депутат, если он не чурка с глазами, не должен идти на поводу избирателей.
Он должен вести их за собой, если видит глубже и дальше, чем они. Даже
если избиратели поначалу его и не поймут. На то депутат и политик, на то и
вождь, на то ему и вручают свою судьбу, чтобы он сиюминутной выгоде не дал
взять верх над вечными идеалами добра и справедливости. Иначе любая
уступка делячеству сегодня неминуемо обернется победой сил зла завтра...
Времени на объяснения с избирателями у Буратино не было. И он
представил, как многие из них кинутся собирать подписи за его отзыв из
Верховного Совета, если он проголосует за государственность национальных
языков в республиках. А если он проголосует наоборот, вместо них это
сделают другие. И ему хоть так, хоть этак придется покидать парламентское
кресло.
Стало обидно до слез: Буратино искренне полюбил депутатскую работу.
Вспомнилось, как нелегко он к ней шел. Опасаясь его популярности, партия
Трех Толстяков выпустила против него на время выборов из кутузки сорок
бочек арестантов. И они поносили его последними словами во всех средствах
массовой информации и дезынформации, а также на всех перекрестках Страны
Дураков. Послушать их, так Буратино был отпетым преступником, для которого
тюрьма - дом родной, за которым давно уже веревка плачет. Его громогласно
обвинили в незаконной приватизации народного театра - общественного
достояния, валютных махинациях с пятью золотыми, разграблении
Государственного хранилища драгоценностей, в частности, присвоении
золотого ключика, который по закону якобы должен был поступить, как любой
найденный клад, в собственность государства и пополнить золотой запас
Страны Дураков... Проще было плюнуть на все и выйти из игры. Но Буратино
приложил немало стараний, чтобы оставить у избирателей хорошее впечатление
о себе. Ради этого он терпел даже Мальвину, у которой брал уроки
примерного поведения...
На глаза Буратино навернулись слезы - чистейший сосновый скипидар.
Надо же, эту притворщицу, эту воображалу, эту бессердечную самовлюбленную
куклу он вспоминал почти с любовью! Как бы ему хотелось в эту трудную
минуту снова прибежать к ее чудесному домику под черепицей, которая еще
издали краснеет над морем цветов в цветнике. Бессмысленно отрицать,
Мальвина вправе на него сердиться. И если она не пустит его в свой
чудесный кукольный домик, и если она спустит на него собаку, то будет
совершенно права. Тогда он опустится на колени и будет смиренно молить об
одном, как о самой большой милости: пускай позволит ему навеки поселиться
в чуланчике с мышами и служить ей так же преданно и бескорыстно, как
благороднейший пудель Артемон... Но где она, бездушная красавица?! Нет
Мальвины! Покинула Страну Дураков и, похоже, навсегда. Сбылось поэтическое
предчувствие Пьеро, и "Мальвина бежала в чужие края..." Из Мира Сказок к
ней приехал жук на палочке, тот, который сватался к Дюймовочке, и сделал
по всей форме предложение. И Мальвина, которая отклонила руку и сердце
Пьеро, приняла его и укатила с богатым иностранцем за границу верхом на
роскошной собаке. Там она победила в конкурсе "Миссис Королева кукольной
красоты" и отлично зарабатывает в качестве суперфотомодели. Муж ее
оказался не просто жуком, а настоящим жучилой, и под его руководством она
успешно нажучивает даже таких соперниц, как Барби и Синди. А свой уютный
домик она сдала за свободно конвертируемую валюту Али-Бабе под оффис.
Не было и Пьеро, которому, как единственому другу, можно было
раскрыть свою душу. Мальвина окончательно разбила ему сердце. Он был
безутешен. Пьеро оказался на грани безумия. В отчаянии он бросил
государственный институт кинематографии, в который поступил учиться,
потерял отсрочку и был немедленно призван в армию деревянных солдат,
которые уже давно охотились за ним. За компанию с дружком едва не пошел
служить и Буратино. Он успешно прошел все медкомиссии, и ему всюду писали:
"Отличное говорящее полено системы Буратино. В огне не тонет, в воде не
горит. Направляется для прохождения службы из огня да в полымя." Помешал
папа Карло. Он напомнил непослушному сыночку судьбу Бумажного Солдата,
балладу о котором распевал когда-то под звуки шарманки фирмы "Скандалли"
по всем дворам Центропупии: в ней рассказывалось о том, что "один солдат
на свете жил, красивый и отважный, но он игрушкой детской был - ведь был
солдат бумажный. А он, судьбу свою кляня, не тихой жизни жаждал, и все
просил: "Огня, огня!", забыв, что был бумажный". Деревянные солдаты,
конечно, удовлетворили его геройские чувства и признали на медкомиссии
пригодным к строевой и огневой. "В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?" -
спросили они. "И он шагнул отважно. И так погиб он ни за грош - ведь был
солдат бумажный..." Но Буратино в своем решении был непреклонен. И тогда
папа Карло обратился за защитой к закону: закон запрещал забирать у
одиноких и престарелых родителей единственного сына. А подхлестнула его,
помнится, песня в исполнении ансамбля песни и танца деревянных солдат "Мой
адрес не дом, и не улица, мой адрес Страна Дураков." Именно этого папа
Карло пуще всего и боялся. Призовут Буратино - ищи тогда ветра в поле.
