https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/
Сердце бьется так, что — еи-Богу; — сейчас выскочит из груди и шлепнется на тротуар».
— Эй, милашка! Шпрехаешь инглиш? — Американский морячок облокотился о парапет.
«Чуть было не ответила, что говорит по-английски. Нет, каков! Забрел в квартал проституток, в этот Удезиждс Воорбургваль, и считает, что каждая женщина здесь продается? Она спешит по делу! Отрешенный взгляд… Смотреть прямо перед собой… Совсем растерялась! А Мюллер, похоже, в другом районе работать не может? Опять начала? Все знают, что в этом квартале самая низкая квартирная плата. Раньше здесь был центр торгового города, большой рынок… Будто не знаешь! Припомни-ка, что говорится в проспектах для туристов. Вот на этой улочке, где вдвоем не разойтись, торговали сливочным маслом и овечьим сыром. А на той, за углом, предлагали селедку. Все давным-давно изменилось, а дома остались, и в витринах теперь красуется другой товар, древний, как мир. Как и в старинные года — от покупателей отбоя нет! Выгодно продать себя — большое искусство. Любое искусство со временем достигает совершенства. Вот она, Миранда, спешит на работу, торопится выполнять великое предназначение — служить искусству… за деньги!»
Вздохнула. «Если тебе что-нибудь не нравится, — подумала она, — еще не значит, что это плохо!»
Миранда старалась не смотреть по сторонам, но ей это плохо удавалось. Старинные домики, как остро отточенные карандаши в коробке, жались плотно друг к другу по обеим сторонам улицы. Еще и двенадцати нет, а за зеркальными стеклами витрин во всю ширину дома — выставлен товар и лицом, и телом. Вот в глубине — подсвеченная уютная комната, как бы гостиная. Хозяйка, в меру обнажив острое колено, читает. Время от времени переворачивает страницу, курит, стряхивая пепел в пепельницу на длинной ножке, стоящую рядом с креслом. В другом окошке хозяйка-хлопотунья притомилась, поглядывает, не идет ли ее хозяин-барин. Глаза пустые… Нарочитая зазывная улыбка.
Через дом и вовсе пастораль. В раме из мореного дуба за сияющим от подсветки стеклом — разве не искусство? — благородная особа, отдыхая, вяжет свитер, ловко перебирая спицами. Кинув нежный взгляд из-под опущенных ресниц, ножкой небрежно придвигает юркий клубочек. Воздушный пеньюар распахивается…
Миранда, сойдя с тротуара, обошла сытого мордатого туриста, который в упор расстреливал из фотоаппарата красотку, полулежавшую на шикарном ложе.
Первый раз, когда подруги показывали ей достопримечательности Амстердама, пришли они и сюда. Помнится, она сказала:
— Каждый зарабатывает на жизнь, как может…
Однако теперь такой убежденности не было, Миранда чувствовала смутную тоску. «Что такого, если час простоять обнаженной? Подумаешь, какая цаца! Она же не делает ничего дурного… В конце концов искусство требует жертв!»
Улыбнулась и достала листок с адресом. «Дом номер пятнадцать. Это следующий, с облупившимся фасадом. На последнем этаже, под крышей ее, как сказано, ждет художник Эрнст Мюллер».
Миранда вошла в подъезд. «Темнотища! Но вообще-то так всегда, когда входишь с улицы». Сделала шаг. Постояла. Ждала, пока глаза привыкнут к темноте. «Запах ужасный! Лестница… Узкая и почти перпендикулярная, как во всех древних домах на канале. По таким крутым ступеням — в самый раз на высоких каблуках! Но других нет, так что придется демонстрировать класс ходьбы на большом пальце». Еще утром, перед визитом к Мюллеру, огорчилась, увидев дырку на подошве спикеров.
«Чепуха какая-то! При чем сапоги, при чем рваные туфли? Не хочешь, дорогая Миранда, поворачивайся и уходи!»
Нащупав перила, стала, не торопясь, подниматься. Когда добралась, ноги слегка дрожали. «Нервы, нервишки?! Очень вы трепетная особа, Миранда! Майна раз десять раздевалась, и ничего. Жива, здорова и весела».
