Я и так терпела черт знает сколько времени, вся состарилась из-за этого преждевременно. Что это за бандит, который стащил тебя у двух ротозеев?
– Он не бандит. Стив сломал ему жизнь, и он собирался отомстить ему.
– Ну дальше, дальше-то что? Что ему от тебя надо было?
– Он хотел, чтобы я изменила Стиву, как это сделала когда-то его невеста.
– Ох ты боже мой, все жилы ты из меня вытянула! Он добился своего?
– Нет, я не стала его любовницей.
– Правда, что ли?
– Да.
– Ну и лопух! Такой огород нагородить? И ради чего? Неизвестно! Но он хоть привлекательный?
– Да.
– Что ты собираешься делать?
– Не знаю.
– А ты знаешь, что Энтони признан законным отцом Майка?
Я кивнула.
– Все деньги из-за твоей кончины и кончины Стива перешли к Майку, и ты теперь без гроша. И вообще положение у тебя скандальное. Энтони, естественно, старается, стряпает тебе приличную легенду, как ты якобы заболела, добрые самаритяне тебя приютили, выходили, а он с Фрэнком просто ошиблись. Но все-таки какие у тебя планы?
– Я уеду куда-нибудь.
– А Энтони?
– При чем здесь он?
– Да ты что не видишь, он с ума по тебе сходит?
– Не преувеличивай, у него невеста Мак-Грегор.
– Она ему такая же невеста, как я папе римскому, он с ней так только проболтался, а когда узнал про Майка, он всех своих красоток распустил по домам, а после твоей кончины вообще монахом заделался.
– Мне все равно.
– Ах, тебе все равно! Скажите, пожалуйста! А о Майке ты подумала? Как он будет без отца или матери? Вот то-то же! Повздыхай, тебе полезно, эгоистка несчастная.
На следующий день Энтони вытащил у меня из рук книгу, которую я вовсе не читала, и сказал:
– Лиз, послушай, ты завтра должна выйти за меня замуж. Нет, не качай головой. Попробуй понять меня. Я был самоуверенным паршивцем до встречи с тобой, я считал, что между мужчиной и женщиной нет ничего, кроме голого секса, и это меня вполне устраивало, но только до того момента, когда я увидел тебя. Я был потрясен, ты была необыкновенно, сказочно хороша, но не это главное, ты была одна такая на всем свете, и я это понял и увязался за тобой, потому что уже не принадлежал себе, я не мог упустить тебя, я должен был узнать, кто ты, и узнал: ты была моей, а я по-идиотски отказался от тебя! Но я все равно был рад, я был в каком-то восторженном чаду, не спал всю ночь, еле дождался утра и поехал к Гарри, чтобы иметь возможность снова увидеть тебя. Ты была так же прекрасна и необыкновенна, и все это не сон, но ты целовалась с Рэем и не принадлежала мне, я должен был тебя завоевать. А потом как же я радовался, когда Нэнси мне все рассказала! Я приехал к тебе и наделал непростительных глупостей, я потерял свое хладнокровие, потому что был слишком влюблен и еще слишком самоуверен и думал, что ты от меня все равно не уйдешь. Рэя я уже не принимал в расчет, а про Стива забыл. И ужасно поплатился! Когда я увидел вашу фотографию в газетах, я был как громом поражен. Он не имел права, он украл тебя, я пришел в ярость и готов был убить его и, наверное, что-нибудь сделал бы отчаянное, если бы вы не улетели. Я не знал, что так можно страдать от ревности; как представлю, что ты находишься в полной его власти, ты, которую я взял первым, которая должна принадлежать мне, и никому другому, я просто с ума сходил и никогда так не напивался до полного бесчувствия. А потом ты от него сбежала, я искал тебя как бешеный, но напрасно. Стиву опять повезло. И я понял, что потерял тебя навсегда, потому что он никогда не отпустит тебя, это было видно по его обожающему взгляду, которым он смотрел на тебя, и ты тоже его любила. И несмотря ни на что, во мне теплилась надежда. Я приходил к Нэнси, чтобы узнать что-нибудь. Для меня все было важно, самые незначительные мелочи и, если посчастливится, увидеть тебя. Я гонялся за тобой, ходил во все места, которые вы посещали. Мне приходилось крепко держать себя в руках, чтобы никто не догадался о моей безнадежной любви. Одна Нэнси знала о ней, когда ты уехала, она рассказала о Майке. Это была невообразимая радость, у меня опять появились права на тебя. И потом, когда ты сказала, что Стив пропал, мне стоило большого труда, чтобы сдержаться. Помнишь, я тогда загадал желание, я молил бога, чтобы Стив не нашелся. Но он рассудил иначе. Если бы не Фрэнк, то я бы последовал за тобой туда. А потом безграничное отчаяние и мрак. И вот, когда свершилось чудо, ты жива, и я тебя нашел, ты должна стать моей, ни у кого нет на тебя прав, потому что никто так не страдал и не любил, как я…
Я была поражена его признанием и не смогла отказать ему.
