На полпути к лифту он сказал:
– Пожалуй, я был бы не прочь подышать воздухом. Не хотите немного прогуляться по берегу? Минут пятнадцать.
Клодия настроилась вернуться к себе, посмотреть какой-нибудь фильм и лечь спать, как только он надоест, и была не готова к такому предложению.
– Мои туфли не очень приспособлены для прогулки по пляжу, – сказала она, с сомнением окидывая взглядом дорогие туфельки из коричневой кожи.
– Так снимите их.
Была не была!
– Мне нужно проветриться, – сказал Гамильтон, пока они спускались в лифте до выхода на пляж, – немного подышать некондиционированным воздухом, прежде чем сесть за компьютер.
Теплый воздух приятно обласкал тело.
– В ресторане было довольно прохладно, – сказала Клодия, когда они медленно побрели по саду к пляжу. – Похоже, кондиционер включили на слишком большую мощность.
– Будь сейчас лето, вы бы и не подумали на это жаловаться. Иногда температура здесь поднимается до ста тридцати по Фаренгейту.
Прежде чем ступить на мягкий песок пляжа, Клодия сняла туфельки. Море было очень спокойным и серебрилось в лунном свете. Некоторое время они шли молча по самой кромке воды. Гамильтон шагал, засунув руки в карманы, погруженный в свои мысли.
Потом, нарушив молчание, Клодия сказала:
– Гай, вы можете сказать, чтобы я не совала нос не в свое дело, но вам не кажется, что было бы лучше проводить какое-то время с Аннушкой, вместо того чтобы постоянно конфликтовать? Не могли бы вы выкроить время, чтобы покататься с ней на лодке или просто вместе полюбоваться окрестностями?
– Полюбоваться окрестностями? – Он сердито фыркнул. – Я показывал ей достопримечательности повсюду – от Брюсселя до Бангкока. Она на таких прогулках обычно послушно плетется за мной, а на физиономии выражение смертельной скуки.
– Насколько помню, я в ее возрасте вела себя так же, – призналась Клодия. – Однажды родители взяли меня в поездку по Уэльсу, а мне очень не хотелось ехать. Я сидела в машине на заднем сиденье, читала журналы и умышленно не желала замечать никаких красот пейзажа. Мне хотелось поскорее вернуться к своим друзьям и к оглушительному шуму дискотек.
– Знакомая картина, можете не продолжать. – Клодия заметила на горизонте огни большого судна.
– Это нефтяной танкер? – Гай кивнул.
– На этом участке их множество. – Он помедлил, потом указал жестом налево. – Там находятся Абу-Даби и Бахрейн, а прямо – Иран. Эта часть акватории называется Аравийским морем, но если обогнуть мыс, там уже…
– Индийский океан, – закончила Клодия. – Перед отъездом я заглянула в географический атлас, Гай. Я достаточно хорошо ориентируюсь на местности.
– Я и не думал, что вы не знаете, где находитесь. – Тон его голоса стал мягче, словно подтаял по краям, как шоколад на солнце. – Вы ершисты, но не беспомощны.
О Боже! На губах его снова появилась эта убийственная Полуулыбка, а если учесть еще шепот волн и лунный свет…
Пропадаю!
– Обычно я не бываю ершистой, – дрожащим голосом сказала она. – Только в чрезвычайных… – И вдруг осеклась, вздрогнув, и метнулась в сторону.
– В чем дело?
– Что-то пробежало по моей ноге! – Стоя на цыпочках, Клодия испуганно осматривала песок под ногами. – Ой! Это таракан!
Клодия отскочила еще дальше и, все еще дрожа, торопливо надела туфли.
– Какое мерзкое существо!
– Не такое уж мерзкое. – Гамильтон поднял с песка «существо». – Это совсем не таракан, посмотрите.
Откинув назад падающую на лицо челку, Клодия неуверенно шагнула в его сторону.
– Это просто ракушка!
– Наберитесь терпения. – Она почувствовала насмешливую нотку в его голосе.
Гай подошел ближе и остановился совсем рядом, держа раковину на раскрытой ладони. Секунд двадцать она лежала неподвижно. Потом слегка приподнялась, и из нее неуверенно показались крошечные лапки.
– Это всего-навсего рак-отшельник, – сказал Гай. – Шел себе по своим делишкам.
Клодия с облегчением вздохнула. Рак осторожно пополз по ладони и снова остановился.
– Извини, я тебя оскорбила, – сказала она. – Но мне действительно показалось, что ты таракан.
Гай положил рака на песок. Когда он выпрямился, на лице его была уже не полуулыбка, а скорее улыбка в три четверти.
– Не стесняйтесь, – сказала Клодия задиристо, – посмейтесь надо мной как следует.
Улыбка сразу же исчезла.
– Я не смеялся над вами.
Гамильтон посмотрел на нее сверху вниз, и сердце ее ушло в пятки. Когда Гай заговорил, тембр его голоса снова стал похож на прикосновение старого шотландского свитера.
