Все покрыто тайной. Эта поездка на остров, прыжок с парашютом… оружие. Ты пошел на все из-за меня, чтобы обеспечить мою безопасность?
— Я не говорил тебе ничего подобного, Зоя. Я никогда прямо не говорил о том, что мне грозит опасность. С чего ты взяла все это?
Теперь она вспомнила, что так и было.
— Но ведь ты делал все, чтобы я в это поверила…
— Ради тебя самой. Многое ты сама надумала, а я не препятствовал твоим заблуждениям. Но никогда не лгал…
— Ты… ты скрывал правду. Он смотрел на нее умными, внимательными глазами, будто просил понять.
— Все, что я делал для тебя, я делал бескорыстно…
Она сразу не могла все это переварить. Внутри клокотало неверие, смущение, смятение, слова, кажется, .. прилипли к небу:
— Ты… ты говорил об опасности… Но я не чувствую угрозу.
— Тебе действительно грозила опасность, Зоя, но теперь все позади. — Он взял ее руку в свои, будто утешая, повторял:
— Все делалось ради твоей безопасности…
— Но разве была угроза? — Зоя выдернула руку. — Интересно, от кого она исходила, ведь у меня нет недоброжелателей? — Сейчас она мучительно пыталась сообразить, кому понадобилось угрожать ей. Может быть, враги Тео решили, что она его дочь, и попытались шантажировать?
— Дело в том, что твоя персона представляет живейший интерес для многих весьма опасных людей. — Фрэнк выглядел очень серьезным. Голос его звучал мягко и одновременно пугал своей непреклонностью.
Сердце Зои отчаянно забилось.
— Но кто эти люди?
— В данную минуту я вряд ли смогу сказать тебе больше, чем уже сказал. Все, что происходит сейчас, связано с Леонардом Марстоном.
— Тем отцом-призраком, который так и не пожелал увидеть свою дочь? Какая черствость! Теперь-то он и подавно не соберется это сделать.
— Его работа не позволит этого, Зоя. Такой человек не подвержен влиянию эмоций.
И ты такой же! — хотелось крикнуть ей, но она сдержалась, потому что начала кое-что понимать. Сердцем она тосковала о матери, но и себя ей тоже было жалко. Этот Леонард Марстон за всю свою жизнь не сделал попытки обратить свое внимание на ее мать или признать рождение дочери — и все из-за работы. Фрэнк Блейкмор похож на него. В его душе не было места для любви — просто череда женщин для удовлетворения похотливого желания. Ничего больше.
Она обуздала свои эмоции.
— Ты говоришь так, будто знал его. Действительно знал?
— Мы не были друзьями. Леонард Марстон не из тех, кто впускает кого-либо в свою жизнь. Мы встречались несколько раз, но он со всеми держится на расстоянии протянутой руки. Если тебе угодно, твой отец такой холодный, колючий человек…
— Тебе он не понравился?
— Я уважал его.
— Это тоже ответ. Значит, он тебе не понравился, — настаивала Зоя.
— Тео для тебя сделал гораздо больше, чем смог бы сделать Леонард Марстон.
— И что из этого следует? Мне лучше забыть о существовании моего настоящего отца? Ах, как же я должна благодарить Тео за все для меня сделанное! — Она снова выпила бренди, чувствуя ущемлеиность оттого, что ее родной отец лишил ее многого. А если к этому добавить еще и то, что Фрэнк Блейкмор отнял у нее… Зоя с трудом сглотнула. — Я… я не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне сейчас?
— Твой отец и его команда потратили годы, чтобы отследить в Южной Америке наркобаронов. В этом году тяжелая работа благополучно завершилась. Им удалось довести дело до суда, на котором твой отец выступил главным свидетелем. Это был громкий процесс.
Зоя вдруг почувствовала, что задыхается. Она поспешно вышла на балкон и опустилась в плетеное кресло. Фрэнк присоединился к ней, захватив с собой бренди. Он сел напротив, а бутылку поставил на разделяющий их столик со стеклянной крышкой.
— Я понимаю, Зоя, как тяжело тебе это слышать, и, вероятно, сейчас тебе понятно мое негодование на Тео и твою мать. Не мое дело рассказывать тебе об отце, но… понимаешь, в таких обстоятельствах я могу и их понять. Ведь они любят тебя…
— Ровно настолько, чтобы скрывать от меня правду. — Она исторгла прерывистый глубокий вздох, растворившийся в теплом, напоенном ароматами ночном воздухе — Ты, нрав. Им бы следовало вернуться сюда. — Зоя нахмурилась. — Но есть нечто большее во всем этом, не так ли? — Она вскинула голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
Он утвердительно кивнул.
— Да, есть… но если ты к этому морально не готова…
— Я готова. Все это связано с поездкой на остров, да?
Фрэнк откинулся на спинку кресла и перекатывал в ладонях стакан с бренди.
— Мир торговцев наркотиками злобен, жесток и имеет разветвленную сеть. Работа твоего отца была опасной, поэтому ты, быть может, простишь его за то, что он, стремясь оградить тебя от опасностей, не хотел признать официально, что ты его дочь. Это делалось для твоего же блага, но даже предпринятые предосторожности оказались недостаточны в конце концов.
