Агент засмеялся.
Агентом была двадцативосьмилетняя уроженка Дании, работавшая для прикрытия фоторепортером в «Нью-Йорк таймс». Полное отсутствие какой-либо связи с правительством Израиля, за исключением денежных переводов, ежемесячно поступавших в банк на Каймановых островах. Не еврейка.
– Фотографии есть?
– А как же. Запускаю. Привет.
Из прорези факса пополз лист с изображением худощавого мужчины ближе к пятидесяти, с бородкой, в очках на узком лице. Волнистые седые волосы непокорно торчат на висках. Одет в легкий пиджак, темные брюки и рубашку с расстегнутым воротом. Радом семенит на поводке маленький шнауцер.
Абсолютно непримечательная личность.
А он ожидал увидеть чудовище?
Ханна Арендт называла зло банальностью, за что ополчила против себя всех интеллектуалов с их подчеркнутым пренебрежением к буржуазной философии.
Но та же Арендт в течение длительного времени поддерживала трогательные, прямо-таки мазохистские отношения с философом Мартином Хайдеггером, известным антисемитом. Поэтому в глазах Даниэла ее мнение было весьма спорным.
Из собственного опыта Шарави знал, что банальным очень часто бывает преступление.
И почти всегда – нелогично глупым.
Но зло?
Во всяком случае, не то, с которым он столкнулся в деле Мясника.
Равно как и не теперешнее.
Оно было нечеловеческим.
Мозг Шарави отказывался этому верить.
* * *
Жене постучал в ветровое стекло, и Даниэл открыл дверцу «тойоты». Старик забрался внутрь. В темноте его черное лицо было почти неразличимым, а темная одежда только усиливала сходство с ночным призраком.
В неверном свете уличных фонарей едва белели лишь волосы.
– Привет, – проговорил Жене, стараясь устроиться в тесноте поудобнее.
Расположенный позади стоянки зал для боулинга должен был вот-вот закрыться, но машин вокруг находилось еще достаточно, к тому же Даниэл выбрал самый неосвещенный угол. Да и место в целом тоже подходило для беседы двух темнокожих – черного и коричневого, – без того чтобы привлечь ненужное внимание полиции.
Свой громоздкий «бьюик» Брукер оставил на противоположной стороне улицы.
– Ты выглядишь нормально, Дэнни-бой. Стерджис все же вычислил меня. Шлялся пару дней назад по Ньютону, наводил обо мне справки. Но что он может сделать? Вот же я, сижу здесь с тобой.
– Скорее всего, он и не собирается ничего делать, Жене, у него и без этого забот хватает, а определять приоритеты он умеет. Не дай Бог, расследование совсем упрется в тупик, вот тогда кто его знает. Будет жаль, если я опять доставлю тебе неприятности.
– Этого не случится. Что такого я натворил – показал тебе папку с делом?
– И кроссовки.
– Какие еще кроссовки. – Жене усмехнулся. – В Ньютоне я семь лет прослужил капитаном, и мой интерес к нераскрытым убийствам всем известен. Но отвечу на твой вопрос. Мэнни Альварадо – отличный детектив. Терпеть не может показухи. Немного тугодум, зато в высшей степени основателен.
– Хорошо.
– Тенни ходит у тебя в подозреваемых?
– Пока не решил. Никого другого у нас на примете сейчас нет.
– По мне, он вполне соответствует. Во всяком случае, с твоих слов – временные границы, уклад жизни, характер. В заповеднике так ничего и не нарыл?
– Тенни явно никогда не работал там и не обращался туда с просьбой о трудоустройстве, даже под чужим именем. Как, собственно, и в другие парки.
– А... Это хуже. Хотя, чтобы внушить ребенку доверие, он все равно мог использовать свой старый комбинезон. Как наивной Айрит было отличить одну форму от другой?
– Согласен. Мы еще проверим.
Он не упомянул о еще одном тревожном факте: слишком уж неприметен был Тенни. Среднего роста, каштановые волосы – все? Посмотришь и тут же забудешь. Никто из завсегдатаев парка, откуда похитили Рэймонда Ортиса, не смог опознать Тенни по снимку – а ведь тот проработал там два года.
Еще одна серая – белая! – личность в униформе.
Даже валяясь в рабочее время с книжкой на скамейке, он умудрялся не привлекать к себе внимания.
– Значит, – проговорил Жене, – работой со Стерджисом ты доволен?
– Да, Жене. Думаю, он и в самом деле один из лучших.
– Так о нем говорят. – Брукер выпрямил ноги. За последнее время фигура его потяжелела, борта спортивной куртки с трудом сходились на животе.
– У тебя есть какие-то сомнения?
– Нет, – быстро ответил Жене. – Не в плане его работы. Все говорят, что тут он хорош. Знаешь, что меня беспокоит? То, что он – гей. Я принадлежу к другому поколению, мне этого уже не понять. В молодости мы с приятелями ходили громить голубые бары. Дурно, конечно, ничего не скажешь, но уж так я устроен. Не знаю, как относишься к этому ты, с твоей-то религиозностью.
То же самое говорил и Зев. Как будто вера в Бога превращает человека в аятоллу.
