Он огляделся вокруг, в сумеречном свете уходящего дня поражаясь тому, как Господь, сотворивший этот рай земной, мог так часто допускать несправедливую смерть и страдания. Всю свою жизнь он так и не мог решить эту головоломку.
Здесь, в Матопосе, казалось, что Бог просто не участвует в разыгрывавшемся спектакле – все происходит лишь по законам природы. Лев, гепард или леопард выходят на охоту лишь потому, что им диктует это инстинкт. Преднамеренного зла здесь нет – они просто хотят есть.
Часа через два пришли львы. Их было четверо: три львицы и один черногривый лев. Самца Кризи сразу узнал, это именно его он видел по дороге сюда, склоненного над растерзанной жертвой, пока львицы ждали поодаль своей очереди.
Как и все кошачьи, они были любопытны, и любопытство это привело их к костру. Животы их были полны. Они медленно шли к теплу костра, но страха в них не было. Львы разлеглись на земле и сквозь пламя костра смотрели на Кризи. А он смотрел на них. Они лежали от него метрах в двадцати. Огонь понемногу угасал. Он подбросил в костер несколько сухих веток. Одна из львиц легла на бок, подставив раздутое брюхо огню.
Лев сидел на задних лапах, разглядывая Кризи живыми желтыми глазами. Через час две другие львицы тоже подвинулись поближе к огню и уснули. Черногривый лев сидел неподвижно, как и Кризи, который лишь изредка кидал в костер ветку-другую, чтобы поддержать огонь.
Прошел еще час, на протяжении которого Кризи не прекращал спорить с самим собой о сути вещей. Он изредка откусывал вяленое мясо и запивал его водой. Его черногривый сосед иногда совсем не элегантно рыгал, переваривая недавнюю кровавую трапезу. В конце концов Кризи соскользнул с полена, сложил на груди руки, улегся и задремал. После этого черногривый царь зверей тоже склонил голову на землю и закрыл глаза.
Ночные шорохи навевали сон, но незадолго перед рассветом к ним прибавился еще один звук, кашляющий лай гиены. Он раздался за спиной Кризи, заставив его открыть глаза.
Кризи еще не успел повернуться, как заметил, что лев с черной гривой настороженно смотрит вдаль поверх костра. Потом лев поднялся, обошел вокруг костра и остановился метрах в семи от Кризи. Зверь пристально вглядывался во тьму, потом вдохнул и раскатисто зарычал, как тысячи лет грозно рычат львы, вселяя ужас во все живое в самом сердце Африки.
Когда рычание стало смолкать, Кризи уловил слабый звук быстро удалявшихся шагов. По другую сторону костра три львицы подняли головы. Убедившись, что опасность им не грозит, они вновь заснули. Черногривый лев обошел костер и улегся на старом месте. Огонь почти догорел. Больше Кризи веток в него не подбрасывал. Справа, за линией горизонта, уже явственно обозначился скорый восход солнца. Он встал, потянулся, допил из фляжки остатки воды и засыпал землей еще тлевшие угли костра. Потом направился к своему «лэндроверу», оставленному в двух часах пешего пути.
Но через сотню метров Кризи остановился и оглянулся. Львицы еще спали, а лев с черной гривой сидел на задних лапах и провожал его взглядом. Тогда Кризи сделал то, чего не делал уже долгие годы – встал по стойке «смирно» и правой рукой отдал честь. Потом повернулся и продолжил путь.
* * *
Когда Кризи скрылся в зарослях буша, метрах в ста пятидесяти от того места, где еще дымились остатки костра, из невысокого кустарника поднялся мужчина.
Впервые за много часов Макси Макдональд поставил ружье на предохранитель. Потом очень осторожно он направился по следам друга из Матопоса… точно так же, как вчера он шел за ним в глубь заповедника.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 32
Похоронная церемония на Гоцо заканчивается странным ритуалом. Мужчины, присутствующие в церкви, выстраиваются в ряд, подходят к гробу и окружают его кольцом. Потом друг за другом по кругу приближаются к покойному, целуют большой палец правой руки, касаются им гроба и отходят в сторону.
Службу вел отец Мануэль Зерафа. Рядом с гробом стоял Кризи, обнимая за плечи Джульетту. Около нее стоял Гвидо, а за ним – семья Шкембри. Церковь Святой Девы Лореттской, возвышавшаяся над заливом Мджарр, была заполнена до отказа. Люди пришли туда не только в знак скорби по Майклу, но и потому, что хотели отдать дань уважения Кризи, которого местные жители называли просто – Человек.
Кризи смотрел на мужчин, которые молча подходили к гробу, исполняя печальный обычай островитян. Он каждого узнавал в лицо, но имен их всех припомнить не мог. Они шли друг за другом медленной вереницей – от подростков до седовласых старцев. Поток людей казался нескончаемым, но, когда он подошел к концу, Кризи вздрогнул от неожиданности. Он увидел Фрэнка Миллера, который лишь мельком на него взглянул и отдал Майклу последний долг. Потом Кризи удивился еще больше: за Миллером шли Рене Кайяр, Йен Йенсен и Сова. Замыкал траурное шествие Макси. Мимо проследовали Пол и Джойи Шкембри. Они прошли вокруг гроба и остановились около двери. То же самое сделал Гвидо.
