— А где они сейчас?
— В надежном месте. Не беспокойтесь.
— Почему бы не уничтожить их?
— Вначале я так и хотел сделать. Но гороскоп может дать какую-нибудь зацепку. Когда Маргарет Круземарк спросила дату моего рождения, я назвал ей день рождения Фаворита.
В эту минуту появился официант с нашим заказом. Изящным жестом волшебника, он открыл блюда, и тут же материализовался еще один официант с бутылкой бордо в руке. Сифр занялся положенным ритуалом: понюхав пробку, он сделал крошечный глоток “на пробу” и лишь затем кивнул, одобряя выбор. Нам наполнили бокалы, и официанты бесшумно удалились, словно карманные воришки, обшарившие толпу.
— “Шато Марго”, сорок седьмого года, — произнес Сифр. — Год прекрасного урожая в Верхнем Медоке. Я взял на себя смелость заказать нечто такое, что подходило бы и к вашему заказу, и к моему.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Но я не слишком разбираюсь в винах.
— Вам оно понравится. — Он поднял свой бокал. — За ваш дальнейший успех. Полагаю, мое имя осталось неизвестным полиции?
— Когда они пытались расколоть меня, я назвал им Уайнсэпа и сказал, что работаю на него. Я имею такое же право на конфиденциальность, как и мой наниматель.
— Ценю вашу сообразительность, мистер Энджел. Но каковы же ваши выводы?
— Выводы? У меня их нет.
— Вы полагаете, всех этих людей убил Джонатан?
— Ни в коем случае.
— А почему бы и нет? — Сифр поднес ко рту вилку с паштетом.
— Да все один к одному, как по плану. По-моему, Фаворита подставили, он здесь вместо козла отпущения.
— Интересная гипотеза.
Сделав глоток вина, я поднял глаза и встретился с его ледяным взглядом.
— Беда в том, что мне неизвестна основная причина. Все ответы похоронены в прошлом.
— Извлеките их. Поработайте лопатой.
— Все было бы намного легче, господин Сифр, если в вы мне посодействовали.
— Простите, не понял?
— Вы почти ничем не помогли. Всем, что я знаю о Джонни Фаворите, — я обязан только себе самому. Вы не дали ни одной нити, — хотя и были связаны с ним общим делом. Вы, и этот паренек-сирота, который потрошит голубей и носит в своем чемодане череп. Не следовало скрывать от меня подобные вещи.
Сифр скрестил на тарелке вилку и нож.
— Когда я впервые повстречал Джонатана, он работал помощником официанта. Если у него и были черепа в чемодане, я не имел об этом ни малейшего понятия. Я буду счастлив ответить на любые ваши вопросы.
— Хорошо. Почему вы носите перевернутую звезду?
— Эту? — Сифр взглянул на свой лацкан. — А и правда, перевернулась. — Он аккуратно поправил ее в петлице. — Это награда от “Сыновей Республики” — одной весьма патриотической организации. Они избрали меня почетным членом… за финансовую помощь. Никогда не помешает выглядеть патриотом. — Сифр подался вперед, блеснув улыбкой, затмевающей рекламу зубной пасты. — Во Франции я всегда ношу триколор.
Я уставился на эту ослепительную улыбку, и Сифр вдруг подмигнул мне. Леденящий ужас пронзил мое тело подобно электрическому току. Я застыл на месте, завороженно глядя на него. Именно так он улыбался у подножья эшафота. Во Франции я всегда ношу триколор…
— Что с вами, Энджел? Вы, кажется, побледнели. Он играл со мной, ухмыляясь, будто Чеширский Кот. Я сложил руки на коленях, чтобы он не заметил их дрожи.
— Что-то проглотил, — пробормотал я, — застряло в горле.
— Надо быть осторожней. Эдак можно задохнуться насмерть.
— Со мной все в порядке. Не беспокойтесь. Ничто не помешает мне добраться до истины.