Церемония свершилась быстро и скромно, кроме Нэнси и ее мужа, никто не присутствовал. Мы никуда не уехали.
Когда Энтони в тот день привел меня в спальню, он опустился передо мной на колени и крепко обнял меня. А потом он утолял свой острый чувственный голод с каким-то исступлением и восторгом, я старалась дать ему облегчение, но ему было мало. Мы заснули тогда в полном изнеможении. Это был сумасшедший месяц, а Энтони сумасшедшим счастливым новобрачным.
ГЛАВА 39. ТОСКА
Все это время я не помнила о нем, как будто его никогда не существовало. Но однажды, когда мы ехали с Энтони к Нэнси, я вдруг очень отчетливо увидела тот его особенный взгляд, которым он смотрел на меня, когда уходил и оглядывался, а я собирала рассыпавшиеся кисти. Он знал уже тогда, что Стив разбился, и думал, что со мной делать. И он решил оставить меня! И ничего не говорить! Но зачем он это сделал?
Этот вопрос мучил меня всю дорогу, он не оставил меня и потом, как и воспоминания, которые внезапно нахлынули вместе с ним. С их приходом в моей душе поселились беспокойство и какая-то беспричинная изматывающая тоска. Она не была связана со Стивом, потому что сердце мое смирилось и отболело, этого было не вернуть, это ушло безвозвратно, и ничего здесь не поделаешь.
Энтони сразу почувствовал мою маяту. Он спрашивал меня, я отговаривалась, успокаивала его, стараясь сдерживаться, но это мне все хуже и хуже удавалось. Характер мой сделался очень неровен: я могла смеяться, а через минуту вспылить по какому-нибудь ничтожному поводу, заплакать, а потом замкнуться в себе до полной апатии, и так снова, по кругу. Я сама себя не понимала и не узнавала и ничего не могла объяснить Энтони. Я его иногда ненавидела до ожесточения, потом ужасалась себе и старалась загладить свое зло. Я жалела его и принималась просить прощения неизвестно за что и лихорадочно целовать. В такие минуты он прижимал меня к себе и укачивал, как маленькую девочку. Он показывал меня врачам, но они ничего серьезного не нашли и выписали всякие успокаивающие пилюли. Мы пробовали уехать, но мне делалось еще хуже, и мы возвращались домой.
Это были обыкновенный день и обыкновенная ночь, и мы заснули удовлетворенные в объятиях друг друга, только проснулась я не прежней. Энтони уже встал и куда-то вышел, а я лежала и вспоминала необычайно яркий сон, который только что приснился мне. Там я была счастлива, потому что надо мной было его склоненное лицо. Он о чем-то говорил, но я не слышала его слов, я следила за солнечными бликами и тенями от листвы на его лице, они все время менялись и двигались из-за того, что он шел и нес меня на руках, как тогда, когда я подвернула ногу. И мне было необыкновенно хорошо под взглядом его лучистых глаз, которые любили меня. Да! Да! Любили! Но и я любила его! Вот отчего эта странная тоска. Боже мой! Как это могло случиться? Я не должна. Так не бывает.