Миранда постучала в дверь.
— Господин Мюллер!
Ни звука. Снова постучала. Посильнее… Дверь скрипнула и приоткрылась.
— Есть кто-нибудь? Господин Мюллер… Это — я, Миранда Стюарт.
«Никого. Слава Богу! Теперь можно и уходить: слово свое она сдержала».
— Ладно, — сказала вслух Миранда. — Оставлю ему записку.
«Голод дисциплинирует и многому учит…» Осторожно вошла, и дверь захлопнулась. В нос ударил сладковатый запах марихуаны. «Ничего себе!»
Осмотрелась. «Освещение — отличное… Всюду, правда, окурки, пустые банки из-под пива, мусор. Похоже, этот Мюллер не большой аккуратист. Но, собственно, какое ей дело!»
Прошлась по мастерской. «Огромное помещение! Картины, прислоненные лицом к стенам. Свободна только правая стена. Вернее, ее украшает широченная кровать из кованой латуни. Ложе господина Мюллера — расхристанное, вероятно, как и сам хозяин», — подумала Миранда.
«Опять сердце…» — Сердце затрепетало, торопливо советовало: «Загляни за мольберт! Что там, за мольбертом? Обязательно!..»
Осторожно ступая по полу, разглядывала разбросанные холсты, написанные маслом. Отметила неплохие копии «великих мастеров кисти». «Да и сам Мюллер хороший художник! Пишет энергично, с настроением… Права была Майна.
А тогда, в первый раз, когда подошел с предложением попозировать… Опять? Да нет!.. Просто тогда его глазки заметались по ее фигуре, зацепились за грудь».
— Довольно об этом! — громко сказала сама себе Миранда.
Ее голос вспугнул тишину, она решительно подошла к мольберту и прочла записку:
«Миранда, прошу прощения. Срочное дело. Скоро буду. Чувствуйте себя, как дома.
Эрнст».
«Миранда и Эрнст… Звучит красиво!..»
Сердце опять екнуло внутри: «Еще есть время! — бухнуло в ребра. — Еще не поздно…»
«Глупышка! Ну нельзя же быть, в самом деле, таким дурачком…»
В углу комнаты, за ширмой, как и положено, — закуток для натурщиц. «Что там?» Подошла. Посмотрела. «Стул, кресло…» Поставила сумку на пол. Подумала: «Может, раздеться заранее? Пожалуй, можно. Во всяком случае, не будет казаться, что Мюллер раздевает ее сальными глазками. Бр-р-р!»
Опасаясь передумать, быстро сняла пальто. Бросила на стул. На его высокой спинке висела рабочая блуза Мюллера. Вся заляпанная, но чистая. Стянула водолазку, юбку. «На стул! Все на стул…»
— Какая же я идиотка! — пробормотала Миранда и, сняв трусики, спрятала их под юбку.
«Ну вот! Все — если не считать бижутерии и высоких сапог на высоких каблуках. Серьги и цепочку пока можно оставить. А что делать с сапогами! Пол такой грязный, что кажется, будто его в первый и последний раз мыли, когда ушли строители двести лет назад. Нужно было бы захватить тапочки, — подумала Миранда. — Не забыть бы в следующий…
О, Господи! Следующего раза не будет. Впрочем, возможно и этого раза тоже. Зачем обманывать себя? Лучше жить впроголодь, броситься на колени перед фрау да Врис. Можно в конце концов позвонить в Харрингтонский центр. Что-нибудь придумают… Ну есть же какой-то выход?..» В дверь громко постучали.
— Мюллер! — раздался мужской голос. Миранда схватилась рукой за горло. Кто-то раздраженный, судя по голосу, и нетерпеливый, судя по стуку, забарабанил в дверь.
— Мюллер!
Дверь распахнулась и глухо стукнулась ручкой о стену.
Миранда забилась в угол и стояла там ни жива, ни мертва.
«Боже, спаси меня, — думала она. — Боже, куда я попала?!»
— Подонок! Ты где? Все равно от меня не уйдешь?
Шаги. Крупная, тяжелая поступь… «Что делать? Что будет?» Дотянулась до сумки.
