Он повернулся и ласково поцеловал ее в лоб. Завтра, прежде чем его брат вернется домой, он признается ей, кто он на самом деле. И, воображая это, он будто наяву слышал ее радостные возгласы.
Она что-то тихонько пробормотала и прижалась к нему, а он обнял ее и увидел, как на сонном лице появилась улыбка. И когда он снова овладел ею, все мысли вылетели у него из головы, а весь мир превратился в блаженный рай.
ГЛАВА 9
Джесс, сидя верхом на Оливере, массировала ему спину и ощущала себя счастливейшей женщиной на свете. Восхитительный любовник! Ненасытный к тому же. Умеет доставить несказанное наслаждение. Щедро расточает ей свое внимание, и она весь день едва успевала перевести дыхание. Венецианский Кроссворд напрочь забыт, утрата программного пакета осталась в прошлом, огорчаться она будет потом, сейчас не до этого, сейчас у нее одна забота – любить его.
– Джессика, детка, – простонал он под ней, – ты хоть представляешь, что делаешь? Это плохо для тебя кончится, вот посмотришь!
Джесс рассмеялась и еще сильнее заколотила кулаками по его спине. Он лежал лицом вниз, а она сидела на его ягодицах и продолжала массировать, перебирая каждый мускул его смазанной ароматическим маслом спины, надеясь таким образом снять боль, появившуюся у него в пояснице.
Потерпи, сейчас преодолеем болевой барьер, а потом будет хорошо и приятно, – сказала она. – Сам виноват, таскал меня по всему Нью-Йорку, по всем этим музеям и галереям, изображал из себя героя и не сознался, что у тебя разыгрался радикулит.
– Не было у меня никакого радикулита, пока я не встретил тебя, – простонал он в подушку.
– Ага, считаешь, что я виновата в ненасытности твоего сексуального аппетита, а-а?
– Нет, я тебя не виню. Но хватит меня терзать и колотить, дай хоть немного передохнуть.
Она произвела еще один сильный пассаж вдоль его спины, как бы в наказание за то, что он ворчит на нее, но не успела слезть с его ягодиц, как оказалась под ним.
– Вот видишь, что ты натворила, простонал он, прижимаясь к ней всем телом.
– Так и было задумано, – хихикнула она, почувствовав его возбуждение. Секс – лучшее лекарство от радикулита.
– К чему тогда весь этот массаж?спросил он, легко прикасаясь губами к ее губам.
– Двойная гарантия. Решила взбодрить тебя на тот случай, если ты не взбодришься сам.
– Нашла чего опасаться. Для нас с тобой это едва ли может быть проблемой, прошептал он, раздвигая ей бедра и возбуждающе поглаживая и лаская ее. – Я могу заниматься этим весь день.
– Ты-то конечно, – прошептала она, чувствуя приближающееся возбуждение. А я просто не знала, куда деться от смущения, когда ты лапал меня прямо перед картиной Боттичелли.
– Боттичелли, заметь, не возражал. Он с удовольствием изобразил бы тебя на одном из своих полотен.
– А-а! Ты этим хочешь лишний раз подчеркнуть, что я толстая?
– Я ведь говорил тебе, что обожаю твои формы так же, как Боттичелли, Рубенс и все другие парни обожали своих роскошных леди, которых живописали.
– Итак, я толстая, – сказала Джесс, изображая крайнюю обиду, возникшую от подобного предположения.
Ей было очень приятно лишний раз услышать, что он обожает ее формы. Но она сделала вид, будто хочет выбраться из-под него, что, как она понимала, возбудит его еще больше.
– Это все по мне, я обожаю толстушек. И я хочу сейчас только одного, и ты, сердце мое, хочешь того же, и даже втройне, так что нечего из-под меня выкарабкиваться.
Когда он овладел ею, губы его скользнули по ее щеке к уху, и он прошептал:
– Мы слишком много говорим.
– Ты первый начинаешь…
Дальше она уже ничего не говорила, и наслаждение, испытываемое ею, навеяло мысль, что за это счастье можно согласиться замолчать навеки.
Когда все завершилось, они лежали в изнеможении рядом друг с другом, горячие влажные и тяжело дышащие.
Джесс засмеялась и, облокотившись на подушку, всмотрелась в лицо Оливера, легонько пощипывая серебристые пряди на его висках.
– Знаешь, для своего возраста ты еще отменно работающая секс-машина, особенно если тебя вовремя смазать машинным маслом.
– Да мне всего тридцать восемь, хотя и выгляжу сейчас на все семьдесят пять, старческим голосом пробурчал он.
Вдруг глаза его открылись, он хитро улыбнулся ей, опрокинул в подушки и приник поцелуем к ее губам. Когда поцелуй завершился, она успела заметить, что глаза его посерьезнели, и в веселой панике поняла, что еще чуть-чуть, и он опять будет готов к любовным подвигам.