– Сделайте же что-нибудь со своими волосами. Эта прядь постоянно падает вам на лицо.
– Это остатки моей челки, – неуверенным голосом сказала Клодия, Откидывая назад непослушную прядь. – Я ее снова отращиваю.
Налетевший ветерок почти сразу же вернул челку на место.
– Она меня сводит с ума, – сказал Гай все тем же нежно-хрипловатым тоном.
Второй раз за день Клодия подумала, что одна из ее фантазий воплощается в реальность. Неужели это происходит наяву? Неужели он действительно откидывает со лба ее ненавистную челку своими изящными пальцами? Он делал это как при замедленной съемке, и пальцы его прикасались к ее волосам, как морской ветерок. А глаза у него были темные и бездонные, как море.
Клодия видела его приближение, как человек видит машину, под колеса которой вот-вот попадет. Она могла бы еще отступить в сторону, сказать что-нибудь смешное и разрушить волшебство.
И лишить себя навсегда того, что неотвратимо надвигалось.
Глава 7
Это было всего лишь мимолетное прикосновение губ, но оно подействовало на Клодию, как электрический разряд. Она была настолько потрясена, что, когда Гай отстранился, ей захотелось воскликнуть: «Неужели такое бывает?»
Потом он снова поцеловал ее.
Может быть, я умерла и попала на небеса?
Она понимала, что это ей не снится. Во сне мужчина, которого она целовала, неожиданно превращался в Питера-Надоеду, и она просыпалась в холодном поту.
А этот мужчина знал свое дело. Если определять воздействие поцелуев по шкале Рихтера, то его поцелуй тянул на десять баллов. Дрожь и трепет и горячие влажные волны беспорядочно пробегали по телу Клодии. Когда Гамильтон по-хозяйски овладел ее губами, что-то в ней, перемещаясь, перестраиваясь, потянулось к нему, как к магниту.
Пусть хоть земной шар перестанет вращаться, я могла бы заниматься этим всю ночь!
Даже когда они оторвались друг от друга, чтобы перевести дух, трепет не прекратился. Его губы скользнули по ее волосам, а пальцы прикоснулись к особенно чувствительному местечку на шее.
О Боже! Откуда ему известно именно это местечко, почему он знает, как именно следует прикоснуться к нему, чтобы заставить меня затрепетать от возбуждения, как никогда прежде? Может быть, он был моим любовником в какой-то предыдущей жизни?
Если это так, то Клодия, должно быть, умерла тогда счастливой.
Последующие поцелуи были даже лучше предыдущих. Приподнявшись на цыпочки, она обвила руками его шею. Во всех ее фантазиях это было прелюдией к следующей волшебной стадии. Его взору открывается соблазнительно приподнятая грудь, его руки мучительно медленно скользят по тонкому шелку блузки и замирают в каком-то миллиметре от нежной округлости груди.
От трепета ожидания зашкаливает все внутренние измерительные приборы. Ей хочется крикнуть: «Продолжай!»
Сейчас именно так все и происходило наяву. От ожидания следующего прикосновения сладко замерло сердце и отозвались трепетом какие-то безымянные внутренние органы.
И, как всегда, как только Клодия получила то, что хотела, ею сразу овладела неуверенность: действительно ли она хотела этого?
Почувствовав, что Клодия пытается высвободиться из его рук, Гай лишь еще крепче обнял ее. Интересно, как развернутся события дальше, подумала она. Наверное, последует напряженное молчание, а потом он скажет что-нибудь вроде: «Я сделал что-нибудь не так?»
Море, плескавшееся всего в нескольких метрах от них, сразу же подсказало ей весьма уместную реплику:
– Вам не кажется, что эта сцена напоминает фильм «Челюсти»? Я имею в виду эпизод в самом начале, когда девушка входит в воду, а барабаны музыкального сопровождения выбивают тревожную дробь, и от этого замирает сердце.
Сердце Клодии тоже выбивало дробь, но Гаю об этом знать не следовало. Однако ей удалось разрядить атмосферу.
– Пожалуй, не напоминает, – сказал Гамильтон с холодной сдержанностью, которую такие, как он, мужчины приберегают для подобных случаев.
Клодия взглянула на часы.
– По-моему, пора возвращаться?
Последовало недолгое напряженное молчание, во время которого она точно знала, о чем думает Гай. Но он сказал только:
– К чему такая спешка?
– Вы сами сказали, что хотите пробыть на воздухе около пятнадцати минут.
Было мучительно видеть его вопросительный взгляд, и она, повернувшись, легкой походкой пошла по направлению к отелю. Когда они подошли к цветнику, Гай вдруг сказал:
– Выкладывайте, в чем дело, Клодия.
– Если вам непременно хочется знать, то мне нужно в туалет. – Она понимала, что он ей не поверил, но и опровергнуть это не мог.
– Я знаю, о чем вы подумали, – сказал он.
– Едва ли, Гай.
– В таком случае, может быть, скажете мне сами? – Гамильтон неожиданно остановился. – Это был всего лишь поцелуй. Я не понимаю, почему вы спасаетесь бегством, как будто за вами гонится полдюжины крокодилов.