«Черт возьми, где же халат?»
— Эй, Мюллер? Выходи. А не то я тебя разнесу в щепы вместе с ширмой!
Заметалась. Сердце зашлось крупными, сильными толчками.
— Мюллер! Я в твои игры не играю, — снова позвал незнакомец.
Голос, вроде бы, стал помягче.
Миранда схватила со стула блузу. Просунула руку в рукав, другую. Стала трясущимися пальцами застегивать пуговицы, но не успела…
Ширма отлетела в сторону, и высокий, широкоплечий мужчина, схватив ее за плечи, выволок из угла.
Миранда вскрикнула.
— Ну что, голубок? — процедил он сквозь зубы. — Ты… — замолчал. Буквально онемел от удивления. Широко распахнутые глаза прищурились. — Какого черта! — выпалил он, уставившись на Миранду.
Она освободила полы блузы и запахнулась поглубже. Краска малиново заливала щеки.
— Я закричу! — Дыхание рвалось, как если бы она только что бегом поднялась по лестнице.
— Чего визжишь? — ухмыльнулся незнакомец. — В ушах звенит.
— Я… Я не Эрнст Мюллер, — с трудом вымолвила Миранда.
Великан смотрел на нее секунду, может, две. Рассмеялся. Смех его был мягким, бархатистым. «Злые люди так не смеются», — подумала она. Напряжение чуточку спало.
— Нет, ты точно не Мюллер.
Он отступил на шаг, крепко держа ее за плечи. Его взгляд медленней, чем следовало бы, прошелся по ее лицу, фигурке. Сапоги до колен на босу ногу. Мюллеровская блуза еле сходится на прелестных грудках. Посмотрел ей в глаза.
Миранда вспыхнула…
— Нет, — произнес он мягким голосом. — Определенно не Мюллер.
Сердце опять забилось. Тук-тук! В ушах звон. Во рту пересохло. «Из огня, да в полымя, — подумала Миранда. — Ах, обнаженная! Ах, Мюллер! Что скажешь теперь, дорогая моя? Дикий сумасшедший бегемот врывается, собираясь придушить безобидного Мюллера, и обнаруживает голую женщину.
Вообще-то он не бегемот. И совсем не сумасшедший. Красивый даже!» Заметила, что не совсем еще потеряла рассудок! «Ну зол за что-то на Мюллера. Но она-то при чем! Серые глаза его так и полыхают яростью…»
— Где он?
— Что вы сказали?
— Я спрашиваю, где Мюллер?
— Я не знаю.
— Так уж и не знаешь? — скривился он в недоброй ухмылке.
— Не знаю. Я с ним договаривалась, но когда пришла, здесь никого не было.
— Хочешь сказать, ушел, зная, что ты придешь? — спросил и ухмыльнулся. — Я подозревал, что он дурак, но сейчас убедился в этом окончательно.
— Послушайте! — Миранда перевела дух. — Я бы хотела одеться, если вы не возражаете.
— Возражаю, — ответил он. — Я бы тоже с удовольствием глянул на товар, который ты предлагаешь.
Лоб ее покрылся испариной.
— Не понимаю, что вы хотите сказать, — дрожащим голосом продолжила она.
— На товар хочу посмотреть. Тем более, что продавщица такая опытная, — ухмыляясь сказал незнакомец.
— Я вас не понимаю, — возмутилась Миранда. Он рассмеялся:
— Здорово идут тебе сапоги! Отодвинул ее и опять внимательно оглядел снизу доверху:
— Каблук высокий, черная кожа до колена, на горлышке серебро.
Они посмотрели друг другу в глаза.
— Люблю женщин с изюминкой. Особенно обладающих богатым воображением.
— В таком случае вам понравится, если я скажу, что я — художница и…
— Ах, художница! — сказал он серьезным тоном, хотя глаза его смеялись. — Очень рад. Это что, новое название древнейшей профессии?
— Вы меня не поняли. Я рисую. Пишу картины, — пыталась объяснить Миранда.
— Ну почему же? Я сразу это понял, — ответил он.
Его правая рука соскользнула с ее плеча, потянула полу блузы, коснувшись груди.
