Он поднял ее. Марина сердито отобрала у него туфлю, сбросила вторую и встала, босая, маленькая, как третьеклассница, надевшая взрослые тряпки, прошлась по пушистому ковру. Леха тоже встал. Рядом с ним она совсем малышка, без каблуков до плеча не достает. Он подошел к окну, руки в карманах тесных джинсов, повернулся к нам:– Если серьезно, то никаких мафий, наследств и прочей киношной дребедени тут и в помине нет, согласны? Значит, игра, больше версий нет. Но вы не находите, что даже для телевидения это все как?то уж чересчур?– Почему же чересчур, – сказала Марина. – Ничего сверхъестественного я не вижу. Каналам нужен рейтинг. Все на продажу. Вспомните, сколько раз мы уже говорили: мол, кто бы лет десять тому назад мог поверить, что люди в стеклянной клетке… и так далее. Лично мне даже неинтересно, как называется это шоу и что в нем нужно делать. Мне интересно, как нужно поступить, чтоб от меня отстали. Понятно, если уехать на время из города, проблема решится. Но почему я должна из?за этих уродов куда?то уезжать?– Сходи в милицию. Может, отстанут, – лицемерно посоветовал я.– На кой черт я туда пойду? Естественно, в милиции все предупреждены. В «Большой погоне» всегда так делают. Я в «АиФ»е читала.– Тут две вещи непонятны, – сказал Леха. – Во?первых, что людей заставляют играть, не спрашивая согласия. Во?вторых, отсутствие правил, цели и задачи. По каким критериям организаторы решат, кто выиграл? Действия?то какие нужно совершать?– Стойте, стойте, – вмешался я. – А что двух человек убили, вам уже совсем не странно?– Ванька, что ты как маленький, ей?богу, – сказала Марина. – Никто их не убивал. Оба подставные – и Артем, и Савельев. Это было нужно, чтобы напугать, дезориентировать, внести сумятицу в мысли. Создать нервную атмосферу, чтоб мы психовали и делали глупости, тем самым увеличивая интерес зрителей. Кстати, Лешка, вот тебе и правила. Кто сохранит полную невозмутимость и не совершит ни одного неадекватного поступка, тот и выиграл.– В таком случае скорей делай какой?нибудь неадекватный поступок, и от тебя отстанут.– Откуда я знаю, что в их понимании считается неадекватным поступком? Может, пойти в ментовку – неадекватно, это значит, что игрок струсил. А может, как раз правильно: раз пошел в органы – стало быть, лояльный гражданин.– Маринка, а чем, собственно, тебе так уж досаждает это шоу? – спросил я. – Если завтра у тебя найдут жучки, подашь на них в суд. Зуб даю, выиграешь. Помните, в том году шоу было – про половые органы? Скандальное такое?– А, «Киска и петушок»! – Леха расхохотался, но чуть?чуть покраснел. – Или «Киска и морковка»… Забыл, как называлось.– Что еще за гадость? – поморщилась Марина.За два прошедших дня я успел напрочь забыть, что она путана. Ее брезгливость совсем не выглядела наигранной. Я вспомнил купринскую «Яму»: проститутки – самый целомудренный народ на свете. Наверное, в отношении проституток женского пола это справедливо. (Насчет мужского – позволю себе слегка усомниться.)– Народ должен был голосовать, – пояснил я, – чья киска самая красивая, и чья морковка, или там хрен… короче, самый большой. А потом оказалось, что участникам в спальни скрытые камеры без их ведома ставили. Они ведь выиграли процесс, и шоу запретили.– Эти граждане сами вызвались участвовать, – заметил Алекс. – Им только про скрытую съемку не сказали. А нашего согласия вообще не спрашивали. И никаких камер в наших квартирах нет. После того прецедента они бы не решились. С того канала такую сумму слупили…– Но ведь пока это все показывали, рейтинг у них поднялся, – заметил я. – А это значит – реклама дороже. Так что они отнюдь не в убытке остались.– Нет, Иван, это слишком рискованно, их ведь тогда предупредили, что лицензию отберут, – сказал Алекс. – Уверяю вас: нет ни камер, ни прослушки. Дело не в том. Знаете, за что я эти игры не люблю? Люди начинают топить один другого, как пауки в банке. А я играть не хотел и не хочу. Никого давить и мочить не собираюсь, а ведь каким?то образом нас вынудят это делать.– Как это они вынудят?! – возмутилась Марина. – Не родился еще тот человек, который заставит меня делать, чего я не хочу. Но, Лешик, тут все не так. Если б надо было мочить, давали бы задания или мнение наше спрашивали. Я думаю, в этой игре выбывают по какому?то объективному критерию.– Тогда что ты переживаешь? Take it easy. Если никаких действий от тебя не требуется – плюнь и живи как обычно…– Запишем в протокол, – подытожил я. – Если скрытые камеры – подаем в суд. Если камер нет и ничего делать не предлагают, а просто глядят на наше поведение – не обращаем внимания. Если попросят друг за другом с пушками гоняться или голосовать – посылаем их. Так?