Я вздрогнула от прикосновения губ Энтони к моему плечу. Он повернул меня и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Что случилось, Лиз?
– Мне он приснился!
– Кто он?
– Корсан! Я люблю его!
– Нет.
– Я все теперь поняла! Он оставил меня, потому что тоже любил!
– Я в этом не сомневался, было бы странно, если бы этот негодяй устоял. Но ты его любить не можешь, он тебя разлучил со Стивом и держал силой.
– Это все так, правильно! И я не знаю, но я люблю его!
– Нет, это игра воображения, последствия твоего сна и болезненного состояния. Все рассеется, вот увидишь, детка. Вставай. Сейчас ты примешь ванну, мы позавтракаем, я тебя немного погоняю на корте, а потом ты нарядишься и мы поедем на выставку.
Я встала и была послушна. Я делала все, как он хотел. Но душа-то, моя душа, она мне больше не принадлежала! И я не смогла ее вернуть, и Энтони не смог.
Прошло три месяца, я сидела у окна, струйки дождя бежали по стеклу, но я не видела их и не слышала, как вошел Энтони, оттого что я была не здесь, я была там, у него. Я пришла в себя, только когда что-то разбилось.
– Зачем ты ее разбил? – равнодушно спросила я, глядя на осколки вазы, которую он швырнул о стену. Он опять был пьян и еле стоял на ногах.
– Я ее разбил, моя радость, потому что так больше продолжаться не может! Идем!
Он схватил меня за руку и потащил за собой, натянул на меня плащ, нахлобучил шляпу, сунул в руки сумочку и сказал:
– Все, детка, я отпускаю тебя к твоему милому! Но развода и Майка я не дам никогда! Я подожду, пока он тебе надоест. Я буду ждать год, два, десять – столько, сколько потребуется, но я дождусь тебя. А сейчас отправляйся!
Он открыл дверь, вытолкнул меня и захлопнул ее. И я пошла, я купила билет и села в самолет.
ГЛАВА 40. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
Я его сразу заметила! Он стоял отдельно от всех и смотрел на меня. Когда я до него дошла, он взял мое лицо в ладони, и слова были не нужны, потому что наши глаза говорили восхитительные вещи. Потом наши губы встретились и мы перестали слышать рев реактивных двигателей, мы были заворожены неровным грохотом наших сердец.
И только дома я спросила:
– Как ты узнал, что я прилечу?
– Я все про тебя знаю, потому что люблю тебя.
– И ты знал, что я люблю?
– Да, когда ты выбежала встречать нас с доктором, я прочитал это в твоих глазах.
– Но тогда почему ты дал мне убежать?
– Я боялся спугнуть тебя, ты еще не знала, что любишь меня.
– Но значит, я предала Стива?