– Я имею в виду, что при таком раскладе тебе нужна монолитная сплоченная команда, а Стерджис к тому же еще по натуре и ковбой.
– Мне не на что жаловаться. Он – профессионал и сосредоточивает свои усилия на самых важных моментах.
– Ладно. Теперь о Майерсе. Знаю, ты этого не одобришь, однако встретиться я с тобой решил потому, что побывал в Болдуин-Хиллз, в доме, где он жил. Представился полисменом, поболтал с хозяйкой и жильцами.
– Ты ставишь себя под удар, Жене, – ровным голосом произнес Даниэл.
Да и меня заодно, мой друг.
– Все вышло очень убедительно, поверь мне. Стерджис уже беседовал с ними по телефону, так почему бы не закончить начатое? Я сказал хозяйке, какой-то миссис Брэдли, что подъехал уточнить некоторые детали. Она чернокожая, как и я, поэтому все прошло гладко, уверяю тебя. Мне удалось повидаться с парнем, который был в отъезде, когда приходил Стерджис. Он оказался соседом Майерса, более того, самым близким ему человеком, почти другом.
– Почти? А настоящих друзей у него не имелось?
– У меня сложилось впечатление, что ладить с Майерсом стоило большого труда, уж слишком много в нем было амбиций. Общался он весьма неохотно, предпочитал сидеть в квартире, читать пальцами и слушать джаз. Сосед, представь себе, тоже помешан на джазе, тут они и сошлись. У него паралич, разъезжает по дому в инвалидной коляске. Сказал, что Майерс заботился о нем, заставлял проделывать всякие упражнения, пихал витамины, советовал попробовать альтернативную медицину. Паралич наступил в результате пулевого ранения позвоночника, вот парень и говорит про Майерса, будто тот чуть ли не рассчитывал «вырастить» ему новый. И все-таки они уживались. Еще он вспомнил, что Майерс собирался учиться на психолога, причем рассуждал об этом очень серьезно. Уж словами на ветер он не бросался. Но самое главное – я выяснил, что Майерс терпеть не мог школу, наоборот, он ненавидел ее, намеревался писать о ней статью по окончании.
– Гневно-обличительную?
– Во всяком случае, так выходит из слов соседа. Деталей Майерс ему не раскрыл. В принципе, ничего примечательного в этом нет, однако жертва наша выглядит теперь личностью, у которой потенциал недоброжелательности намного выше среднего. Думаю, необходимо выяснить, нет ли в школе человека, враждовавшего с Майерсом. Это имеет смысл еще и потому, что тот, кто истыкал его ножом, должен был тоже неплохо ориентироваться в округе.
– Директриса уверяет, что у Майерса не было никаких проблем во взаимоотношениях.
– Либо не в курсе, либо врет, чтобы уберечь свое заведение от нежелательного внимания общественности. Откуда нам знать, может, этот Уилсон Тенни устроился в школу сторожем и повздорил с Майерсом? Скажем, воровал какую-нибудь мелочь, а Майерс засек его. С одной стороны Тенни, убивший уже троих – не белых! С другой – слепой Майерс с дурным характером, пообещавший устроить скандал.
Даниэл молчал.
– Гипотеза дикая, но не абсурдная. – Жене испытующе посмотрел на друга. – Согласись, ее стоит проверить.
– Проверю.
– У меня полно времени, мне нечего делать. Могу смотаться в школу под видом престарелого джентльмена, готового предложить свои услуги по... – Жене вновь заворочался на сиденье.
– Спасибо, но нет.
– Ты уверен?
– Уверен. У меня самое совершенное оборудование. – Даниэл помахал в воздухе искалеченной рукой.
– Как ты собираешься все устроить, не вызвав негодования Стерджиса?
– Найду способ.
– Хорошо. – Жене вздохнул. – Дай мне знать, если передумаешь.
– Обещаю. И еще, Жене...
– Понял, понял. Не совать свой нос.
– Я очень благодарен тебе за то, что ты сделал, но...
– Держись в сторонке, – закончил за него Жене и рассмеялся.
– Вещи пакуешь?
– Хочешь сменить тему? Уже упаковал. Вся моя яркая жизнь теперь покоится в коробках и ящиках. Есть новости от агента по недвижимости. Она подыскала супружескую пару, которая будет снимать дом до той поры, пока ситуация на рынке не улучшится. Оба – врачи-терапевты, работают в госпитале Лютера Кинга, так что плата будет им по карману. Сам я в отличной форме, готов наслаждаться жизнью в краю, где много песка и солнца.
– Замечательно. – Даниэл был рад, что Жене даже после смерти Луанны не утратил своего оптимизма. Хотя бы и чуточку деланного. – Значит, новое жилище вот-вот закончат?
– Они обещают уложиться в пять дней. – Внезапно Жене сник. – Придется привыкать к собственной никчемности.
– Ты мне просто необходим, Жене.
– Ну уж. Папка, кроссовки – велика услуга... Честно говоря, Дэнни, меня очень беспокоит это дело. Оно отвратительно. Даже для таких, как мы с тобой. Чересчур. И прости меня, старика, но не похоже, чтобы у тебя намечались сдвиги.