Церковь почти опустела. Внутри оставались лишь самые близкие, – те, кто прибыл совсем недавно, и, конечно, отец Зерафа. Вошли шесть юношей, поднесших покров. Пол Шкембри прошептал что-то на ухо Гвидо, который кивнул в ответ. Пол подошел к молодым людям, спокойно им что-то сказал, они повернулись и вышли. Тогда он подал знак пятерым мужчинам, стоявшим у выхода, и они подошли к гробу. Вместе с Джойи они подняли его на плечи, вынесли из церкви, спустились по ступеням и погрузили на катафалк. За ними шли Кризи с Джульеттой, остальные члены семьи Шкембри и отец Зерафа.
Вслед за катафалком к ближайшему кладбищу следовала длинная процессия автомобилей. После короткой службы у могилы Кризи обернулся к вновь прибывшим и сказал:
– Вы, ребята, меня удивили.
Фрэнк Миллер пожал плечами.
– Нам сказали, что после похорон будут хорошие поминки. – Он посмотрел на остальных. – А мы не из тех, кто упустит случай выпить в своей компании.
Ни один из них не высказал соболезнований ни Кризи, ни Джульетте. Когда хватало жеста, слова были не нужны.
Глава 33
Люси Куок просто не могла в это поверить. Она стояла во дворе со стаканом белого вина в руке и смотрела на восхитительную панораму Гоцо и бескрайнего моря. Занимался вечер. Работая стюардессой, она много путешествовала и не без оснований считала, что повидала немало. Но здешние виды казались Люси просто невероятными.
Во время похорон она стояла в дальнем углу церкви. Она была католичкой и посетила немало храмов, но, кроме Ватикана, такого богатства церковного убранства не видела нигде. Статуи и стены блистали золотом и драгоценными камнями. Тяжелые, роскошно украшенные подсвечники, стоявшие на алтаре, казалось, были отлиты из серебра. Но, судя по виду собравшихся, богатство обошло их стороной.
За ее спиной оживленно звучали голоса, иногда даже раздавались взрывы смеха. Она обернулась и стала разглядывать сорок с лишним человек, поднимавшихся в дом после непродолжительной службы у могилы. В числе гостей были два священника, державших в руках стаканы. Слева от нее Кризи, окруженный пятью мужчинами, появившимися в церкви, когда заупокойная служба уже началась, направлялся к дымившейся в саду жаровне. Казалось, они что-то добродушно советовали Кризи. Рядом с раскрытой дверью в кухню стоял стол, служивший импровизированным баром. Около него с воодушевлением хлопотал молодой островитянин.
Люси вновь обратила взгляд на Кризи и мысленно перенеслась к тому моменту, когда впервые встретила его в аэропорту Булавайо во время погрузки гроба Майкла на «Гольфстрим». Он сразу же произвел на нее впечатление: покрытое шрамами, бесстрастное лицо человека, которому, казалось, все безразлично. Но когда она заглянула ему в глаза, то увидела в них такую силу затаенной ненависти, что по ее коже пробежали мурашки.
В самолете он подошел к ней и сел напротив. Люси попыталась высказать ему какие-то слова утешения, но он остановил ее, подняв руку.
– С этим покончено, мисс Куок. Комиссар Ндлову объяснил мне, почему вы прилетели в Зимбабве. Он мне рассказал, что произошло с вашей семьей в Гонконге. Здесь, конечно, должна существовать какая-то связь, и я хотел бы, чтобы вы мне обо всем рассказали как можно подробнее. Я так думаю, что, кто бы ни убил моего сына, приказ об этом он получил из Гонконга. И я хочу знать, кто этот приказ отдал.
Потом они говорили еще часа два, и, пока шла их беседа, Люси проникалась все большей симпатией к этому человеку. Она чувствовала, что у них есть много общего. Оба они пережили страшные трагедии, но окружающие этого почти не замечали. В конце концов он заметил, что ее глаза слипаются, и постелил ей в одной из кабин в хвосте самолета.
Люси снова взглянула на толпу гостей и увидела, что от нее отделилась Джульетта и направилась к ней.
– Ты выглядишь усталой, – сказала Джульетта. – Тебе совсем не обязательно оставаться со всеми. Как только захочешь, можешь уйти к себе в спальню – путешествие было долгим.
– Ты права, но и я почти всю дорогу спала. Кроме того, часовой пояс здесь один и тот же. – Она взглянула девушке в лицо. – У тебя тоже усталый вид. А после твоего перелета с запада на восток разница во времени составила шесть часов. Наверное, ты вообще не спала.
– Так и есть, – подтвердила Джульетта. – Я не могла сомкнуть глаз. Позже я, наверное, просто свалюсь и просплю целые сутки.