Сифр оттолкнул свою тарелку с остатками роскошного паштета.
— Истина, мистер Энджел, — добыча, которая все время норовит ускользнуть.
Глава тридцать первая
Мы предпочли десерту бренди с сигарами. “Панателлы” Сифра вполне оправдывали свой запах. О деле больше не было сказано ни слова. Я поддерживал разговор как мог, но страх камнем сидел в моих потрохах. А может, этот насмешливый намек мне лишь привиделся? Чтение мыслей — старейший трюк, но зная это, я все же не мог избавиться от дрожи в пальцах.
Мы покинули ресторан вместе. У тротуара ожидал серебристо-серый “роллс-ройс”. Шофер в форменной одежде открыл для Луи Сифра заднюю дверцу.
— Держите меня в курсе, — произнес он, крепко пожимая мне руку перед тем, как влезть в свою просторную машину. Салон поблескивал полированным деревом и кожей, напоминая интерьер дорогого мужского клуба. Стоя на тротуаре, я провожал взглядом плавно заворачивающий за угол “ролле”. Собственный “шеви” показался мне слегка поблекшим, когда я включил зажигание и покатил к центру. В нем пахло, как в дешевом кинотеатре с Сорок второй улицы: застарелый табак и забытые воспоминания. Я проехал по Пятой авеню, придерживаясь зеленой полосы, оставшейся после недавнего парада. На Сорок пятой улице я свернул на запад. Приметив посреди квартала — между Шестой и Седьмой авеню — место для парковки, я поспешил воспользоваться им.
В приемной своей конторы я обнаружил Эпифани Праудфут, спящую на диванчике для посетителей. Поверх блузы с широким воротом из серого атласа, на ней был шерстяной костюм цвета сливы. Темно-синее пальто свернуто и подсунуто под голову вместо подушки. Дорогая кожаная сумка стояла на полу. Тело девушки было грациозно изогнуто, ноги поджаты, а руки уютно сложены на синем пальто. Она напоминала фигуру красавицы на носу парусника.
Я коснулся ее плеча, — ресницы затрепетали.
— Эпифани?
Глаза широко распахнулись, мерцая полированным янтарем. Она подняла голову.
— Сколько времени? — спросила она.
— Почти три.
— Так поздно? Я очень устала.
— Вы давно здесь ждете?
— С десяти. Вы не слишком придерживаетесь режима.
— Я встречался с клиентом. А вы где были вчера днем? Я приходил в аптеку, но там никого не было. Она села и спустила ноги на пол.
— Я пошла к подруге. Просто боялась оставаться одна дома.
— Почему?
Эпифани посмотрела на меня, как на глупое дитя.
— А вы как думаете? Вначале убили Пупса. Потом я слышу по радио, что убита женщина, когда-то обрученная с Джонни Фаворитом. Насколько я поняла, теперь моя очередь.
— Почему вы называете ее “женщиной, обрученной с Фаворитом”? Разве вы не знаете ее имени?
— Откуда мне его знать?
— Не хитрите со мной, Эпифани. Я шел за вами до квартиры Маргарет Круземарк, когда вы отправились туда из моей конторы. Я подслушал ваш разговор. Вы принимаете меня за мальчишку.
Ее ноздри раздулись, а глаза, поймав луч света, блеснули словно драгоценные камни.
— Я пытаюсь спасти свою жизнь!
— Подыгрывать и тем и другим — не самый лучший способ спастись. Что вас связывает с Маргарет Круземарк?
— Ничего. До вчерашнего дня я даже не знала, кто она такая.
— А вам не кажется, что лучше быть более откровенной, Эпифани?
— Каким образом? Что-нибудь выдумать? — Девушка обошла низенький столик. — Она связалась со мной вчера ухе после звонка к вам, сказала, что когда-то давно была подругой моей матери. Маргарет хотела приехать, повидаться, но я торопилась в центр, и она пригласила меня зайти к ней, когда у меня будет время. По телефону мы вообще не говорили о Джонни Фаворите, честное слово.