Сердце Зои учащенно забилось.
— Я не понимаю… — Она покачала головой.
— Наркодельцы пытались заставить замолчать твоего отца до начала процесса, хотели подобраться к нему лично, но он хорошо защищен. Однако месяц назад, несмотря на усиленную охрану, его офис в Лиме был взломан. — Фрэнк многозначительно посмотрел в глубину золотистого бренди, будто опасаясь, что эта божественная влага испарится, а вместе с ней испарятся и слова, которые он собирался сказать.
Зоя почувствовала напряжение и, чтобы разрядить обстановку, проговорила с нежностью:
— Фрэнк, продолжай. Я должна все знать. Он оторвал взгляд от стакана и взглянул на нее так тоскливо, что ей захотелось броситься к нему, обнять его и утешить.
Он глубоко вздохнул и посмотрел в сторону.
— В квартире твоего отца они обнаружили фото ребенка. Твою фотографию, Зоя. Много-много лет назад твоя мать послала ему этот снимок, может быть предпринимая еще одну попытку, чтобы вернуть его. Он хранил эту фотографию, но не при себе — это было слишком рискованно, — а в квартире. Только это и было нужно наркобаронам; они сразу догадались, что ребенок для него значит очень многое. Они поставили целью найти тебя.
У Зои перехватило дыхание, горло воспалилось, но у нее достало сил, чтобы побудить его продолжать рассказ.
— Значит, преследование касалось меня? — с испугом спросила она. Фрэнк кивнул.
— Твой отец подключил силы безопасности, лишь только обнаружил исчезновение фотографии. Один из телохранителей, мой старый друг, с которым я работал на Ближнем Востоке, немедленно связал меня с Тео. Обо всем остальном ты прекрасно знаешь.
— Значит, за мной охотились? — прерывисто выдохнула Зоя. — Значит, это я была в опасности, а не ты? О Господи! — Она раскачивалась, обхватив руками голову.
Фрэнк подошел к ней, присел, заглянул в лицо.
— Прости меня, милая, прости, что приходится говорить обо всем этом.
Зоя схватила его руки — не для того, чтобы оттолкнуть, но чтобы заручиться его поддержкой. Ее силы были на исходе.
— Тео… не отпускал меня от себя весь этот год… Наверное, он знал, что что-то случится. Я… я чувствовала себя точно преступница.
— Он всегда пытался охранять, оберегать тебя, так как знал, кто был твой отец. Вряд ли он предчувствовал то, что должно было случиться, но вероятность того, что так все может обернуться, не исключал. Он обеспечил безопасность и твоей матери, и тебе, потому что любит вас обеих. Гераклия сделала большую ошибку, а Тео, насколько был в силах, помогал ее исправить.
, Воцарилось молчание, в продолжение которого Зоя переваривала услышанное. Наконец она заговорила:
— Значит, моя мать совершила еще одну ошибку… послав фотографию моему отцу. — О Господи, ее бедная мать даже не подозревала, какому риску подвергала свою дочь. Неудивительно, что ее здесь нет: как она может посмотреть ей в глаза?!
Медленно Зоя высвободила свои дрожащие руки из его рук. Откинулась в кресле, уставясь на блестевшие в темном ночном небе звезды.
— Выходит, тебя наняли, чтобы защищать меня? — спросила она полушепотом.
Он собрался с силами, прежде чем тихо ответить:
— Да. Тео нанял меня твоим телохранителем — хотел, чтобы я переправил тебя в безопасное место. Он знал о существовании этого острова, и я провел на нем предварительные тщательные приготовления. Мне было важно, чтобы ты не догадалась о цели поездки.
Она просто теряла жизненные силы, узнавая правду и с трудом начиная постигать происходящее. Конечно, она задумалась и о том, какую боль испытывала ее мать и сколько вытерпел Тео, пытаясь хоть как-то залечить травму, нанесенную Гераклии. Но более всего она недовольна была собой, своим эгоистичным поведением. Фрэнк просто выполнял работу, увезя ее на остров. Остается только гадать: входили ли занятия любовью в его работу, или он делал это по воле обстоятельств, получая взаймы то, что ему предлагали?.. Она прикрыла глаза и сжала подлокотники кресла. Ведь даже теперь он здесь не по своей воле: работа не выполнена до конца. Ему поручено присматривать за ней, пока не вернутся Тео и Гераклия.
Она нашла в себе силы, чтобы произнести:
— Ты можешь ехать. Я не нуждаюсь в тебе больше, Фрэнк Блейкмор. Как ты верно заметил, я больше не ребенок и смогу присмотреть за собой сама. Мне не нужен опекун.
— Я не уеду, Зоя, — спокойно ответил он, — потому что работа еще не закончена.
— Ну да, конечно… с тобой еще не расплатились.
— И прекрати эти подковырки! Она презрительно скривила губы.
— Что, правда не нравится? Ты же не работал даром. И сейчас торчишь здесь для того, чтобы получить чек.
