Но я знал что конец подступает.
Ирвин был абсолютно прав по части посещения издателей и договоров о публикации и деньгах -- Они заплатили мне 1000 долларов аванса которые я мог получать порциями по 100 долларов в месяц и редакторы (без моего ведома) склонили свои воробьиные головы над моей безупречной прозой и подготовили книгу к печати с миллионом faux pas (5) человеческого людоедства (Ой?) -Поэтому я действительно был не прочь жениться на Рут Хипер и переехать жить в деревню в Коннектикуте.
Ее сыпь на коже, если верить задушевной подруге Эриксон, была вызвана моим приездом и занятиями любовью.
32
Рут Эриксон и я целыми днями вели беседы во время которых она поверила мне свою любовь к Еюльену -- (чё?) -- Жюльен мой лучший друг, наверное, с которым я жил в мансарде на 23-ей улице когда впервые познакомился с Рут Эриксон -- Он был в нее безумно влюблен в то время но та взаимностью не ответила (так я и знал, в то время) -- Но теперь когда он был женат на этой очаровательнейшей изо всех земных женщин, на Ванессе фон Зальцбург, мой остроумный кореш и наперсник, О теперь она хотела Жюльена! Он ей даже звонил по межгороду на Средний Запад но бесполезно тогда было -- Вот уж действительно река Миссури в ее волосах, Стикс, или Митилена что более вероятно.
И вот теперь он старина Жюльен, дома после работы в конторе где он преуспевающий молодой начальник при галстуке с усиками хоть во дни своей молодости сидел в дождевых лужах со мною вместе поливая нам волосы чернилами вопя Мексиканские Боррачо-Йеху (или Миссурийский, один) -- В тот момент когда он приходит домой с работы то плюхается в великолепное кожаное мягкое кресло которое ему первым делом купила его, Лаэрда, жена, еще прежде колыбелек, и сидит в нем перед трескучим огнем покручивая ус -- "Делать больше нечего только растить детей да подкручивать усы," сказал Жюльен который говорил мне что он новый Будда заинтересованный в перерождении! -- Новый Будда преданный Страданию! -
Я частенько заходил к нему в контору и смотрел как он работает, наблюдая за его конторским стилем ("Эй ты долбоёб поди сюда") и за тем как щелкает его речь ("Что это с тобой такое, да любое малюсенькое самоубийство в старой Западной Виргинии стоит десяти тонн угля или Джона Л.Льюиса!") -- Он следил за тем чтобы самые (для него) важные и грустнопупсичные истории проходили по каналам АП -- Он был любимцем самого грёбаного Президента целой информационной сети. Загребущего Такого-Растакого Джо -- Его квартира где я колбасился днем кроме тех дней когда кофе-клацал с Эриксон была прекраснейшей квартирой на Манхэттене по-своему по-жюльеновски, с маленьким балкончиком выходящим на все неоны и деревья и уличные движения площади Шеридан-Сквер, и с холодильником в кухне полным кубиков льда и Кок с которыми можно кирять ваш старый Виски Партнерский Выбор -- Я проводил день за разговором с Женой Нессой и детишками, которые шикали на нас когда в ТВ возникал Микки Маус, затем в своем костюме входил Жюльен, расстегнутый ворот, галстук, со словами "Черт -- вообрази приходишь домой после тяжелого дня на работе а тут этот маккартист Дулуоз" и иногда с ним приходил кто-нибудь из помощников редактора вроде Джо Скрибнера или Тима Фосетта -- Тим Фосетт который был глух, носил слуховой аппарат и был страдающим католиком, но все равно любил страдающего Жюльена -- Плюх, Жюльен падает в свое кожаное мягкое кресло перед разведенным Нессой огнем, и покручивает усы -- У Ирвина и Хаббарда к тому же была своя теория что Жюльен отпустил усы чтобы выглядеть старше и уродливей каким он вообще не был -"Есть чего-нибудь поесть?" говорит он, и Несса выносит половинку жареной курицы которую он отрывочно пощипывает, пьет кофе, и вопрошает не спущусь ли я еще за одной пинтой Партнерского Выбора -
"Плачу половину."