Вернут разве что кучку пепла, а то и того не допросишься, как это у других
бывает. "Да вы только на него взгляните! - увещевал папа Карло Урфина
Джюса. - Ручки-ножки - как спички: вспыхнет, и золы не останется." "А чего
вы так переживаете?! - сделал морду ящиком Урфин Джюс. - Сами ведь такого
сделали! Кто ж вам виноват?! Да вы не горюйте! В случае чего смастерите
себе нового сыночка - мы вам поленьев подкинем. Лучше прежнего выйдет!
Опыт у вас есть, справитесь!" Не найдя должного понимания, старый
шарманщик поступил в комитет солдатских матерей. "Как вам не стыдно, вы же
мужчина! - брюзжали деревянные генералы. - Вам нечего делать в одном
комитете с матерями!" На что тот отвечал: "Я своему Буратино и отец, и
мать, и еще неизвестно кто!" Шарманщик своего добился. Буратино, как
единственный сын престарелого отца-одиночки, остался дома. А Пьеро пошел
служить - он был сирота...
Не добавляли хорошего настроения не только воспоминания, но и вести
от Пьеро. "Не лучше ли с кукольной жизнью расстаться?!"спрашивал он
непременно в конце каждого письма, в которых сообщал, что деревянные
солдаты дразнят его половой тряпкой, драют им унитазы в сортире и
размазывают вонючую кляксу-ваксу на сапогах.
От разом нахлынувших на него мыслей, воспоминаний и чувств Буратино
зашатался. Ноги его подкосились, и он грузно брякнулся на первое, что ему
подвернулось вместо скамейки. Это был бриллиант величиной с лошадиную
голову, но Буратино этого даже не заметил. Он запустил пальцы в смолистые
кудряшки и раскачивался так, будто его башка должна была вот-вот
расколоться от нестерпимой боли. Жизнь не задалась. Карьера погибла. Рядом
нет ни друга, ни единомышленника...
В таком состоянии его обнаружил парламентский корреспондент Мурзилка.
- Ты что здесь делаешь? - подозрительно спросил Буратино. - Небось,
шпионишь?
- Шут с тобой, - беззлобно отмахнулся журналист, у которого и без
того вид был изрядно озабоченный. - Было бы за кем. Я, видишь ли, всегда
хожу на выставку абстракционистов или на свалку, когда ищу какую-нибудь
новенькую идею. Там все так перемешано, все так непривычно, что того и
гляди наткнешься на что-нибудь вдохновляющее...
- Ну-ну, - сказал Буратино. - И что же привело тебя сюда на этот раз?
Глазки у Мурзилки заблестели. Он всегда приходил в возбуждение, когда
представлялся случай пустить в ход аргументы и факты.
- Естественно, не желание написать репортаж о депутате, который
вместо того, чтобы сидеть в парламенте в кресле, сидит на свалке и не на
чем-нибудь, а на бриллианте величиной с кирпич... Нет! - гордо выпятил
грудь Мурзилка. - Есть вещи и поважнее! Я открываю собственную газету!
Шерсть на парламентском корреспонденте затрещала от электрических
разрядов и встала дыбом. А сам он, словно опасаясь, как бы его не
проглотили акулы средств массовой информации, раздулся, будто рыба-еж.
Мурзилка расчитывал осчастливить Буратино до конца его дней. Но тот
лишь кисло поморщился.
- Это будет совершенно другая газета, - принялся убеждать Мурзилка. -
Не такая, как остальные! Самая лучшая!
Похоже, Мурзилка собирался носиться со своей идеей, как дурень с
писанной торбой или курица с яйцом.
- И знаешь, как она будет называться? - в голосе его звучало
торжество. - "Настоящая правда"! Ну как?!
Но Буратино был не в восторге.
- Знаю, - важно отмел критику Мурзилка. - У партии толстяков тоже
есть "Правда". Но она там слишком заплыла жиром. Ты только послушай, какие
в моей газете задуманы рубрики! Отдел "Голая правда". Каково?! Там все
будут только нагишом. Без фиговых листочков. Или: "Страшная правда".
