Дочь, превратившаяся в золотую статую, когда он ее обнял, снова ожила, а сам царь снова смог есть пищу и пить вино.
Байрон сидел в башне форта, от Лос-Анджелеса его отделяли сотни километров. Он сидел и думал, как можно исправить все то, что он натворил. Как? Перестать подбирать сценарии фильмов, которые развлекали миллионы и тысячам предоставляли работу? Он всегда испытывал восторг, глядя, как придуманная история оживает на экране. Да и потом, от прогресса никуда не денешься. Он потер лоб, пытаясь снять напряжение.
— Мне очень жаль, — сказал он наконец и умолк. Байрон взял себе за правило никогда не вмешиваться в личные дела других людей. Жизнь очень жестока к тем, кто проявляет излишнее участие.
Но ведь Чад и Кэролин всегда были его лучшими друзьями. Он кашлянул и решил посягнуть на запретную территорию.
— И… что же случилось?
— Не знаю даже, с чего начать. — Чад вздохнул. — Примерно год назад Кэро перестала принимать антидепрессанты. Ни со мной не посоветовалась, ни с врачом. Ты знаешь, как я ее люблю, но я же не каменный! Сколько можно? Ухожу из дома и не знаю, что застану, когда вернусь: то ли Кэро будет прыгать до потолка от счастья, то ли Кэро превратится в депрессивного зомби, то ли Кэро на пустом месте закатит мне такую истерику, что только держись.
Байрон слушал, как Чад описывает свой рушащийся брак, и испытывал все возрастающее чувство неловкости. «Как же так: Кэролин вот уже год, как бросила принимать лекарства, а Чад только сейчас заметил?» — подумал он.
Впрочем, он-то сам разве лучше? Ведь брак его друга разрушился не в одночасье, а он не замечал никаких тревожных признаков. Ну, может, и замечал где-то на подсознательном уровне, но ничего не говорил. Когда Чад наконец умолк, высказав все, что накипело, Байрон спросил:
— А как же дети?
— Не знаю, — вздохнул Чад. — Детей я не видел с тех пор, как она выгнала меня из дома. У меня дел по горло. Режиссер, с которым я сейчас работаю, постоянно просит внести в сценарий изменения, совсем замучил. Не до детей мне сейчас.
При этих словах Байрона передернуло. Значит, Чаду сейчас не до детей. В нем закипал гнев. Так и хотелось разразиться тирадой. Но потом Байрон решил, что толку от этого все равно не будет, и, чтобы взять себя в руки, встал и прошелся по комнате.
— Мне очень жаль, что так вышло.
— Да, но ты сам знаешь, что во время съемок нет ни минуты свободного времени.
— Знаю. — Байрон развернулся и прошелся обратно, на этот раз быстрее. — Бизнес требует жертв. Я все прекрасно понимаю.
Чувствуя, что вот-вот взорвется от накипевших чувств, он обогнул журнальный столик. Байрон вспомнил о разводе родителей и о том, каких невероятных усилий стоило делать вид, что ему все равно. Внезапно у него развязался язык.
— Извини, но я этого понять и принять не могу. Нельзя вот так бросить детей и ждать, пока у тебя появится для них свободная минутка. Ты хоть знаешь, как тяжело дети переживают развод родителей? Кэро выгнала тебя из дома две недели назад, и с тех пор ты ни разу не поговорил с Джейд и Мичем? Конечно, тебе некогда! Бросил их с истеричной мамашей, страдающей маниакальной депрессией. Одному Богу известно, в каком она сейчас состоянии! А они, наверно, ждут, когда папа придет домой… Да как ты мог?!
— Ах, как я мог?! — В голосе Чада прозвучало некоторое удивление. — С тобой явно творится что-то неладное. Раньше твои интересы ограничивались исключительно модными вечеринками и тебя заботило только одно — как за хорошие деньги продать очередной сценарий!