"Ах вы кануки вечно платите половину" поэтому мы спускаемся вместе с Почки черным спаниелем на поводке, а перед винным магазином заруливаем в бар и пропускаем несколько пшеничных с Коками глядя в телевизор со всеми остальными нью-йоркцами которые печальнее нас.
"Дурная кровь, Дулуоз, дурная кровь."
"Ты это к чему?"
Он неожиданно хватает меня за рубашку и дергает так что отлетают две пуговицы.
"Зачем ты мне вечно рубашку рвешь?"
"Ах а мамочки твоей нет чтоб их обратно пришить, а?" и дергает сильнее, разрывая мою несчастную рубашку, и печально на меня глядит, печальный взгляд Жюльена это взгляд который говорит: -
"Какое говно чувак, все эти твои и мои маленькие тугозадые замыслы 24 часа в сутки бегать дисциплинированно по часам -- когда мы все отправимся на небо мы и знать не будем о чем вообще было вздыхать или как мы выглядели." Я как-то встретил девчонку и сказал ему: "Девчонка которая прекрасна, грустно" и он ответил "Ах все прекрасны и грустны."
"Почему?"
"Тебе этого не понять, канук с дурной кровью -- "
"Почему ты все время говоришь что у меня дурная кровь?"
"Потому что у вас в семье хвосты растут."
Он единственный человек на свете которому можно оскорблять мою семью, в самом деле, поскольку он оскорбляет семью самой земли.
"А как насчет твоего семейства?"
Он даже не слышит чтоб ответить -- "Если б у тебя на голове была корона тебя пришлось бы повесить еще быстрее." Обратно наверху в квартире он начинает дразнить сучку возбуждая ее: "Ох какой у нас черный сочащийся зад..."
Происходит декабрьская пурга. Приезжает Рут Эриксон, как договаривались, и они с Нессой все говорят и говорят пока мы с Жюльеном проскальзываем к нему в спальню и спускаемся по пожарной лестнице в снегу чтоб шваркнуть по бару добавить пшеничной с содовой. Я вижу как он проворно спрыгивает подо мной, поэтому сам предпринимаю такой же легкий прыжок. Но он-то уже так раньше делал. С этой раскачивающейся пожарной лестницы до тротуара десятифутовый пролет и падая я это соображаю но недостаточно быстро, и переворачиваюсь в полете и приземляюсь прямо на собственную башку. Тресь! Жюльен приподнимает меня с окровавленной головой. "И все это лишь ради того чтоб сбежать от баб? Дулуоз ты выглядишь лучше когда весь в крови."
"Это все дурная кровь вытекает," добавляет он в баре, но в Жюльене ничего жестокого нет, только справедливое. "В старой Англии из них кровь шла как сумасшедшая" а когда он начинает замечать гримасу боли у меня на лице то преисполняется сочувствия.
"Ах бедный Джек" (прислонив свою голову к моей, как Ирвин, по тем же самым и все же не по тем же причинам), "надо было тебе остаться где б ты ни был прежде чем приехал сюда -- " Он подзывает бармена и просит меркурохром обработать мою рану. "Старина Джек," есть и такие времена когда он становится абсолютно кроток в моем присутствии и ему хочется знать что я на самом деле думаю, или же он на самом деле думает. "Твои мнения теперь ценны." Первый раз когда мы с ним встретились в 1944 году я подумал что он вредный молодой говнюк, и единственный раз когда я обкурился конопли при нем то предугадал что он против меня, но поскольку мы постоянно были пьяны... и все же. Жюльен с его прищуренными зелеными глазами и стройной жилистой мужской силой Тайрона Пауэра колотит меня. "Поехали поглядим на твою девчонку." Мы берем такси к Рут Хипер по снегу а как только входим и она видит что я пьян то вцепляется пятерней мне в волосы, дергает, выдирает несколько волосин из моего места такого важного для расчесывания и принимается лупить меня кулаками по физиономии. Жюльен сидит и обзывает ее "Тяжеловесихой". Поэтому мы снова сваливаем.