— Прекрати!
— негодующе воскликнул Фрэнк. Он порывисто убрал волосы со лба. Зоя наблюдала. Да, лицо у него уставшее, и эта усталость — неподдельная. Он, конечно, будет выполнять все как положено… ради денег.
— Прости за резкость, — прошептала она, потирая лоб дрожащими пальцами. — Я не знаю, кто меня за язык дергает. Это какое-то состояние аффекта. — Она нетвердо встала на ноги. — Но мне хотелось бы побыть наедине с собой. Я была бы рада, если бы ты уехал.
Зое не удалось пройти мимо него: он схватил ее за запястье, проговорив:
— Пока я не могу тебя оставить. Эти несколько слов обожгли ее, привели в волнение, даже встревожили.
— Значит, мои мучения пока не окончены? — Неужели она все еще в опасности? Сердце Зои сжалось. — Там, на острове, ты сказал, что опасность миновала… — Ее голос слегка дрожал, потому что она не понимала до конца происходящего. Он поднялся, обнял ее, почувствовав, как дрожит ее тело. Нежно погладил по волосам — такой успокаивающий жест. — Фрэнк, зачем? — прошептала она, уткнувшись в его плечо.
— Господи Боже мой, да я сам хотел бы, чтобы все было позади, но этот месяц… — Он медленно отстранился, обхватил ладонями ее раскрасневшееся лицо и заглянул в распахнутые глаза.
Ее сердце пустилось вскачь.
— Значит… значит, я все еще подвержена риску? — Когда рядом Фрэнк, она не боится за себя, но ведь опасность существует… Она так много страдала, любя его на острове, и это будет длиться еще месяц? Четыре недели его любви… и все закончится?..
— Сейчас прямой опасности нет. — Он прерывисто вздохнул. — Я слишком хорошо выполнял свою работу, Зоя. Они… они никогда не обнаружат тебя, но вчера… вчера твой отец был злодейски убит в Южной Америке…
Ее пронзительный крик прорезал тишину ночи и застыл в воздухе.
— Дорогая моя, мне так жаль, — со скорбью в голосе сказал Фрэнк после продолжительной паузы и еще сильнее сжал ее руки, не давая возможности вырваться.
— О Господи, нет!.. — неистово вскрикнула она. Кровь бешено стучала в ее висках. Единой чередой в голове пронеслось: образ матери, Тео, картины тягостной работы, которую выполнял Фрэнк… Кажется, она потеряла сознание — во всяком случае, перестала ощущать себя во времени и пространстве, вся как-то обмякла…
Зоя почувствовала, как Фрэнк кладет ее на кровать, и очертания комнаты поплыли у нее перед глазами. Смутно она осознавала, что он меняет холодные компрессы у нее на лбу.
Изредка Зоя издавала протяжные стоны. Постепенно Фрэнк освободил ее от одежды. Ей хотелось рыдать, но слез не было, и она не могла понять почему. Как можно сокрушаться о потере отца, которого даже не знала? Но душу распирали такое отчаяние, такая беспредельная, глубокая горечь…
— Не покидай меня, — сипло проговорила Зоя, когда он накрывал ее простыней. Она обвила руками его шею. Он нужен ей, о, как же он нужен ей!..
— Я не оставлю тебя одну, — услышала она, и он прилег рядом с ней на кровать. Потом нежно прижал ее к себе, укачивая, как младенца.
Ее сердце скорбело об отце, скорбело о неудавшейся жизни матери, о мучительных ожиданиях Тео, но, хоть она и укоряла себя за эгоизм, все равно она испытывала жалость и к себе. Ее раненая душа будто находилась в промежуточном состоянии между тем, что она отчаянно хотела бы обрести, и тем, что было навсегда утрачено: это любовь человека, который утешает ее только потому, что получает за это вознаграждение.
Глава 9
Когда Зоя проснулась, Фрэнк все еще находился подле нее. Он, казалось, тоже задремал, но до конца не расслабился, в этом не было сомнения.
Она осторожно коснулась золотого загара на его руке; в голове начало проясняться, однако облегчения не наступало. Прикусив губу и тем самым гася новую волну накатывающей боли, она вновь попыталась уснуть, потому что, если этого не произойдет, она просто не сможет рассуждать здраво.
Солнце было уже достаточно высоко, когда Зоя очнулась от забвения. Никого рядом. Она медленно приподнялась, встала с кровати. Голова была тяжелой и болела, сил хватило лишь на то, чтобы дойти до ванной и освежить лицо. Зеркало над раковиной без прикрас отразило то, какой она была в данную минуту. Бледность — вот все, что осталось после обескураживающих признаний Фрэнка, островной загар почти сошел. Глаза припухли, губы покраснели — ведь она покусывала их всю ночь.
Она набросила на себя прохладный хлопчатобумажный халат и вышла на балкон. Фрэнк плескался в бассейне; быстрые ловкие движения выдавали хорошего пловца. Он чересчур резко ударял по гладкой водной поверхности — видимо, это освобождало его от внутренней скованности, от какой-то тяжести в теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17