Байрон оставил этот выпад без внимания и продолжил:
— Почему ты не навестишь Джейд и Мича? Сядь и объясни им, что в произошедшем нет их вины.
— Ладно, ладно, — вздохнул Чад. — Когда отснимем фильм, свожу их в Диснейленд.
— Ну да, просто замечательно. Этим ты искупишь все. — На этот раз в голосе Байрона прозвучал свойственный ему сарказм. — А когда Мичу исполнится шестнадцать, купишь ему «феррари». Он все простит и забудет. Он вырастет и, конечно, поймет, что когда родители так заняты обустройством личной жизни, они вправе забыть о существовании детей.
— Но я вовсе не забыл о Джейд и Миче! Я о них помню!
— Тогда почему ты ни разу не упомянул их во время своего монолога о том, какие страдания тебе причиняет болезнь Кэро?
— Да что с тобой, парень? С каких это пор ты стал таким занудой? Наверно, ты давно не был в свете, и из-за этого у тебя ссохлись извилины.
— А по-моему, я еще недостаточно пожил в одиночестве, — огрызнулся Байрон. Он весь дрожал от никогда не испытываемых им прежде чувств. — Жизнь состоит не только в том, чтобы зевать на вечеринках.
— Но тебе лучше всего удается роль скучающего циника, Байрон. Такова уж твоя натура.
«Неужели, — подумал Байрон, — я так долго жил под девизом „Я Байрон Паркс, а на все остальное мне наплевать“, что действительно стал таким? А если это всего лишь маска, то кто же я на самом деле?»
Кто такой Байрон Паркс, черт побери?!
Интересно, что в большей степени отражает его характер: маски Бофорта и Гаспара или та роль, которую он играл всю свою жизнь?
Краем глаза он заметил движение на одном из мониторов. Изображение Эйми перескочило с одного экрана на следующий: она несла поднос с едой. Очевидно, она уже приготовила обед и направляется в кабинет Бофорта.
Он вспомнил про оставленный на столе журнал: она заинтересовалась им во время интервью. Не хватало еще, чтобы она повнимательнее вгляделась в фото на обложке и заметила сходство с его лицом! Байрон достаточно хорошо изучил людей и знал, что они не прочь порыться в чужих вещах, когда думают, что их никто не видит.
— Чад, мне пора. — Эйми была уже в библиотеке. — А ты все-таки выкрои время для детей. Они важнее какого-то там фильма.
Выключив телефон, он бросился вниз по лестнице и успел занять место за столом. Быстро проверил, не сбился ли парик и не отклеилась ли эспаньолка.
Байрон сделал глубокий вдох и расслабился — совсем как актер, работающий по системе Станиславского. Затем выдохнул и превратился в Ланса Бофорта: веселого, открытого и приятного в общении.
Совсем не похожего на Байрона Паркса.
Глава 3
Эйми заглянула в открытую дверь кабинета: Ланс Бофорт сидел за столом и приглаживал пальцами длинные пряди своих волос: наверное, он имел привычку раздраженно теребить их, когда работа не клеится. Да, сложно, должно быть, реконструировать такую громаду, да еще когда нет рабочих.
— Тук-тук, — сказала Эйми. Руки у нее были заняты подносом с едой, а ввалиться просто так она не хотела.
— А! — Его лицо осветила улыбка, при виде которой у Эйми учащенно забилось сердце. — Входите.
Она осторожно внесла поднос: на нем с трудом умещались две тарелки и два стакана чая со льдом.
— Дайте я помогу. — Ланс поднялся и подошел, чтобы забрать у нее поднос. И как она могла забыть, что он так хорош собой? Его рубашка была по-прежнему расстегнута, и при виде скульптурного торса у Эйми мурашки по телу забегали.
— Боюсь, у меня не получилось сделать салат — овощи были заморожены. То есть теперь-то они не заморожены. Я хочу сказать, они сейчас размораживаются… — Эйми почувствовала, что несет какую-то чушь, и заставила себя умолкнуть. — Надеюсь, это пока сгодится. А потом я куплю продукты.