— Ну хорошо, — согласился я. — Поверю вам — просто потому, что некому опровергнуть ваши слова. Где вы провели прошлую ночь?
— В “Плазе”. Я решила, что шикарная гостиница — последнее место, где кто-нибудь будет искать черную девушку из Гарлема.
— Вы по-прежнему числитесь там?
— Не могу себе этого позволить, — покачала она головой. — И вообще, я не чувствую себя в безопасности. Не могу сомкнуть глаз.
— Но здесь вы чувствовали себя хорошо, — заметил я. — Когда я пришел, вы крепко спали.
Вытянув изящную руку, она разгладила лацкан моего пальто.
— Когда вы рядом, я чувствую себя в полной безопасности.
— В обществе здоровенного храброго сыщика?
— Не принижайте себя. — Эпифани ухватила меня за оба лацкана и подошла вплотную. Ее волосы пахли чистым, высушенным на солнце бельем. — Вы должны помочь мне…
Я приподнял ее подбородок, наши глаза встретились, и я провел кончиками пальцев по ее щеке.
— Можете остаться у меня дома. Это удобнее, чем спать здесь, в конторе.
Она поблагодарила меня серьезно, будто я был учителем музыки, похвалившим ее, ученицу, за успешный урок.
— Я отвезу вас туда прямо сейчас.
Глава тридцать вторая
Я поставил “шеви” на углу Восьмой авеню и Двадцать третьей улицы, перед старым зданием Оперного театра, где когда-то размещалось управление железной дороги. Именно здесь, в этой цитадели, “юбиляр” Джим Фиск забаррикадировался от своих разъяренных акционеров, и здесь покоилось тело фиска после того, как на черной лестнице гостиницы “Гранд-Сентрал” его скосили пули Неда Стокса.
— А где находится “Гранд-Сентрал”? — спросила Эпифани, когда я запер машину.
— Вниз по Бродвею, неподалеку от Бликер-стрит. Теперь она называется “Бродвей-Сентрал”. Когда-то дом принадлежал фирме “Ла Фарж”.
— Вы здорово знаете город, — заметила она, беря меня под руку, пока мы пересекали авеню.
— Детективы напоминают таксистов: учатся географии прямо на работе.
Всю дорогу до центра я развлекал Эпифани болтовней на манер автобусных экскурсоводов. Похоже, ей очень нравилось играть роль экскурсантки, и девушка постоянно подстегивала меня своими вопросами.
Она пришла в восторг при виде отделанного кованым железом фасада старого коммерческого здания на Двадцать третьей улице и призналась, что никогда не была в этом районе города. Мы миновали ресторан “Кавано”.
— Бывало, “Алмазный” Джим Брэди ухаживал здесь за Лилиан Рассел. В конце прошлого века это был модный квартал. Центром города тогда считался Мэдисон-сквер, а выше, на Шестой авеню, находились шикарные универмаги братьев Стерн, Альтмана, Зигеля и Купера, Хью О’Нейла. Теперь старые дома используют под склады, но они все равно выглядят как раньше. А вот и мой дом.
Вытянув шею, Эпифани подняла глаза на викторианский “дворец” красного кирпича, наш “Челси”. Ее улыбка говорила о том, что девушка очарована изящными железными балконами, украшавшими каждый этаж.
— Который ваш?
— Шестой, — указал я. — Над аркой.
— Давайте войдем.
Вестибюль не представлял ничего особенного, если не считать черных резных грифонов на камине. Эпифани уделила им внимания не более, чем бронзовым табличкам на фасаде. Чуть внимательней она глянула на седовласую женщину с леопардом на поводке, которая вышла из служебного лифта.
У меня были две комнаты и кухонька с окнами на улицу. Не слишком шикарно по нью-йоркским стандартам, но когда мы вошли, на ее лице появилось восхищенное выражение, словно перед ней распахнулись двери особняка Дж. П. Моргана.
