мраморные ванны 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

В этом нет ничего криминального, не так ли?
Глава 10
«Корабль зашел в гавань».
Не очень.
«Корабль вошел в гавань».
Лучше, но…
«Входя в гавань, корабль…»
Джек нервно забарабанил по клавиатуре компьютера, хмуро взирая на плоды своих творческих потуг.
«Корабль — пыхтя?.. скользя?.. на всех парусах?.. на крейсерской скорости?»
Нет. Думай. Корабль, рожденный его воображением, был старой здоровенной посудиной, пробивающей путь сквозь высокие волны. Как насчет этого?
«Корабль, вспахивая море килем, вошел в гавань».
О да! Блестяще. Джек опустил палец на кнопку Delete и с силой нажал.
Теперь ему светил лишь белый значок курсора — солнечный зайчик на плоском голубом поле экрана. Он закрыл глаза, стараясь настроиться на работу.
«Громоздкое судно, неуклюже переваливаясь, зашло в гавань промозглой февральской ночью. Ржавый металл потрескивал от холода».
Вот это уже лучше. Он сказал читателю, что ночь выдалась холодная, а корабль был большой и старый. Ему нравилось слово «промозглой» и выражение «потрескивать от холода». Он улавливал некий ритм в этом отрывке — словно он был написан белым стихом. Но индивидуальность автора ускользала от Джека — кем написаны эти строки: Джеком Мэдисоном, Сомерсетом Моэмом или Мистером Никто? Не станет ли высказывание более экспрессивным, если поменять слова местами?
«Однажды промозглой февральской ночью в гавань, тяжело переваливаясь…»
Или отрывочно, как в стихах?
«Промозглая ночь. Февраль. Холодный скрежет ржавого металла».
Ржавого? Проржавленного? Ржавеющего? Скрежет или треск?
Джек почесал нос. А ржавый металл трещит? И можно ли назвать это судно кораблем? Есть ли различие между кораблем и шхуной? Джек решил заглянуть в справочник. Нашел в энциклопедии раздел «Кораблевождение». Описание или картинка могли навести на мысль, вдохновить. Через полчаса Джек уже знал все и про всех на букву «К», он также узнал, чем отличается корабль от шхуны. Значит, все было правильно. Итак, корабль в гавани. Что же дальше? Джек взглянул на часы. Отлично! Время пить кофе.
На кухне царил чудовищный беспорядок. И это в квартире, где живет женщина! Джек решил заняться уборкой. Согрел воды, налил в раковину, добавил пенящееся средство и вымыл пару тарелок, но тут до него дошло, что посуда и сама может отмокнуть. И вместо того чтобы заниматься бесполезным делом, взял в руки газету — вдруг он пропустил что-то важное? Он узнал, что в Рио температура поднялась до 105 по Фаренгейту, а в Анкаре — всего 35 по Цельсию. Нью-Йорк, с его 70 по Фаренгейту, оказался как раз посредине — просто удивительно! Он налил себе кофе и хотел отнести его на рабочий стол, как вдруг вспомнил, что в одном из ящиков расшаталась петля и уже несколько недель он никак не соберется ее прикрутить. Джек вздохнул — еще одна задержка. И все же не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. Где там отвертки?
Через двадцать минут он вернулся на прежнее место, только сейчас ноготь большого пальца был залеплен пластырем. Он сидел с отсутствующим видом, ожидая, когда на него снизойдет вдохновение. В голове была каша. Джек завыл. Ну почему он не может писать? Что случилось? Раньше слова сами лились мощным потоком, как-то он написал за день рассказ. В неистовом стремлении опубликоваться он трудился, не зная отдыха, придирчиво оценивая свою работу, и с первой же попытки добился успеха, который принял как должное. Обыкновенное чудо. Все тогда было для него внове: увидев свой рассказ напечатанным, он пришел в восторг, а оформление книги его совершенно не интересовало. Он даже удивился, когда его попросили высказать свои пожелания в отношении обложки. Так же равнодушно он относился к издательским рекламным объявлениям, которые ему приходилось писать. И к рецензиям, падавшим к его ногам, словно персиковый цвет весной.
Джек открыл нижний ящик стола, с трепетом вытащил папку с вырезками из журналов, лежавшую на дне, положил на колени, отъехал вместе со стулом назад и принялся листать страницы. По мере того как он читал, самодовольная улыбка все шире расплывалась у него на физиономии. Вот оно: «Мэдисон раскручивает сюжеты один за другим с изящной непринужденностью истинного профессионала и в то же время не отстраняется от своих героев, не теряет к ним сочувствия» («Нью-Йорк таймс»). Еще одна, из самых любимых: «Удивительно интеллигентный, он пишет блестяще, с изяществом, о котором многим писателям даже постарше приходится только мечтать» («Вашингтон пост»). «Блестяще» — о чем это? Ладно, это всего лишь «Литл-Рок пост», но не все же в Арканзасе такие тупые. Помимо некоего Хирш-берга, который полагал, что Джек «не полностью охватил постмодернизм» (что бы он ни имел под этим в виду), и чей роман Джек мечтал получить на рецензию, все авторы статей в один голос говорили одно: он, Джек Мэдисон, хорош. Был. Тогда. Джек взглянул на дату под одной из статей и захлопнул папку. Сроки сдачи нового романа давно прошли. Он должен торопиться! Джек тупо смотрел на пустой экран. В голове мелькали обрывки мыслей, никак не желавшие оформляться в слова. Все, о чем он мечтал, — соединить в своем романе достоинства «Больших надежд», «Великого Гэтсби», «Над пропастью во ржи» и «Шума и ярости». Сюжет был спрятан где-то в тайниках подсознания.