Перехватило дыхание. «Господи, да что же это такое!»
— Послушайте, я ничего не знаю про Эрнста Мюллера.
— Брось мне пудрить мозги.
Голехонькая… Ждет мужика… И ничего, видите ли, не знает…
— Я — натурщица. Только и всего.
— А говорила, что художница. И минуты не прошло.
— Да, конечно. Нет, я…
Мужская ладонь тяжело опустилась на ее горло. Она, перехватив холодный взгляд его серых глаз, не почувствовала страха. Ярость, обыкновенная злая, темная ярость нахлынула и потащила за собой. «Мерзавец! Хам! Какое право он имеет так с ней обращаться?»
— Вы знаете, кто вы? — жестко спросила Миранда. — Если вы немедленно…
— Когда придет Мюллер? — спросил мужчина.
— Откуда я знаю? Я с ним едва знакома, — срываясь на крик, произнесла Миранда.
— Ты едва с ним знакома, — усмехнулся мужчина. — Интересное кино! Ждешь его, в чем мама родила.
— Вас это не касается. Это мое личное дело. Он схватил ее за плечи. Миранда вскрикнула. С силой тряханул:
— На что денежки тратишь, которые здесь зашибаешь своей… искусствой?
Миранда онемела. «Лицо перекошено злобой! Да он же сумасшедший…»
— Пустите меня, отойдите, — говорила она, пытаясь вырваться.
Он, приподняв ее, смотрел, не отводя взгляда от побелевшего от страха лица.
— Ну! — рявкнул. — Говори. Я жду. Зачем тебе деньги? Травку куришь или еще что покрепче ширяешь? Говори, в какое дерьмо вляпалась.
Перекошенное яростью лицо мелькало перед глазами. «Трясет меня, как тряпичную куклу!» — подумала Миранда. Стены, потолок двинулись, поехали в разные стороны и все заволокло густым туманом. «Я трачу деньги на еду», — хотела сказать Миранда, но не смогла, не успела. Глухие потемки придавили ее, и она, обмякнув, стала погружаться в глубокую темную яму…
Глава 2
— Открой глаза! — откуда-то издалека звучал мягкий приятный голос. — Открой же!
«Не может она их открыть — не открываются…»
— Посмотри на меня! — слышалось как сквозь толщу воды. «Где она?» — Ну давай, открывай глаза!
Миранде с трудом удалось приподнять пудовые веки.
— Ч-что случилось? — прошелестела она пересохшими губами.
«Серые глаза, совсем близко, прищурились…
Улыбаются…»
— Сознание потеряла. Вот что! Поздравляю, дорогая! Весьма трогательный обморок, почти как в старые добрые времена, — улыбаясь, сказал мужчина.
— Вы хотите сказать… — начала было говорить Миранда, но не закончила.
— Я хочу сказать, что для полного сходства тебе не хватало платья со шлейфом и изящного кружевного зонтика.
Он улыбнулся. Нечто волнующее, странно-неуловимое, оттого опасное было в этой улыбке.
— Но, скажу откровенно, нынешние туалеты куда приятнее!
Веселый взгляд ветерком пронесся вдоль ее тела.
— Нетрудно догадаться, почему в прошлом веке я был бы огорчен, окажись я рядом с тобой, — усмехнулся незнакомец.
— Послушайте, я не собираюсь сидеть и выслушивать ваши непонятные и оскорбительные намеки, — сказала Миранда.
— Кто здесь сидит, так это я, — рассмеялся он. «Боже милостивый! Расхристанное ложе Мюллера… И она — среди несвежего белья, подушек, пледов, одеял… Этот нахал перетащил меня сюда, когда я грохнулась в обморок, — подумала Миранда и представила веселенькую картину: голова откинута, волосы в беспорядке мотаются по грязному полу, ноги в сапогах, серьги, цепочка болтается… И голая… Господи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Эй, милашка! Шпрехаешь инглиш? — Американский морячок облокотился о парапет.