– Примерно так, – кивнула Маринка. – Конечно, мы люди друг другу посторонние и ничем не обязаны, но лично я ни против кого ничего предпринимать не стану, заявляю со всей ответственностью. И не потому что такая благородная, а просто не хочу. Так что если меня сейчас кто слушает, имейте в виду! – адресовалась она к потолку. – Но в суд я подам в любом случае.– Муся, а вдруг окажется, что ты со своим свободолюбием, наплевательством и пофигизмом случайно соответствуешь правильной модели поведения, и тебе приз дадут?– Все равно подам… В Страсбургский суд за нарушение Женевской конвенции…Полезно быть трезвым. Все понятно, обыденно, просто. Артем жив?здоров. Во Владивостоке были простые совпадения. Кому?кому, а мне грех жаловаться на телевизионщиков, благодаря им у меня теперь есть Маринка, друг, сестрица Аленушка. Леха… и тут все получится. Выделывается, надо же, метафизика, бабочка! Давай, дружище, прикалывайся, веселись, я тебя не таким еще приколам научу. Пусть ты не наш – можно подумать, я никогда никого не совращал. Это даже интереснее. Ну, а не выгорит – тоже не беда, наплевать, не так уж сильно я увлекся.Легко на душе стало! Петь хочется. Петь можно, а пить не надо, во всяком случае, паленую водку. Что там на экране происходит? Опять митинг какой?то. Пионеры и пенсионеры скандируют: «Когда – мы – едины – мы – непобедимы!» Сразу вспоминается «Молчание ягнят» и безумный Миггз: «Я – хачу – уйти – с исусом – я – хачу – с хрестом – пайти»…– Господа хорошие, – провокаторским голосом начал Леха, – как вам кажется, кто выиграет, когда дойдет до дела? На кого ставите? Кто как себя поведет?– Геныч пойдет ментам сдаваться, – уверенно сказал я. – Не вытерпит. Олег согласится на все условия, ему квартиру покупать надо. Татьяна тоже. А почему они оба в списке, одна семья?– Напутали, фамилии?то у них разные. А я считаю, никуда Геныч не пойдет, – сказала Марина. – Он совсем не дурак. Подумает?подумает и поймет, что лучше не дергаться. Вот он и выиграет в конце концов. Он человек без предрассудков.– Лизавета не станет играть, – сказал Алекс, – она таких же взглядов придерживается, что и мы. Так что все по справедливости. Кто самые бездомные, те и выиграют.– Леха, а если б ты тоже был бездомный? – спросил я. – Согласился бы? Олег говорил, у тебя жилищные условия чего?то там не позволяют…– Просто ко мне мать приехала. У меня такая же точно квартира, Иван, как твоя. Захочу больше – найду, где заработать или украсть, не проблема.– А как ты в Москву вообще попал?– Да так, приехал… Большой город, больше развлечений. Клубы?рестораны, театры?выставки и все такое… Кстати, о досуге: не хотите сходить куда?нибудь?– Обязательно, – просияла Маринка, – только не сегодня, ко мне придти должны.– Сегодня и я не могу, мать одну по вечерам бросать не хочется, и так видимся с ней очень редко. Давайте через недельку. Ладно, Иван, нас вежливо выпроваживают – пора…Дома я выкурил бесчисленное количество сигарет. От них саднило в горле, щипало язык. Черт, я был уверен, что он на лестнице скажет мне что?нибудь. Но он ничего не сказал. Спускался впереди меня, прыгая через две ступеньки. У подъезда кивнул, поднял воротник куртки и мгновенно растворился в ранних сумерках. Руки не подал, как обычно. Вот так, Дориан из деревни Гадюкино, обломайтесь: легкой победы не будет. А я легких и не люблю. Препятствия, они чего?то там усиливают. Как жить?то хорошо, господа, товарищи, братья и сестры! … декабря 200… года, понедельник – А почему все происходящее со мной – это сон?– Да потому, Петька, – сказал Чапаев, – что ничего другого просто не бывает. Виктор Пелевин. «Чапаев и Пустота» В какой же реальности я нахожусь? Пол, диван, потолок – все как вчера. Спал сладко, крепко и видел во сне Ганнибала Лектера, с которым мы посетили скрипичный концерт, только музыканты играли не на скрипках, а на рапирах. Отныне трезвость – норма жизни! Тридцать раз отжался и пошел в ванную. Может, когда?нибудь и курить брошу.Шлялся целый день в лесу, что возле моего дома. Купил какой?то готовой жратвы в коробочках. Пожевал без аппетита и набрал Маринкин номер. Занято. Каждые пять минут нажимал на «redial», но результат был тот же. С кем это она? Для Интернета у нее выделенный канал. Как можно столько трепаться? Что там происходит? Жучки нашли? Она лежит, мертвая, на диване, а по комнате ходят люди в штатском, роются в ящиках, фотографируют, трубка лежит на столе и издает бесконечные короткие гудки…Наконец дозвонился и напросился в гости. Пришел, развалился с ногами на диване и закурил. Хозяйка отправилась варить себе кофе, мне чай. Традиция уже сложилась. Мои тапки, мой угол, моя чашка. Я к вам пришел навеки поселиться. Каким образом у нее в квартире всегда такая чистота, будто паркет только что натерли, пыль смахнули, кафель начистили? В следующий раз я приду к ней с цветами. Гость должен соответствовать приему.