– Ты, Джессика Лемберт, принадлежишь к тому сорту женщин… Словом, я люблю женщин с головой, ты просто околдовала меня… Расскажи мне о своей компьютерной игре. Что она собой представляет? Помнишь, я ведь уже говорил, что если это заинтересует меня, то я…
Джесс рассмеялась и толкнула его.
– Куда подевался твой романтизм, распутник? – Она спустила ноги с кровати и потянулась к шелковому устричного цвета халату, купленному им для нее. – Кто говорит о делах в постели?
Он усмехнулся и стал смотреть на то, как она, сидя перед зеркалом туалетного столика, расчесывала пышные золотистые волосы и разглядывала разрумянившееся лицо.
– Ну, ладно тебе, не будь врединой. Я уже исчерпал все комплименты, сравнивая тебя с бесценными шедеврами живописи, а теперь заскучал, и мне захотелось поговорить о компьютерах.
Джесс повернулась и с возгласом притворного негодования швырнула в него расческой. Он увернулся, расческа пролетела мимо и скрылась за прикроватной тумбочкой, а он засмеялся, сел и, дотянувшись до бутылки с шампанским, наполнил их бокалы.
Джесс снова отвернулась и смотрела на него в зеркало, чувствуя, как сердце ее переполняется немыслимой нежностью. Им было так хорошо вместе, будто исполнились самые лучшие ее романтические фантазии.
Когда-то она мечтала, чтобы на ее билет выпал самый крупный выигрыш национальной лотереи. Смешно, но сегодня она отказалась бы от выигрыша, если бы ей предложили выбирать одно из двух. Она с любовью смотрела на него в зеркало, а он потягивал шампанское и тоже любовался ею. Ох, Боги, все это так прекрасно и ни на что не похоже… И смех, и шутки, и секс вперемежку с болтовней, и ясный ум этого мужчины, словом, все-все… Искусство и культура… Она вспомнила, как они спорили возле Пикассо, ему не нравился этот модерновый стиль, а Джесс находила его забавным. Но она понимала его точку зрения, считалась с его вкусом, да и он в свою очередь не слишком навязывал ей свои пристрастия, так что если они и поспорили, то в этом было больше игры, чем серьезных рассуждений. К тому же он единственный на всем свете мужчина, который может шутливо намекнуть на ее пышные формы и не рассердить.
– Эта твоя Венеция сказала, что скоро я растолстею, – небрежно проговорила она и, спустив халат с плеч, начала разглядывать отражение своего столь обожаемого им тела.
Самообладания она в тот момент, естественно, не лишилась, но эта прямолинейная леди Кроссворд, эта тощая журналисточка все-таки здорово достала ее.
– Толстей на здоровье, – сказал он, меня это не огорчит. Я лю… Ты нравишься мне во всех видах, быстро поправился он.
Джесс медленно повернулась к нему, сердце ее сжалось. Он чуть было не сказал, что любит ее. То, что он не произнес этого слова, заменив его другим, она восприняла как акт самозащиты, просто он не хотел так скоро выдавать свои чувства. Себя-то она уже выдала с головой, а вот он, судя по всему, человек гораздо более сдержанный. Мог быть таким холодным и расчетливым, и вместе с тем временами становился невероятно забавным. Она пыталась представить, как он торговался бы, случись ему покупать бесценные живописные полотна, и пришла к заключению, что он предложил бы на несколько тысяч долларов меньше, чем за них запрошено, переговоры провел бы спокойно, с холодной выдержкой и достаточно пристойно, а вот ей ни на что подобное выдержки и расчетливости не хватило бы.
– Я должна признаться тебе кое в чем, – наконец заговорила она.
– Ну-ка, ну-ка, послушаем! Хотя вряд ли доведется услышать что-нибудь приятное, – задумчиво отозвался он.
Джесс пожала плечами.
– Ну, как бы там ни было, а тебе придется выслушать.
Она перевела дыхание и заметила, что Оливер напрягся в ожидании ее признания. Даже будто помрачнел. Она удивилась, с чего бы это он? Чего-то опасается?
– Причина, по которой я все еще нахожусь здесь, в Нью-Йорке, та, что я позволила себе совершить одну глупость. – Ресницы ее опустились. – Я опоздала на самолет, которым должна была вернуться в Англию. В общем это получилось из-за разницы во времени и все такое… Сотрудники Британских авиалиний обещали отправить меня другим рейсом, и… они звонили мне сегодня утром, когда ты спускался вниз за газетами, сказали, что все устроили… Короче говоря, самолет улетел два часа назад… и… и, как ты понимаешь, абсолютно без меня… Ну вот я и призналась.
– И ты говоришь мне это только теперь? – спокойно спросил он.
Джесс посмотрела на него и улыбнулась.
– Да, только теперь. Но вижу, ты не понял меня, – произнесла она чуть слышно, испытывая неловкость, оттого что он мог решить, будто она пытается слишком уж нажать на него.
– Я понял тебя очень хорошо, Джесс иди сюда! – И он похлопал по кровати рядом с собой. – Иди ко мне и позволь развеять твои сомнения. Ты опасаешься сказать прямо, что не улетела из-за меня, боишься, что я не поверю и все такое… Ну так знай, мой борт тоже ушел в небо два часа назад и тоже, как ты выражаешься, абсолютно без меня. Так что сама видишь, глупости совершаешь не ты одна.