Сплошная уголовная хроника. Но какая - самая страшная! Злодейства,
похищения принцесс, отравления белоснежек!.. Но из материалов этого отдела
читатели будут знать не только то, что поп убил свою любимую собаку, не
только, за что, но и где собака зарыта! Или: "Колючая правда". Не
редкость, что в Стране Дураков газеты вешают на гвоздик в туалете, даже не
читая. Ты знаешь об этом? Так вот: я с этим покончу раз и навсегда! Введу
в состав бумаги колючки чертополоха и репьев! Представляешь, какой вой
подымется в Стране Дураков, когда газету попытаются использовать не по
назначению?! До парламента дойдет! Я заставлю уважать прессу!
- Отлично! - лишь бы отвязаться, одобрил Буратино. - Я вижу, свалка
прекрасно действует на тебя. Погуляй немножко, может еще что-нибудь путное
придумаешь!
Но Мурзилка, похоже, прилип к нему, как банный лист. В нем
зашевелился репортерский дух.
- Носом чую, ты тут неспроста, - оживился он. - Напал на след?!
Мурзилка уже печатал в своем отделе репортажи о золотом ключике и был
не прочь дать продолжение.
- Всему свое время, - напустил важность депутат-прогульщик. - Но так
уж и быть: передам свои новые заметки в твою "Колючку"...
Однако Мурзилка не уходил. Он топтался на одном месте, словно тут был
закопан горшок с кашей.
- Тебе в какую сторону? - поинтересовался Буратино. И, не дождавшись
ответа, добавил: - А вот мне в другую.
- Ладно, - сказал Мурзилка. - Пойду пока возьму интервью у петуха. Он
снова в куче навоза жемчужину нашел. И какую!
Приятели разбрелись. И снова словно потерялись. Там и сям на свалке
роями и поодиночке рылись живописно убранные в лохмотья старатели. Летали
облака мух. Кружили, как чаинки в стакане чая, стаи ворон. В отдалении
создавал сложную скульптурную композицию живописец Тюбик. В ее центре он
расположил старый протез Бабы-Яги Костяной Ноги. Все были заняты мирным
повседневным трудом. Свалка шевелилась, жила: радовалась, печалилась,
надеялась. Тут же училось ходить строем будущее страны. Детишки в
противогазах пели: "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит
человек".
Какое-то время Буратино находился еще под впечатлением разговора с
Мурзилкой. "Толстяки писали название своей газеты "Правда" в кавычках, -
подумалось ему. - А правда в кавычках - это ложь!!!" От такого открытия
мир в его глазах пошатнулся и едва не перевернулся. "Значит, Мурзилке
следует назвать свою газету "Правда Без Кавычек!"
Размышляя о секретах журналистского мастерства, Буратино настолько
увлекся, что пришел в себя лишь тогда, когда наткнулся на странный
колодец. Оттуда дул теплый ветер, а на его далеком дне мерцал огонек. "А
чем не название "Огонек"?" - по инерции подумал депутат со значком в
кармане и тут же сообразил, что колодцы, а тем более замаскированные
свалкой, просто так строить не будут. В стенку были вмазаны скобы, чтобы
по ним можно было спускаться и подниматься. А раз есть скобяная лестница,
значит, есть и те, кто ею пользуется. А раз есть те, кто ею пользуется,
значит, есть и тайна. А раз есть тайна, то почему бы ему, Буратино,
народному депутату, не засунуть в нее свой длинный нос? Недавно при
аналогичных обстоятельствах любопытной Варваре, тоже, кстати, депутату,
нос оторвали, но это Буратино не пугало - он привык рисковать. Тем более,
если этим можно было задним числом оправдать свой прогул.
Колодец не выглядел заброшенным. За ним явно присматривали. И
Буратино не раздумывая принялся спускаться, протиснув свое худенькое
тельце сквозь редкую решетку люка. "Прямо крысиный лаз", - отметил депутат
про себя.
Чем глубже он спускался, тем больше убеждался, что стоит на пороге
раскрытия великой тайны. Душа его затрепетала в радостном предчувствии.
"Это будет почище золотого ключика!"чувствуя, что волнуется, думал
Буратино.
Чутье его не подвело. Ступеньки кончились, и он встал своими
деревянными башмаками на дно гулкого колодца. Его тут же выдало
предательское эхо. Обувь пришлось снять и взять подмышки. Буратино остался
в толстых вязаных носках. В них он мог передвигаться бесшумно, как
привидение.
Буратино осторожно выглянул в освещенный тоннель. Гирлянда лампочек
под сводом уходила вдаль. Казалось, у подземного хода нет конца. Среди
ровных плит, которыми был вымощен пол, поблескивали тонкие рельсы, на
стенах висели непонятные знаки.
В столице Страны Дураков, красавице Центропупии, было роскошное
метро. Буратино бывал в нем тысячи раз. Но это подземелье нисколько на
него не походило. Пока Буратино раздумывал, до его слуха донеслось весьма
знакомое цоканье. Издали оно напоминало щебет ласточки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20