– Нет, он уже погиб, не мучайся, так было суждено, мы должны были встретиться и полюбить друг друга. Когда тебя, больную, в горячке, принесли сюда, ты была беспомощна и необычайно красива. В моей ожесточенной душе что-то дрогнуло, и в ней не осталось покоя. Я часто приходил и смотрел на тебя, и целовал. Я удивлялся себе, но не мог удержаться. Это была еще не любовь, но и не та обыкновенная страсть, которую я знал до тебя, это было какое-то новое сильное чувство, и оно уже властно заявляло о себе, я мучительно ревновал. Помнишь? Тогда я накричал на тебя, мне была нестерпима мысль, что ты отдалась Стиву, она меня приводила в ярость и рождала бешеное желание овладеть тобой, и я не удержался, но ты мне ответила отказом. Я пришел в себя и увидел, что еще немного, и ты меня сделаешь своим рабом или негодяем. И я уехал, удрал. Я спасался от тебя. У меня были красивые женщины, и мне показалось, что я освободился от твоего наваждения, кроме того, я получил известие, что Стив разбился. Я вернулся, чтобы отпустить тебя. Но, когда увидел твое лицо, глаза и то их непередаваемое выражение детского испуга, интереса и веселья, я безумно обрадовался, я был так рад, что ты есть и в моей власти, что без труда смог убедить себя ничего тебе не говорить и оставить все как есть. У меня появилась надежда, ты изменилась, ты не была уже враждебна и меньше боялась меня. И чем больше я узнавал тебя, тем больше влюблялся, и мне все трудней было не выдать себя. Ах, ты не знаешь, чего мне стоило оторваться от твоих губ и уйти! В конце концов я запретил себе целовать тебя, потому что уже мог не выдержать. Ни одна женщина не изводила меня так! Но вот тогда, когда я не видел тебя несколько дней, я вошел, и не мог дотерпеть до утра; я хотел только увидеть тебя, и все, но ты спала, такая прекрасная. И мне вдруг показалось, что ты примешь меня, кровь бросилась мне в голову, и я решился, хотел взять тебя, а потом открыться, что люблю, но ты охладила мой пыл вазой и была права. Я буду благодарен тебе до конца дней моих, потому что время еще не пришло, я бы потерял тебя. А потом господь смилостивился надо мной и послал тот тайфун. И я получил в награду твой любящий сияющий взгляд. И целых четыре дня воображал, что ты действительно моя, а я твой муж и могу обнимать тебя и прижимать к себе, но ты сердилась, и во мне появилось беспокойство и неуверенность, что твой взгляд лишь привиделся мне. И когда доктор уехал, я боялся взглянуть на тебя, я сбежал. Когда тот человек пришел за тобой, мне доложили о нем, но я запретил вас трогать: меня как осенило, что я не должен вмешиваться в ход событий, иначе все пропало, я потеряю тебя. Мне было очень нелегко, я страдал так, что все, что я пережил за те десять лет, было ничто в сравнении с этим. А когда я узнал, что ты вышла за него, я был в таком отчаянии, что хотел застрелиться, меня спасла осечка. И, наверное, из-за новых моих мук бог опять сжалился надо мной и вернул мне тебя. И я благодарен ему за свою странную судьбу и не хотел бы никакой другой, потому что все мои беды и несчастья явились залогом встречи с тобой и теперь ты моя! Ты не знаешь, как я счастлив сейчас!
Но я знала, потому что сама была так же счастлива.
Наше счастье длится вот уже двенадцать лет. У нас родился сын. Доминик был очень рад ему и горд. И я настояла на том, чтобы наш сын был тоже Доминик, для меня это самое лучшее имя на свете. Вот только нашего малыша ему пришлось усыновить из-за того, что Энтони не дает мне развода и не разрешает увидеться с Майком.
Живем мы так же уединенно и очень редко куда-нибудь выезжаем, нам это и не нужно, у нас есть все для счастья: любовь, сын, наш дом, лес, небо и пруд для мелких неприятностей и обид.
Доминик-большой пишет свои рассказы, занимается с сыном, которого обожает, и мной. Да, я его всегда занимаю и никогда не мешаю, он даже пристроился со своим столом у меня в мастерской и не забыл прихватить мой портрет с подставкой, он утверждает, что для вдохновения ему необходимо присутствие нас обеих: венценосной и в халате, запачканном красками. Мы так же спорим о достоинствах и недостатках его рассказов, но он раздобыл где-то вредных книг, начитался всякой дребедени о живописи, да еще я, на свою голову, кое-что ему порассказала, и он уже может отвести душу, но я тоже не сдаюсь и защищаюсь очень стойко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28