Джесс перелетела через комнату и бросилась в его объятия. Она испытала облегчение и радость от того, что услышала.
– Мне и думать не хотелось, что я должна покинуть тебя, – пролепетала она, покрывая его лицо поцелуями.
– Вот и мне не хотелось этого, – посмеиваясь, ответил он.
– Так что же нам теперь делать, Оливер?
Оставаться здесь как можно дольше, а расстраиваться из-за будущего мы будем потом.
Итак, он не хотел думать о будущем теперь. Возможно, для него тоже все произошло слишком головокружительно быстро. Но разве и будущее не принадлежит им? Ведь все, что случилось с ними, не может просто раствориться в воздухе и исчезнуть.
Джесс присела возле него, прихлебывая свое шампанское. До этого разговора она нервничала, а сейчас совершенно успокоилась.
– Ну, расскажи мне наконец о твоем про павшем пакете, – вкрадчиво заговорил он. – Если мы занимаемся с тобой любовью, это вовсе не значит, что нам нельзя обсудить и другие проблемы. Разве это не послужит только к большему нашему сближению, как ты считаешь?
И поскольку Джесс уже знала его достаточно, чтобы видеть, что он определенно не устал от нее и не заскучал, как шутливо сказал недавно, она не увидела в его предложении ничего настораживающего. Так что рассказала ему о своей компьютерной игре, не позволив огорчению от этой потери взять верх над хорошим расположением духа. Лучше посмотреть на события спокойно, надеясь, что вор, заполучивший материал, не поймет, в чем его ценность, и запихнет в мусорное ведро.
Оливер, казалось, искренне заинтересовался ее идеей, задал несколько весьма толковых вопросов. Потом спросил, как эта идея пришла к ней и как она довела ее до заключительной стадии. Джесс начала не с самой игры, а с воспоминаний о том, как они с отцом проводили многие часы за компьютером и как она обнаружила, что их совместный интерес способен заполнить пустоту ее жизни, наступившую после его смерти.
Потом, неожиданно смягчившийся и повеселевший, Оливер перекатился через кровать и наполнил бокалы шампанским. Они неторопливо прикончили его и приступили к обсуждению того, где бы им сегодня пообедать.
Джесс, пребывавшая в блаженном состоянии, приняла душ и, пока он говорил по телефону, облачилась в великолепное черное с кремовой отделкой творение от Диора, которое он ей купил. Кстати, сам факт такой покупки и вкуса, проявленного при выборе, еще более расположил ее к нему. Позже, когда они вышли, она отметила, что все головы поворачивались ей вслед, и, когда шутливо указала ему на то, что это платье привлекает слишком много внимания, он буркнул в ответ, что виною тому вовсе не платье, а она сама. К интересу, проявленному к ней мужчинами, она была привычна, но то, что здесь, в Америке, на нее глазели и женщины, показалось в новинку. Впрочем, она не исключала, что точкой притяжения женского интереса являлся сначала все-таки он, такой привлекательный и явно преуспевающий, а уж потом она, ибо не могла не возбуждать вполне понятного любопытства в качестве показателя его вкуса и выбора.
– Вы прекрасно выглядите, мисс Лемберт, – заявил он, когда она явилась наконец из спальни в облаке аромата от Диора, с легким изысканным макияжем и в сиянии тусклого тициановского золота волос, собранных в пучок.
– А ваш вечерний костюм, сэр, совершенно не пострадал, как видно, от вчерашнего бананового душа, – заметила она, оглядывая его с ног ДО головы и вспоминая их первое столкновение в коктейль-баре.
– Костюм не пострадал, но вот сердце насмешливо произнес он, чмокнув ее в кончик носа.
Джесс улыбнулась и подумала, что с ее сердцем обстоит не лучше, оно тоже находится в весьма плачевном состоянии. Стоит ей посмотреть на Оливера, как оно норовит замереть. Плохо ли, хорошо ли, но это любовь, чему еще быть?
– Так куда же мы пойдем? – спросила она, сжав в руках новую вечернюю сумочку.
– Обычно я обедаю «У Сарди», но ресторан при французском отеле в данном случае предпочтительнее. Я заранее предвкушаю это зрелище, как ты небрежно идешь там между столиками, смертельно поражая всех своей красотой, – проговорил он, обнимая ее за плечи и ведя к дверям.
– Разновидность общественных связей, – счастливо рассмеялась Джесс.
Поднимаясь по роскошной лестнице и входя в зал ресторана, они продолжали шутить и смеяться. Метрдотель показал им столик, уютно расположенный в мягко освещенной нише, усадил Джесс и, отведя Оливера в сторону, о чем-то ему тихо сказал. Джесс страшно хотелось бы знать, о чем, но она не смогла разобрать ни слова. Вдруг она увидела, что лицо Оливера резко помрачнело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44