"Тяжеловесихе ты не нравишься, чувак," бодро говорит Жюльен в такси. Мы возвращаемся к его жене и к Эриксон которые до сих пор разговаривают. Божже, величайшим из писателей что когда-либо жили придется быть женщине.
33
Потом подходит время вечерней программы по ТВ поэтому мы с Нессой готовим больше пшеничных с Коками в кухне, выносим их позвякивая к огню, и мы все подтаскиваем стулья к телеэкрану посмотреть Кларка Гэйбла и Джин Харлоу в картине о каучуковых плантациях в 1930-е годы, клетка попугая, Джин Харлоу чистит ее, говорит Попугаю: "Что же ты ел, цемент?" и мы все ревем от хохота. (6)
"Господи таких картин больше не снимают" говорит Жюльен потягивая свой напиток, покручивая усы.
Начинается Совсем Поздний фильм про Скотланд-Ярд. Мы с Жюльеном совсем затихли смотря наши старинные истории а Несса смеется. Все с чем ей приходилось сталкиваться в ее предыдущей жизни это детские коляски и дагерротипы. Мы наблюдаем как Ллойд Лондонского Оборотня высерается из-за дверей с косой ухмылкой: -
"Этот сукин сын и двух центов бы тебе не дал для твоей собственной матери!" вопит Жюльен.
"Даже с сеткой от кровати," добавляю я.
"Повесить его в Турецких Банях!" ранит Жюльен.
"Или в Иннисфри."
"Подкинь еще полешко в огонь, Мазз," говорит Жюльен, "Дазз" это к детям, к Мазз Мамочке, что она и делает с великим удовольствием. Наши киношные грезы прерываются посетителями из его конторы: Тим Фосетт вопящий поскольку глух: -
"Бож-же! Та телеграмма ЮПИ в которой рассказывается об одной мамочке которая была шлюхой и которой приходилось иметь дело со всем кошмаром маленького ублюдка!"
"Ну так маленький ублюдок ведь умер."
"Умер? Он снес себе череп подчистую в номере гостиницы в Гаррисбурге!"
Затем мы все напиваемся и заканчивается тем что я засыпаю у Жюльена в спальне а они с Нессой спят на разложенной тахте, я открываю окно свежему воздуху метели и засыпаю под старым живописным портретом жюльеновското дедушки Гарета Лава похороненного рядом с Каменной Стеной Джексоном в Лексингтоне Виргиния -- Наутро я просыпаюсь а пол и часть постели занесло двумя футами снега. Жюльен сидит в гостиной бледный и больной. Не хочет даже до пива дотрагиваться, ему надо на работу. Съедает одно яйцо всмятку и все. Надевает галстук и с ужасом содрогается в контору. Я спускаюсь, покупаю еще пива, и провожу весь день с Нессой и детишками болтая и играя с ними в закорки -Темнеет и снова входит Жюльен, на пару стаканов крепче, и опять впадает в пьянство. Несса выносит аспарагус, отбивные и вино. В тот вечер вся банда (Ирвин, Саймон, Лаз, Эриксон, и кое-какие писатели из Деревни причем некоторые итальянцы) приходит посмотреть с нами ТВ. Мы видим как Перри Комо (7) и Гай Ломбардо (8) обнимаются друг с другом на Зрелище. "Говно," говорит Жюльен, со стаканом в руке в кожаном кресле, даже усов не покручивая, "пошли бы все эти макаронники домой пускай нажрутся там равиолей и сдохнут от блевоты."
Я единственный кто смеется (кроме Нессы втайне) поскольку Жюльен только один такой в Нью-Йорке кто ляпнет все что у него на уме чего б там в этот момент ни было, неважно чего, почему я и люблю его: -- Лаэрд, сэры (вы уж простите нас макаронники).