— Не переживайте, все сгодится. — Эту фразу он произнес с французским акцентом, слегка нараспев.
Когда Ланс забрал у нее поднос, она неловко уронила руки, словно недоумевая, что теперь с ними делать.
— Мне отправить мистеру Гаспару обед с помощью «немого официанта»?
— Нет-нет, я сам ему отнесу.
— А-а-а, — разочарованно протянула Эйми: ей очень хотелось посмотреть, как работает устройство. — Ну ладно.
— Выглядит просто превосходно. — Ланс удивленно взглянул на блюда. — Что это?
— Жареная грудка цыпленка, — гордо объявила она, — И рис, политый белым вином.
— Шутите! — воскликнул он, почему-то с американским акцентом, и тут же вскинул на Эйми глаза, словно сказал что-то не то. Когда он произнес следующую фразу, его французский акцент снова вернулся и даже стал еще более заметным. — Если это так же восхитительно на вкус, как с виду, то я ваш раб навеки.
— Ну так попробуйте, — предложила она.
Эйми с улыбкой ожидала вердикта. Уверенностью в себе она не отличалась, но одно знала точно: готовить она действительно умела.
Ланс взял тарелку, подцепил вилкой нежный, сочный кусочек мяса и положил его в рот.
— О, м-м-м! М-м-м!
Он закатил глаза и даже притопнул ногой от удовольствия.
— Нравится? — спросила она, с трудом сдерживая улыбку.
— Мадемуазель, минутку, пожалуйста. Это просто la petite morte.
Эйми смущенно хихикнула: la petite morte, «маленькая смерть» — так на французском сленге называется наслаждение, оргазм.
Покончив с мясом, он взял руку Эйми и покрыл ее поцелуями.
— Я ваш, моя дорогая. А если этого вам мало, то просите, чего желаете. Я готов достать для вас с неба луну, лишь бы только вы навсегда остались здесь и готовили для меня.
Эйми тряслась от смеха и не могла вымолвить ни слова.
— Вы просто королева кухни. — Он снова поцеловал ее руку и притянул Эйми к себе. Она перестала хихикать и вскрикнула от удивления. — Богиня, — продолжил он, не отводя от нее глаз. — А я — ваш скромный адепт. Скажите, что мне сделать, чтобы вы остались со мной навеки?
Сердце так колотилось у Эйми в груди, что она едва могла дышать. Оцепенев, она стояла и смотрела в его глаза шоколадного цвета, обрамленные длинными темными ресницами. Никогда в жизни Эйми не находилась так близко с таким мужчиной: высоким, статным, красивым. У нее было несколько парней, но все они были какими-то коренастыми и невзрачными. Им не хватало шарма, уверенности и сексапильности.
Когда Ланс увидел, что она ничего не отвечает, его улыбка померкла. Он внимательно взглянул на нее, и его флирт уступил место смущению. Он вглядывался в ее лицо с таким выражением, словно только что заметил нечто любопытное, что раньше ускользало от него.
— У вас очень красивые глаза.
При этом Эйми еще шире распахнула глаза. У нее перехватило дыхание и закружилась голова.
— С вами все в порядке? — встревожено спросил Ланс. — У вас такой вид, будто вы вот-вот упадете в обморок.
— Все хорошо, — еле слышно пролепетала она.
— Я вас напугал, — неожиданно понял он.
— Я… я… — У нее почему-то пропал голос.
— Простите. — Он поспешно отстранился и выпустил ее руку. — Я просто хотел пошутить.
Она глубоко вдохнула.
— К-конечно.
— Приношу свои извинения…
— Да нет, ничего страшного! — Она ярко вспыхнула. — Я сразу поняла, что вы шутите, а не… заигрываете со мной. Конечно же! — Она рассмеялась. — Как я могла подумать, что… Вы бы никогда, конечно… — «Не стали бы заигрывать с такой, как я», — хотела сказать она, но промолчала.