– Был специалист по жучкам, – сказала Марина. За эти дни щеки у нее совсем запали, и линия от скулы вниз стала еще очаровательней. Зеленые линзы она сняла, глаза оказались бледно?серыми. – Ты не мог дозвониться? Как раз проверяли связь. Все чисто, так что можешь начинать выкладывать новости. Кого убили? Как погода?– Погода классная, – сообщил я. – Никого не убили. Может, все уже закончилось?– Может быть, может быть, – пробормотала она с сомнением. – Знаешь, я вчера насчет судебного процесса в шутку сказала… а потом решила, что надо в самом деле попробовать. Не люблю, когда мне наступают на хвост! Я потому и с работы ушла, что не хочу играть по навязанным правилам. Знаешь, Ванька, я одобряю людей, которые борются за место под солнцем, потому что им нравится борьба. Но не понимаю тех, кто бьется без желания, из последних сил, потому что так положено, и кто?то велел… И почему люди не хотят оставить друг друга в покое?– Браво, – сказал я, – ты великолепна. И почему, в самом деле, люди не летают, как птицы?– Почему нельзя жить просто как нравится, если ты никого не трогаешь? Раньше я не понимала людей, которые уходят в монастырь. А теперь понимаю.– Ты в монастырь хочешь пойти?– Избушка в лесу – лучше. Я просто имела в виду, что люди не захотели жить по общим правилам и ушли в другой мир. А монастырь – это не мое. Я в бога вообще не верю. То есть активно не верю.– Опять статья, – я покачал головой. – Ты рисковая женщина! По совокупности на вышак потянешь! Так уверена в своем генерале? И во мне? Вдруг я донесу?– Уверена. И потом, проститутка – полезный элемент патриархального общества, так что навряд ли со мной что?нибудь серьезное сделают. А ты что – веришь в бога?– Сам?то я типа агностик. Мне гипотеза бога представляется излишней. Она все усложняет без надобности. А что значит «активно не веришь»?– Понимаешь, я в него не верю прежде всего из моральных соображений. Мне кажется настолько очевидным, что человек придумал бога по своему образу и подобию: этакое жестокое, мстительное, мелочное, злобное, тупое существо… Корыстное вдобавок!– Да?да, – снисходительно кивнул я. – И если он есть – отчего допускает всякие злодейства, гибель маленьких детей… И ответные доводы церкви ты тоже, конечно, знаешь.Глаза у Маринки сверкнули:– На сотую долю процента я допускаю, что есть именно такой бог, какому в церквях молятся. Тогда он мне припомнит… Все, что я о нем говорила, как я его ненавижу. Знаю, очень многие не верят, но тоже на долю процента допускают – так они задабривают его на всякий случай, крестики покупают… золотые… Стараются прогнуться на всякий случай, как перед высоким начальством. Может, с этим начальством никогда не придется встретиться, но вдруг?– Маруся, а нет ли у тебя мыслишки: вдруг какой?нибудь бог существует, и он захочет на тебе свое благородство и милость показать, возьмет да и простит твои богохульные слова, раз ты такая откровенная, да еще моралистка? – спросил я с любопытством. – И вообще ты как?то очень уж страстно о нем. Я не верю – так он меня и не беспокоит. Разве можно так ненавидеть то, во что не веришь? А ты на него злишься, будто он у тебя тыщу баксов занял и не отдает… Кстати, о птичках, – вспомнил я, – наш друг в седом парике довольно прозрачно намекал мне, что он – дьявол. Или, во всяком случае, представляет его интересы.– Дьявол не такой, – сказала Марина с очаровательной детской серьезностью.– Откуда знаешь, какой он? – невольно улыбнулся я. – Видела?– Помню, в детстве ночь напролет читала «Мастера и Маргариту»… Потом подошла к окну, открыла его и вслух сказала, громко: «Нечистая сила, если ты есть, забери меня с собой!» Так уж наше поколение воспитывалось: дьявол – это Воланд… Хочет зла, а творит добро…– Бог, дьявол… – усмехнулся я. – Типичный русский кухонный разговор!– Ага. Соня и Раскольников, проститутка и молодой человек в поисках смысла жизни. Эх, забрала бы меня нечистая сила на самом деле! – мечтательно произнесла Марина.– Они, наверное, берут тех, кто не просится, – сказал я. – Как в нашем шоу!– А я и просила, и верила, – она вздохнула очень грустно, безнадежно. – Знаешь, на днях смотрела триллерок один отечественный… Суть такая: люди начинают жить счастливо только после того, как умрут здесь, в этом мире. Умершие – они называются «форзи» – являются своим родным и уговаривают их совершить самоубийство, чтобы скорей стать счастливыми.– Как?как называются? – переспросил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24