Джек взглянул на часы. Хоть бы кто-то позвонил и пригласил его на ленч. Он вымучил еще два предложения, прочел вслух, напечатал различными шрифтами, выбирая наиболее впечатляющий вариант, и попросил компьютер сообщить, сколько он настругал слов (163). Может, вдохновение не идет потому, что он голоден?
Джек пошел на кухню и стал готовить сандвич: ветчина, сыр, укроп, горчица. Мозг был занят сложными вычислениями. Предположим, он будет писать двести слов в день, в неделю — примерно тысячу; таким образом, с учетом выходных и отпуска, остается еще два года до окончания работы. Два года, Господи! Ему будет тридцать четыре, почти полжизни позади. И где гарантия, что он вообще напишет этот роман? Если быть честным, его продуктивность за последние два года оставляет желать лучшего. Один рассказ, россыпь ярких, но весьма быстро забытых статей в журналы, пара дюжин обзоров. (Но кто в наши дни придает значение обзорам? Рецензии, по словам Лео, выеденного яйца не стоят.)
Джек принес сандвич в гостиную, прихватив бутылку лимонада, и включил телевизор. Очень важно быть в курсе того, что творится на ниве поп-культуры. К тому же нельзя работать и есть одновременно. Пять благословенных минут он слушал признания толстухи в ковбойских ботинках, испытавшей на себе сексуальные домогательства. Мужчина с накладкой из искусственных волос на месте лысины, одетый словно для игры в гольф, вытягивал из нее одну сальную подробность за другой до тех пор, пока женщина не разразилась рыданиями, на что публика в зале ответила дружными аплодисментами. Должно быть, публичные казни так же будоражат общественное сознание — такого рода шоу не что иное, как корректная замена кровавых зрелищ, подумал Джек, переключая приемник на другой канал. Но сколько ни щелкай пультом, везде одно и то же — коктейль из приятно возбуждающих пошлостей, скуки и детской беззаботной жестокости. Джек начал было формулировать теорию культурной зрелости, согласно которой современная Америка оказывалась примерно в таком же возрасте, как средневековая Европа, пока его не отвлекла телевикторина, в которой новобрачным с завязанными глазами учиняли допрос по поводу домашних и сексуальных предпочтений партнера. Джек печально покачал головой и включил другой канал. Иногда Джек задумывался о том, стоило ли вообще связывать жизнь с литературным творчеством. Не лучше ли было податься в Голливуд и писать сценарии-однодневки? О, надо же — «Баффи — покоритель вампиров». Джек хлопнул себя по колену.
Джек, глядя на экран, медленно жевал бутерброд. Он отправил в рот последний кусок, когда зазвонил телефон. Недовольно фыркнув, Джек нехотя поднялся с дивана и, приглушив звук, пошел к телефону, продолжая смотреть на экран.
— Да? — Ого. Похоже, у Баффи будут проблемы с этим красноглазым парнем, который крадется к нему сзади.
— Привет! Фрея дома? — Голос мужской. «Фрея» прозвучало как «фраер».
— Нет, — пробормотал Джек, дожевывая сандвич.
— А вечером будет?
— Наверное.
— Ладно. Я перезвоню. Передайте, что звонил Макс. — В трубке раздались гудки.
Через пять минут повторилось то же самое, за тем исключением, что мужчина назвался Норманом. Джек разозлился. В конце концов, он ей не секретарь. У него работа. Как только он узнает, что случится с Баффи…
Черт! Опять телефон. Они что, не могут дождаться конца рабочего дня? Мужчина, назвавшийся Лукасом, заявил, что звонит из своего лимузина. До чего же у Фреи приставу-чие кавалеры.
— А вы, кстати, кто? — поинтересовался Лукас. — Не ее ли муж, ха-ха?
— Я… Я здесь живу. — Джек был в бешенстве.
— А, понятно. Вы и есть тот самый гей?
— Нет!
Джек швырнул трубку. Разве можно работать, когда без конца отвлекают? Джек снова уставился на экран. Женщину в белых, плотно облегающих теннисных шортах заслонил огромный наплывающий пакет с тампаксами. Чудесно! Грандиозно! Он пропустил самое главное в фильме.
