крышке стола. — Зачем он наседал на генерала по поводу этих чертовых «огней»?
— Так вам еще и пограничники звонили? — удивился я.
— А ты как думаешь? Они будут сидеть и пыхтеть паровозиком?.. В общем, Леша, репутация у тебя после командировки кое-где сложилась нехорошая.
Я не ожидал такого неожиданного вывиха событий. Потому вспылил:
— Кое-где — это где?! В ФСБ?! У пограничников? Или сразу уж в Кремле? Да мне плевать! Я журналист! Моя работа — добывать информацию и рассказывать людям, что происходит. Все! Я не служу, Иван Тимофеевич, ни в одной из военных структур, поэтому на все их тайны я класть хотел.
Павлов посмотрел на меня оценивающе, убил в пепельнице бычок сигареты:
— Ладно. Пока тут разгорается этот ненужный скандал, отправлю тебя в автопробег. Исторический клуб едет на старинных машинах из Москвы в Анапу. Ты с ними. Напишешь потом хороший, жизнеутверждающий материал.
Я уже успокоился и согласно кивнул.
Глава 11
Небывалые странности дня — кидалово с премией, наезды редактора — окончательно сломали настроение. Как это там у Бунина? «Выйду к морю, брошу перстень в воду, И косою черной удавлюсь».
Кто-то старательно стучал на меня моему начальству. В перспективе этот «кто-то» наверняка желает видеть меня опозоренным и уволенным.
Спрашивается: кому надо?
Пограничникам Федулову и Глухову?
Но зачем? Расстались мы по-хорошему. Материал получился отменный. Всем понравился. Хотел бы я знать, чего они вдруг сорвались с цепи? Впрочем, их сейчас не спросишь.
Может, ФСБ?
Но у меня побывал их представитель Трофимов, и мы вроде обо всем договорились.
Неприятности появились из-за «Блуждающих огней». Будь они неладны, и блуждать им неприкаянно еще не одно столетие! Но кого так приспичило их устраивать? Может, какая-то третья сила, о которой я пока не знаю?
На улице стылый ветер отхлестал меня по щекам. Я потуже запахнул куртку. После Таджикистана к московской погоде привыкнуть трудно. Хотя и прожил тут всю свою маленькую жизнь. На правой половинке неба кучковались кучевые облака. На левой — ванильный самолет ввинчивался в небо. И вся эта небесная гармония висела легким и по вечернему серым покрывалом над деревенской гармоникой, летающей где-то во дворах напротив редакции.
Во! Начинается! «Гармония» — «гармоника», «кучковались» — «кучевые». Оказывается, читать по утрам «Словарь рифм» — очень вредно. К вечеру мозги начинает закручивать в рифмованный узел.
— Леша! — догнал меня голос Вики.
— Вика?
В море вечерних огней она выглядела потрясающе: моя любимая длинная юбка с разрезом во всю длину самой юбки, из-за которого при ходьбе открываются чудесно стройные ноги. Со времен Пушкина наши женщины по этой части заметно пошли на поправку. Бежевая курточка модного покроя, и рассыпанные по плечам черные волосы. Кроме того, неожиданно дружелюбный ветер донес запах ее духов.
Какая-нибудь читательница может заметить: а чего это я сравниваю и описываю свою возлюбленную, точно верховую лошадь? Я, конечно, в таком случае начну отпираться. Говорить про поэзию чувств, про тонкострунные плетения души. А потом спрошу, в свою очередь: а чем это вам лошади, собственно, не нравятся? Очень хорошие животные! Из них, между прочим, получается весьма недурственная копченая колбаса.
Впрочем, мы уклонились от темы.
— А я специально тебя поджидала, — сказала Вика лукаво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40