— Люблю высокие потолки, — заметила она, уложив пальто на спинку кушетки. — Они помогают чувствовать себя важной персоной.
Взяв ее пальто, я повесил его вместе со своим в шкаф.
— Они что, выше чем в “Плазе”?
— Почти такие же. Ваши комнаты больше.
— Но не сравнятся с баром внизу. Хотите выпить? Она с удовольствием согласилась, и я отправился на кухню смешать коктейли. Когда же я вернулся с бокалами, она стояла, опираясь о дверной косяк и не сводя глаз с двуспальной кровати в соседней комнате.
— Таковы местные удобства, — заметил я, подавая ей бокал. — Мы выработаем какое-нибудь соглашение.
— Не сомневаюсь, — произнесла она чуть хрипловатым, не лишенным намека голосом. Она сделала глоток, одобрила качество и села на кушетку у камина. — Он действует?
— Действует, когда я не забываю купить дров.
— Я вам напомню. Грех не пользоваться им.
Открыв свой чемоданчик, а показал ей плакат Эль Сифра.
— Знаете что-нибудь об этом типе?
— Эль Сифр? Он, кажется, какой-то “свами”. Давно в Гарлеме ошивается, — по крайней мере, с тех пор, как я себя помню. У него собственная маленькая секта, но проповедует он везде, куда пригласят: для “Господней Благодати”, “Отца Божественного”, мусульманских сект — в общем, кому угодно. Однажды он даже выступил с кафедры “Абиссинских Баптистов”. Пару раз я получала его плакаты почтой и вывешивала их в витрине аптеки, как и плакаты Красного Креста, или Сестры Кении. Понимаете, это общественный долг.
— Вы когда-нибудь встречались с ним лично?
— Никогда. А почему он вас интересует? Он как-нибудь связан с Джонни Фаворитом?
— Возможно. Но я не уверен.
— Вы просто не хотите сказать.
— Давайте сразу кое о чем условимся. Не пытайтесь выкачать из меня информацию.
— Извините. Обычное любопытство. У меня тоже “ставка” в этом деле.
— Вы замешаны в нем по уши. Вот почему кой-какие вещи вам лучше не знать.
— Боитесь, что я кому-нибудь о них расскажу?
— Нет. Я боюсь, кто-нибудь решит, что у вас есть что рассказать.
Кубики льда звякнули о стенки пустого бокала Эпифани. Я смешал еще пару коктейлей и сел рядом с ней на кушетку. Мы чокнулись за здоровье друг друга.
— Скажу вам честно, Эпифани, — продолжал я. — С тех самых пор, как мы с вами встретились, я не продвинулся ни на шаг в поисках Джонни Фаворита. Он был вашим отцом. Должно быть, мать рассказывала вам о нем. Постарайтесь припомнить хоть что-то, хоть какую-то мелочь.
— Она почти не говорила о нем.
Эпифани гладила пальцами сережку, маленькую камею, оправленную в золото.
— Мама сказала однажды, что он человек “силы и власти”. Она называла его волшебником. Обеа — один из многих путей, которые он исследовал. Мать сказала, что он научил ее многому в черной магии. Она узнала больше, чем ей хотелось бы узнать.
— Что вы имеете в виду?
— Поиграй с огнем и обязательно обожжешься.
— Ваша мать не интересовалась черной магией?
— Мама была доброй женщиной, и душа ее была чиста. Она говорила — Джонни Фаворит подошел к истинному злу так близко, что она даже и помыслить не могла об этом.
— Наверное, это его сильно привлекало, — заметил я.
— Может быть. Вот из-за таких типов обычно страдают девушки.
“Ну с тобой-то этого не происходит”, — подумал я.
— А что еще она говорила?
Эпифани улыбнулась, взгляд пристальный — как у кошки.
— Что ж, могу вспомнить еще одно. Она говорила, что он классный любовник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28