«Чуть было не ответила, что говорит по-английски. Нет, каков! Забрел в квартал проституток, в этот Удезиждс Воорбургваль, и считает, что каждая женщина здесь продается? Она спешит по делу! Отрешенный взгляд… Смотреть прямо перед собой… Совсем растерялась! А Мюллер, похоже, в другом районе работать не может? Опять начала? Все знают, что в этом квартале самая низкая квартирная плата. Раньше здесь был центр торгового города, большой рынок… Будто не знаешь! Припомни-ка, что говорится в проспектах для туристов. Вот на этой улочке, где вдвоем не разойтись, торговали сливочным маслом и овечьим сыром. А на той, за углом, предлагали селедку. Все давным-давно изменилось, а дома остались, и в витринах теперь красуется другой товар, древний, как мир. Как и в старинные года — от покупателей отбоя нет! Выгодно продать себя — большое искусство. Любое искусство со временем достигает совершенства. Вот она, Миранда, спешит на работу, торопится выполнять великое предназначение — служить искусству… за деньги!»
Вздохнула. «Если тебе что-нибудь не нравится, — подумала она, — еще не значит, что это плохо!»
Миранда старалась не смотреть по сторонам, но ей это плохо удавалось. Старинные домики, как остро отточенные карандаши в коробке, жались плотно друг к другу по обеим сторонам улицы. Еще и двенадцати нет, а за зеркальными стеклами витрин во всю ширину дома — выставлен товар и лицом, и телом. Вот в глубине — подсвеченная уютная комната, как бы гостиная. Хозяйка, в меру обнажив острое колено, читает. Время от времени переворачивает страницу, курит, стряхивая пепел в пепельницу на длинной ножке, стоящую рядом с креслом. В другом окошке хозяйка-хлопотунья притомилась, поглядывает, не идет ли ее хозяин-барин. Глаза пустые… Нарочитая зазывная улыбка.
Через дом и вовсе пастораль. В раме из мореного дуба за сияющим от подсветки стеклом — разве не искусство? — благородная особа, отдыхая, вяжет свитер, ловко перебирая спицами. Кинув нежный взгляд из-под опущенных ресниц, ножкой небрежно придвигает юркий клубочек. Воздушный пеньюар распахивается…
Миранда, сойдя с тротуара, обошла сытого мордатого туриста, который в упор расстреливал из фотоаппарата красотку, полулежавшую на шикарном ложе.
Первый раз, когда подруги показывали ей достопримечательности Амстердама, пришли они и сюда. Помнится, она сказала:
— Каждый зарабатывает на жизнь, как может…
Однако теперь такой убежденности не было, Миранда чувствовала смутную тоску. «Что такого, если час простоять обнаженной? Подумаешь, какая цаца! Она же не делает ничего дурного… В конце концов искусство требует жертв!»
Улыбнулась и достала листок с адресом. «Дом номер пятнадцать. Это следующий, с облупившимся фасадом. На последнем этаже, под крышей ее, как сказано, ждет художник Эрнст Мюллер».
Миранда вошла в подъезд. «Темнотища! Но вообще-то так всегда, когда входишь с улицы». Сделала шаг. Постояла. Ждала, пока глаза привыкнут к темноте. «Запах ужасный! Лестница… Узкая и почти перпендикулярная, как во всех древних домах на канале. По таким крутым ступеням — в самый раз на высоких каблуках! Но других нет, так что придется демонстрировать класс ходьбы на большом пальце». Еще утром, перед визитом к Мюллеру, огорчилась, увидев дырку на подошве спикеров.
«Чепуха какая-то! При чем сапоги, при чем рваные туфли? Не хочешь, дорогая Миранда, поворачивайся и уходи!»
Нащупав перила, стала, не торопясь, подниматься. Когда добралась, ноги слегка дрожали. «Нервы, нервишки?! Очень вы трепетная особа, Миранда! Майна раз десять раздевалась, и ничего. Жива, здорова и весела».
Миранда постучала в дверь.
— Господин Мюллер!
Ни звука. Снова постучала. Посильнее… Дверь скрипнула и приоткрылась.
— Есть кто-нибудь? Господин Мюллер… Это — я, Миранда Стюарт.
«Никого. Слава Богу! Теперь можно и уходить: слово свое она сдержала».