Байрон смущенно нахмурился, заметив, как бледность Эйми сменилась багровым румянцем. Похоже, он испугал ее по-настоящему. Странно: пугать людей полагалось Гаспару, а уж никак не Бофорту. Роль жизнерадостного француза давалась ему легко, и, надо сказать, таким он почти всем нравился. В образе Бофорта он отдыхал — ему порядком надоело играть скучающего Байрона. Он взглянул на Эйми с непритворной робостью:
— Простите, пожалуйста.
— Нет-нет, я сама виновата. Просто… я иногда… теряюсь в присутствии людей.
Людей или мужчин? Ну да ладно.
— Больше не буду вас смущать.
Эйми рассмеялась — над собой, наверное, — а затем вскинула на него глаза и улыбнулась такой непритворной и обезоруживающей улыбкой, что он даже опешил. Как это он не заметил, что она красива? Положим, не настолько красива, чтобы при виде ее жали на тормоза автомобилей, но если присмотреться, то она и вправду хорошенькая. Хотя нет. «Хорошенькая» — не то слово.
— Со мной все в порядке. — Не переставая краснеть, Эйми провела рукой по волосам. Ее прическа ничуть не растрепалась: волосы были очень гладко зачесаны и заплетены в тугую косу, начинавшуюся где-то у основания затылка. -Ну ладно, я пойду. Можете относить мистеру Гаспару обед.
Поняв, что Эйми вот-вот уйдет, он испытал легкое разочарование. Впервые с тех пор, как Байрон находился в этом добровольном изгнании, мысль об одиночестве не доставила ему радости.
Она замялась у двери.
— Можно вас попросить об одной вещи?
— Да?
— Мне нужно сходить в город, в бакалейную лавку и в интернет-кафе, а я пока так плохо ориентируюсь… Вот я и подумала: не могли бы вы отвезти меня в город? Помните, вы раньше сами предлагали…
— Я буду просто в восторге, — ответил он и отложил проект оштукатуривания стен.
— Спасибо. — Она улыбнулась ему, отчего стала еще более хорошенькой.
— А по дороге мы можем заехать за вашими вещами, — предложил он.
— Ага. — Улыбка исчезла с лица Эйми. Она прикусила губу и отвела взгляд — так же, как и раньше, когда разговор зашел о ее скарбе. — Ну ладно. Хорошо. Я подожду вас на кухне.
Она ушла. Байрон нахмурился. Что-то здесь не так. С виду она очень милая и бесхитростная, но женщины не так просты, как кажутся. Ведь он ровным счетом ничего не знает об Эйми Бейкер, за исключением того, что она умеет готовить. И как готовить!
Он принес поднос наверх и поставил его перед домашним кинотеатром. Потом взял ту тарелку с едой, к которой пока не притрагивался, и подошел с ней к окну, выходившему во двор. То, что кухарка готовила на двоих, создавало некоторые затруднения — нужно было как-то избавляться от лишней порции. Но он нашел превосходное решение проблемы — обезьяны! Два назойливых зверя уже привыкли к тому, что их подкармливают, и каждый день приходили за своей порцией, независимо от того, была в форте кухарка или нет.
Байрон открыл ставни и высунулся наружу:
— Эй, ребята! Кушать подано!
Двое проворных животных взобрались на ближайшую пальму и прыгнули на подоконник. Байрон хотел было отдать им тарелку, но почему-то заколебался и еще раз взглянул на цыпленка в соусе. Во рту у него все еще стоял приятный привкус сочного мяса. Он посмотрел на обезьян, потом опять на цыпленка и покачал головой:
— Как же мне не хочется вам это отдавать! Обезьяны возмущенно завизжали и принялись жадно тянуть к нему лапки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32