Допустим, что это был всего лишь поцелуй. Но есть просто поцелуи и поцелуи, за которыми скрывается нечто большее – только позволь! Но сейчас, конечно, это не тот случай.
Сейчас, когда сила потрясения пошла на убыль, Клодия отчетливо поняла, что заставило ее прервать волшебную сказку.
– Вам следовало сейчас быть с дочерью, а не со мной. Она сидит в одиночестве в своей комнате. Аннушка пробыла одна почти весь день.
– Что вы предлагаете мне сделать? Уложить ее в постельку? Почитать сказку на сон грядущий?
Его слова только подлили масла в огонь.
– Вы могли бы по крайней мере поговорить с ней!
– Она не станет разговаривать. Разве что скажет, что не слушает меня…
– Неудивительно, если вы… – Клодия остановилась на дорожке, беспомощно подыскивая слова. – Хотите знать, что я думаю? Я думаю, что вам дороже всего собственное спокойствие. Что вы скорее предпочтете развлекаться со мной, чем попытаетесь приложить усилия, чтобы наладить отношения с собственной дочерью. И знаете, что еще я думаю? – резко продолжала она, глядя прямо в его лицо, хранившее непроницаемое выражение. – Я думаю, что вы даете ей слишком много того, что можно купить за деньги, но слишком мало того, что за деньги купить нельзя. Например, вашего времени и внимания. Она отчаянно нуждается во внимании. Неужели вы этого не видите?
На какое-то мгновение ей показалось, что Гай отреагирует саркастическим замечанием или даже разозлится. Она чувствовала, как он борется с самим собой.
– Прекрасно, – только и сказал Гамильтон, но с таким выражением, словно ему на рану выдавили каплю лимонного сока. – Я ценю ваш совет. А теперь, может быть, войдем в отель?
Клодия восприняла его слова как пощечину.
– Я, пожалуй, немного побуду на воздухе.
– Нет уж, я хочу, чтобы вы вошли в помещение.
– Мне не хочется.
С трудом сдерживая себя, Гай сказал:
– Я не намерен спорить с вами. Не забудьте, что вы сейчас не дома.
Она окинула взглядом безлюдный сад, где тишину нарушало лишь жужжание насекомых, кружащихся возле фонаря.
– Но здесь никого нет!
– Это не имеет значения. Дело в том, что это мусульманская страна, где женщина, которая в полном одиночестве бродит ночью, может быть понята неправильно.
Ладно, ты прав. Кому надо, чтобы какой-нибудь любопытный служащий отеля доложил администрации о том, что неприкаянная иностранка бродит одна по ночному саду?
В напряженном молчании они вошли в отель и направились к лифту, стояли рядом, пока лифт поднимался наверх, потом шли по коридору.
– К вашему сведению, – холодно сказал Гамильтон, – я сыт по горло благочестивыми советами любителя-психолога, который объясняет мне, где я совершил ошибку. А если я неправильно истолковал язык вашего тела, то прошу меня извинить. Может быть, мой толковый словарь устарел и надо приобрести новый. Спокойной ночи.
Клодия едва нашла силы произнести в ответ: «Спокойной ночи», – и, войдя к себе в номер, бросилась на кровать. Она не плакала, но слезы были близко. Первый поцелуй и первая ссора – и всего за десять минут! Причем можно не сомневаться, что больше ни того ни другого не будет.
Боже мой, с каким сарказмом он произнес: «…если я неправильно истолковал язык вашего тела»!
Клодию захлестнула жаркая волна стыда. Не надо обладать богатым воображением, чтобы представить себе, что сказал, бы в этой ситуации менее деликатный мужчина: «Ты сама напрашивалась на это, а я лишь дал тебе то, что ты выпрашивала. Так какого черта ты жалуешься?»
Какого черта я жалуюсь? Неужели я действительно выставила себя на посмешище?
Если бы они были коллегами по работе и находились здесь по делам фирмы, Клодия просто не придала бы значения подобному эпизоду. Правда, она никогда не оказывалась в подобной ситуации с коллегами по работе, которые обычно бывали женаты и имели по трое детишек. А если были не женаты, то как две капли воды походили на Питера-Надоеду, который полагал, что дружеская беседа за ужином уже является приглашением заняться сексом до завтрака. Вроде того неряшливого менеджера, с которым ее однажды послали в деловую поездку.
Но у того по крайней мере не было поблизости дочери с кучей проблем.
Наверное, Гай прав в том, что Аннушку бесполезно пытаться чем-нибудь заинтересовать, но ведь дело не в этом. Клодия не могла равнодушно оставаться в стороне. Гамильтон платил ей за то, что она присматривает за его дочерью, которая, по его словам, вызывает у него немалое беспокойство.
Она вдруг с удивлением поняла, что Гай ее разочаровал. Даже в чем-то обманул. Она не могла бы, пожалуй, назвать его поведение вульгарным или заслуживающим презрения, – просто не ожидала, что он это сделает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44