Джек выключил телевизор и вернулся в свой «офис» в самом мрачном расположении духа. Вещи Фреи заполнили все пространство: везде были развешаны платья, на краю книжной полки примостились баночки с лосьонами и кремами, воздух был пропитан ароматом духов. На подоконнике появились какие-то чертовы цветы — ирисы, что ли? Или гладиолусы? Какие-то высокие красные штуковины — такие изображают на слащавых открытках. Мужчине для эффективной работы нужен строгий порядок, все должно быть просто и аккуратно. Это кабинет, а не салон красоты. Внезапно Джек увидел пачку журналов под кроватью и зашипел в гневе. Может, ему бы понадобилось сослаться на какую-то статью! Да как она посмела сунуть их под кровать?! Он мог потратить часы на поиски! Некоторые она даже открыла и перегнула! Джек сердито вытащил стопку из-под кровати. Некоторые страницы пестрели пометками. Из журнала выпала незакрепленная страница — наверное, реклама. Он подобрал ее.
Черновик письма. Чем дальше он читал, тем явственнее на его физиономии проступала злорадная ухмылка. Вот до чего она дошла! Похоже, начала охоту за новым бойфрендом — некого стало мучить.
«От Фреи (его электронный адрес). Тема: свидание.
Я видела ваше объявление в «Книжном обозрении». Если вы заинтересованы в том, чтобы поужинать в этот выходной с высокой / привлекательной — вычеркнуто, стройной — вычеркнуто / блондинкой, работающей / 35 — вычеркнуто, 33 — вычеркнуто, 29 — вычеркнуто /, около тридцати, свяжитесь со мной и убедите в том, что нам следует встретиться. Звоните только вечером, связь по электронной почте — исключительно с полуночи до 7 утра.
P.S. Если трубку возьмет мужчина — это мой сосед по квартире. / «Он только друг» — вычеркнуто, «он мой брат» — вычеркнуто. / Он гей».
Джек ударил кулаком по столу, схватил ее дурацкие цветы, свернул им головки, словно цыплятам, после чего запихнул в корзину для бумаг. Как посмела она дать его электронный адрес каким-то придуркам из Клуба одиноких сердец? Как посмела она осквернить его компьютер, его священную директорию, в которой он хранил сокровища своего сердца, свои мысли и надежды, безвкусными любовными записочками? Кого это она назвала геем? Джек заходил по комнате, пиная ногами попадавшиеся на пути коробки с обувью. Она дала им его телефон, мало того, что это опасно, так теперь всякие идиоты еще долго будут звонить сюда уже после того, как она съедет. Надо же быть такой эгоисткой!
Когда раздался очередной звонок, Джек, как разъяренный бык, бросился в гостиную.
— Ее здесь нет! — заорал он в трубку.
— Джек, это ты? Это Майкл Петерсон. С тобой все в порядке?
— Да, да. — Джек изобразил снисходительный смешок. — Творчество, знаешь ли, так засасывает.
— Прости, что оторвал тебя от работы, но я хотел бы узнать твой электронный адрес. Мне надо послать Фрее сообщение.
Джек усталым голосом продиктовал адрес. Только потому, что он дома днем, все думают, будто он не работает и его можно беспокоить по всяким пустякам. Почему этот парень не позвонит Фрее, не оторвет ее от работы?
— Фрея по вечерам обычно здесь, — с подчеркнутой сухостью сообщил Джек, — если тебя это интересует.
— Благодарю, — в тон ему ответил Майкл. — Полагаю, вы наслаждаетесь обществом друг друга, — добавил он, как показалось Джеку, обиженно.
— Наслаждаемся? — Джек хотел в соответствующих выражениях высказать все, что думал о Фрее, но тут ему в голову пришла блестящая идея. Он уговорит Майкла забрать ее обратно! Тогда он сможет принимать душ когда захочет, спокойно читать газеты, приводить красивых девчонок. Джек едва сдержал истерический вопль радости и прочувствованно сказал: — Как можно не наслаждаться обществом Фреи? Она такой хороший товарищ, с ней так… легко. Но… — в голосе его зазвучали грустные нотки, — я о ней беспокоюсь.
— В самом деле?
— Она сама не своя. Одинокая и несчастная. Думаю, ей тебя не хватает.
— Неужели? — ледяным тоном произнес Майкл.
— О, она притворяется счастливой. Улыбается, но… — Джек сделал многозначительную паузу, — сердце ее разбито.
— Хорошо, — сказал Майкл.
Хорошо? Кто пишет этот сценарий?
— Сейчас я тебе расскажу, что случилось в понедельник в моей квартире. — Майкл говорил так, словно выступал в суде, защищая своих клиентов: четко, последовательно, при этом отнюдь не бесстрастно.
Джек слушал, ошеломленный. Похоже, у матери Майкла случился приступ после краткого общения с Фреей в его квартире. Миссис Петерсон переехала в отель «Плаза» и по сей день живет там. Разумеется, за счет Майкла, пользуясь сервисом по высшему разряду. Но это еще не самое худшее.
— Шесть дюймов? — повторил Джек, когда Майкл, перечисляя постигшие его беды, достиг кульминации. — Это… это ужасно. — Джек едва сдержал смех, представив себе Майкла, облаченного в брюки, из-под которых торчат его волосатые ноги в эксклюзивных носках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49


А-П

П-Я