Глава 42
В среду утром явился Майло, рассказал о встрече с Лори-ном Буковски, руководителем местного отделения «Менсы».
– Неплохой парень, Алекс. Был удивлен моим интересом к «Мете». Я сказал ему, что занимаюсь негласным финансовым расследованием, намекнул на кражу компьютеров и попросил не распространяться на эту тему. Он обещал держать язык за зубами, и, я думаю, ему можно верить. «Мету» он не любит из-за невыносимого, по его словам, снобизма членов клуба. Считает, будто они смотрят на «Менсу» сверху вниз.
– Потому что «Менса» для них недостаточно интеллектуальна?
– Буковски категорически с этим не согласен.
– А вдруг он не выдержит и проболтается кому-нибудь из «Меты»?
– Будем готовы и к такому повороту событий. Это может даже обернуться преимуществом; мы точно узнаем, с кем имеем дело. Уже что-то.
– Не слишком ли ты рационален?
– Нет, Алекс, это не рационализм, а реальность. Мы ничего не испортим. В данный момент о «Мете» ничего не известно. Даже Буковски, при всей его неприязни к членам организации, знает крайне мало. Да, они пробрались сюда с востока, обосновались в Лос-Анджелесе года два-три назад, перетянули к себе кое-кого из «Менсы» и затаились.
– Два года. Примерно в то же время, когда вышла статья Санджера и «Утечка мозгов». А имен перебежчиков Буковски тебе не назвал?
– Сказал, что не может. Списки конфиденциальны. Если я передумаю и решусь действовать более открыто, он согласен допустить меня на одно из собраний «Менад», где можно будет поговорить с другими. Представляешь ситуацию – элита общается с уличной чернью?
– По-моему, для них это будет уроком.
– Ну да. Следующий пункт: добыл налоговые декларации Зины Ламберт за последние три года. До этого весь ее доход составляла зарплата, которую она получала в лаборатории. Как ей удалось открыть магазин, пока остается загадкой.
– Может, наследство? Нечто вроде Эндрю Десмонда?
– У Эндрю оказались богатенькие родители? – Майло взглянул на меня.
– Более или менее. – Я поделился деталями своей новой биографии.
– Очаровательная личность. Да, могу сообщить, что в теле Мелвина Майерса не обнаружено никаких следов наркотика. Пирс говорит, местные дельцы его не знали, так что в улочку он зашел вовсе не для того, чтобы купить себе дозу... Значит, ты уже полностью вошел в роль секретного агента?
– У меня каблуки напичканы микрофонами.
* * *
В четыре позвонил Даниэл.
– Хочу показать вам квартиру на Женесси. Пользоваться ею, возможно, и не придется, но побывать все-таки нужно.
– Там и встретимся. Точный адрес?
– Я нахожусь неподалеку. Если вы не против, заеду.
Он прибыл минут через десять с большим пакетом из коричневой бумаги. Внутри оказалась одежда: легкие черные брюки, черная водолазка, после многочисленных стирок ставшая почти серой, серебристая спортивная куртка с фирменным ярлыком магазина в Сент-Луисе и черные туфли на резиновой подошве.
– Предстоит маскарад?
– Нечто вроде этого.
– А нижнее белье?
– Подберете по своему вкусу.
– Действительно. Мне кажется, Эндрю носит трусы из розового шелка.
Я осмотрел куртку. От подкладки исходил слабый сладковатый запах одеколона.
– Сент-Луис, конечно, неплохой город, но Эндрю живет в Лос-Анджелесе.
– Он не любитель ходить по магазинам. Куртку ему прислала мать.
– Старая добрая мамочка. – Я переоделся. Куртка оказалась чуть великовата, но сидела неплохо.
В зеркале я увидел мужчину в неброской ношеной одежде – таких в городе десятки тысяч. Бородка тоже вписывалась в образ, жесткая и густая, вот только седых волос в ней оказалось больше, чем я ожидал. Всю нижнюю часть лица, от скул до кадыка на шее, покрывала непроницаемая, хотя и коротковатая, щетина.
Серая «тойота» стояла рядом с домом.
Проезжая мимо Беверли-Хиллз, Даниэл протянул мне очки – круглые едва затемненные стекла в металлической бронзового цвета оправе. Я надел их.
– Неплохо, – заметил Даниэл. – Только время от времени их стоит снимать. У вас сейчас очень подходящие для роли глаза – уставшие и красные. Ночью спали?
– Да, – соврал я.
– А выглядите измученным.
– Вживаюсь.
– У Эндрю бессонница?
– Эндрю – не самый счастливый на земле человек.
Даниэл улыбнулся.
* * *
Дом на Женесси представлял собой двухэтажное серое, как наша «тойота», здание на четыре семьи, расположенное почти точно посередине между Беверли и Роузвудом. Плоская крыша, решетки на окнах – ни дать ни взять складское помещение. Входная дверь закрыта.
– Маленький круглый ключ, – подсказал Шарави.
Мы вошли. В покрытом дешевым синтетическим ковром коридоре пахло жареным луком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55