Китаянка покачала головой.
– Мне приходилось часто пересекать часовые пояса. Старайся не заснуть, пока у тебя глаза не слипнутся, и много не пей. Часов через шесть ты, скорее всего, проснешься. А потом снова борись со сном, сколько сможешь. И когда проснешься во второй раз, временной барьер пройдет.
Джульетта отрицательно мотнула головой.
– После того как здесь все закончится, я снова улечу в Денвер, и если я сделаю, как ты говоришь, разница во времени появится снова. – Она посмотрела на Кризи и других мужчин, стоявших вокруг жаровни. – Тебе, наверное, все это кажется странным. В Китае ведь так поминки не справляют.
– Да, у нас обычаи другие. Все это очень для меня необычно. Здесь, например, роскошь церкви совсем не соответствует бедности жителей острова. Да и теперь, смотри, вместо траура – чуть ли не праздник, все смеются и шутят.
Джульетта принялась терпеливо объяснять.
– Прежде всего, должна тебе сказать, что остров вовсе не бедный, а все жители его – ревностные католики. Еще лет десять назад здесь было полно семей с пятнадцатью детьми или даже больше. Остров был страшно перенаселен. Поскольку люди, которые здесь живут, в основном занимаются земледелием и рыболовством, всем работы не хватало, и потому многие молодые парни уезжали – в основном в Америку, Канаду и Австралию. Они там пахали от зари до зари, а деньги посылали домой. А теперь, выйдя на пенсию, многие из них вернулись на родину. Так что внешность этих людей обманчива, многие из них очень богаты. Что же до того, что сейчас здесь происходит, вообще-то на Гоцо это не принято: местные жители обычно подолгу носят траур. Эта традиция пришла сюда из Ирландии, мы сейчас собрались не печалиться о безвременной смерти Майкла, а радоваться прожитой им жизни. Этот обычай переняли наемники, участвовавшие в африканских войнах, – так они устраивали поминки по тому, кто погиб с оружием в руках. Могу тебе сказать, что к полуночи веселье будет в самом разгаре, а разойдутся все только завтра к полудню.
Люси взглянула на девушку.
– Для своего возраста ты очень много знаешь.
– Я никогда не бывала не только на поминках, но даже на похоронах, но я много времени провела с наемниками и наслушалась их разговоров. Если наемник погибал во время взрыва, особенно если при этом что-то горело, они называли его гибель «цветным кино». А если наемник умирал от несчастного случая, это была «дурацкая смерть». У них свой язык и свои обычаи. Но лет через десять они, наверное, останутся в прошлом.
– Ты хочешь сказать, что не останется наемников?
Девушка покачала головой.
– Нет. Наемники будут всегда, пока будут войны. Просто наше поколение совсем другое. – Она взглянула на китаянку. – Как миссис Мэннерз все это восприняла?
– Плохо… Ты знаешь о предсмертной записке Майкла?
– Да, Кризи мне рассказал.
– Да-а, – произнесла Люси. – Мы летели в ее самолете, но она за всю дорогу почти ни слова не проронила, ни крошки в рот не взяла. Все время просидела в своем салоне. Думаю, Раби дала ей сильное успокоительное. Когда мы приземлились на Мальте, она лишь парой слов перекинулась с Кризи и Макси и попрощалась со мной. Она, наверное, уже вернулась в Штаты.
Джульетта задумчиво кивала, потом подняла голову, отпила глоток вина и сказала:
– Давай я тебя со всеми познакомлю.
Люси положила руку ей на плечо.
– Погоди минуту. Сначала расскажи мне, пожалуйста, что за люди здесь собрались. Ты их всех знаешь?
– Естественно. – Джульетта указала на мужчин возле жаровни. – Кризи и Макси ты знаешь. Лысый австралиец – это Фрэнк Миллер. Он часто работал с Кризи. Красивый мужчина, который стоит рядом с Фрэнком, вон тот, со слегка крючковатым носом и темными волосами – Рене Кайяр. Он бельгиец, пятнадцать лет протрубил во французском Иностранном легионе, какое-то время вместе с Кризи. А потом они сражались в Африке. Блондин по ту сторону жаровни – Йен Йенсен. Он датчанин, бывший полицейский. Сейчас у него в Копенгагене частное сыскное агентство, он разыскивает пропавших без вести. А его партнер, вон тот маленький человечек рядом с ним, в больших круглых очках, – француз, и все зовут его Сова. Раньше он был бандитом в Марселе. Потом стал телохранителем одного торговца оружием, а года четыре назад перешел к Йенсену. Обожает классическую музыку. Очень странно его видеть без проигрывателя и наушников.
– Какие разные люди!
– Да, слушай дальше – еще больше удивишься. Вон, видишь, человек, у которого лицо в шрамах, тот, который разговаривает с женщиной средних лет. Это – Гвидо Арелио, лучший друг Кризи. Они прямо как братья. Но они ни за что не покажут, как любят друг друга. Гвидо тоже служил в Иностранном легионе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35