34
Я однажды видел фотографию Жюльена когда ему было 14, в доме у его матери, и был поражен тем насколько человек вообще может быть прекрасен -Светловолосый, действительно с нимбом света вокруг волос, сильные твердые черты, эти восточные глаза -- Я подумал "Черт а понравился бы мне Жюльен когда ему было 14 и он вот так вот выглядел?" но не успел я сказать его сестре какая это замечательная фотография как та ее спрятала, так что в следующий раз (год спустя) когда мы снова случайно попали к ней в квартиру на Парк-Авеню "Где та великолепная фотография Жюльена?" ее нет, она спрятала ее или уничтожила -Бедный Жюльен над чьей блондинистой головой я вижу немигание Автостоянок Америки и Унылейший Взгляд -- Взгляд "Кто-ты-такой, Жопа?" -- Печальный мальчонка наконец, которого я понял, поскольку знавал многих мальчонок в Ойской Французской Канаде как я уверен Ирвин знавал в Ойских Нью-Йоркских Евреях -- Мальчонка слишком прекрасный лля мира но в конце концов спасенный женой, старой доброй Нессой, которая один раз мне сказала: "Пока ты валялся в отрубе на кушетке я заметила что твои штаны сияют!"
Однажды я сказал Жюльену "Несса, я буду звать ее "Ножки" потому что у нее славные ножки" а он ответил: -
"Если я поймаю тебя что ты будешь клеиться к Нессе я тебя убью" и он не шутил.
Его сыновьями были Питер, Гарет и один был на подходе которого будут знать как Эзру.
35
Жюльен разозлился на меня за то что я приударил за одной из его старинных подружек, не Рут Эриксон -- Но тем временем пока мы закатывали вечеринку у обеих Рут кто-то стал швыряться тухлыми яйцами в окна Эриксон и я спустился вместе с Саймоном позже узнать в чем дело. Всего лишь за нелелю до этого Саймона и Ирвина остановила шайка малолетних преступников приставив им к горлу отбитые горлышки, только потому что Саймон посмотрел на эту шайку возле универсального (вот уж точно универсального) магазина -- Теперь я увидел этих ребяток и спросил "Кто кидался тухлыми яйцами?"
"Где собака?" спросил один пацан выступив вперед вместе с шестифутовым подростком.
"Он вас не тронет. Это вы кидались яйцами?"
"Какими яйцами?"
Пока я стоял там и разговаривал с ними то заметил что они хватаются за ножи чтоб меня подколоть, я испугался. Но они отвернулись и я увидел имя "Пауэр" (9) на спине куртки того что был помоложе, я сказал: -- "Ну ладно Джонни Пауэр, яйцами больше не кидайся." Тот развернулся и поглядел на меня. "Четкое имя," сказал я, "Джонни Пауэр." Ну вот этим более-менее все и закончилось.
А между тем Ирвин и Саймон договорились об интервью с Сальвадором Дали. Но прежде я должен рассказать вам о своем пальто, но сперва о брате Лазаря Тони.
У Саймона и Лазаря двое братьев было в шизарне, как я говорил, один из них конченый кататоник который отказывается обращать внимание вообще и вероятно смотрел на своих санитаров с такой мыслью: "Я надеюсь эти парни не станут учить меня их трогать, я полон безнадежных электрических змей" а вот другой брат который был всего лишь шизоидной (продвинутой) личностью еще с надеждой преуспеть в мире и следовательно и не вру ему помог сбежать из больницы на Лонг-Айленде сам Саймон по какому-то тщательно разработанному плану вроде планов Французских Воров Рифифи -- И вот теперь Тони был на свободе и работал (изо всех вещей, которыми я занимался пацаном) подавальщиком в кегельбане, однако на Бауэри, куда мы пошли повидаться с ним и где я увидел его в яме согнувшегося чтоб быстро установить кегли -- Затем позже, на следующий вечер когда я слонялся по квартире Филлипа Вогэна читая Малларме и Пруста и Курбье по-французски, в дверь позвонил Ирвин и я подошел к двери и увидел там их втроем, Ирвина, Саймона и маленького низенького светловолосого прыщавого Тони между ними -- "Тони, познакомься это Джек.
1 2 3 4 5 6 7