— Ладно, — сказала вслух Миранда. — Оставлю ему записку.
«Голод дисциплинирует и многому учит…» Осторожно вошла, и дверь захлопнулась. В нос ударил сладковатый запах марихуаны. «Ничего себе!»
Осмотрелась. «Освещение — отличное… Всюду, правда, окурки, пустые банки из-под пива, мусор. Похоже, этот Мюллер не большой аккуратист. Но, собственно, какое ей дело!»
Прошлась по мастерской. «Огромное помещение! Картины, прислоненные лицом к стенам. Свободна только правая стена. Вернее, ее украшает широченная кровать из кованой латуни. Ложе господина Мюллера — расхристанное, вероятно, как и сам хозяин», — подумала Миранда.
«Опять сердце…» — Сердце затрепетало, торопливо советовало: «Загляни за мольберт! Что там, за мольбертом? Обязательно!..»
Осторожно ступая по полу, разглядывала разбросанные холсты, написанные маслом. Отметила неплохие копии «великих мастеров кисти». «Да и сам Мюллер хороший художник! Пишет энергично, с настроением… Права была Майна.
А тогда, в первый раз, когда подошел с предложением попозировать… Опять? Да нет!.. Просто тогда его глазки заметались по ее фигуре, зацепились за грудь».
— Довольно об этом! — громко сказала сама себе Миранда.
Ее голос вспугнул тишину, она решительно подошла к мольберту и прочла записку:
«Миранда, прошу прощения. Срочное дело. Скоро буду. Чувствуйте себя, как дома.
Эрнст».
«Миранда и Эрнст… Звучит красиво!..»
Сердце опять екнуло внутри: «Еще есть время! — бухнуло в ребра. — Еще не поздно…»
«Глупышка! Ну нельзя же быть, в самом деле, таким дурачком…»
В углу комнаты, за ширмой, как и положено, — закуток для натурщиц. «Что там?» Подошла. Посмотрела. «Стул, кресло…» Поставила сумку на пол. Подумала: «Может, раздеться заранее? Пожалуй, можно. Во всяком случае, не будет казаться, что Мюллер раздевает ее сальными глазками. Бр-р-р!»
Опасаясь передумать, быстро сняла пальто. Бросила на стул. На его высокой спинке висела рабочая блуза Мюллера. Вся заляпанная, но чистая. Стянула водолазку, юбку. «На стул! Все на стул…»
— Какая же я идиотка! — пробормотала Миранда и, сняв трусики, спрятала их под юбку.
«Ну вот! Все — если не считать бижутерии и высоких сапог на высоких каблуках. Серьги и цепочку пока можно оставить. А что делать с сапогами! Пол такой грязный, что кажется, будто его в первый и последний раз мыли, когда ушли строители двести лет назад. Нужно было бы захватить тапочки, — подумала Миранда. — Не забыть бы в следующий…
О, Господи! Следующего раза не будет. Впрочем, возможно и этого раза тоже. Зачем обманывать себя? Лучше жить впроголодь, броситься на колени перед фрау да Врис. Можно в конце концов позвонить в Харрингтонский центр. Что-нибудь придумают… Ну есть же какой-то выход?..» В дверь громко постучали.
— Мюллер! — раздался мужской голос. Миранда схватилась рукой за горло. Кто-то раздраженный, судя по голосу, и нетерпеливый, судя по стуку, забарабанил в дверь.
— Мюллер!
Дверь распахнулась и глухо стукнулась ручкой о стену.
Миранда забилась в угол и стояла там ни жива, ни мертва.
«Боже, спаси меня, — думала она. — Боже, куда я попала?!»
— Подонок! Ты где? Все равно от меня не уйдешь?
Шаги. Крупная, тяжелая поступь… «Что делать? Что будет?» Дотянулась до сумки.
«Черт возьми, где же халат?»
— Эй, Мюллер? Выходи. А не то я тебя разнесу в щепы вместе с ширмой!
Заметалась. Сердце зашлось крупными, сильными толчками.
— Мюллер! Я в твои игры не играю, — снова позвал незнакомец.
Голос, вроде бы, стал помягче.
Миранда схватила со стула блузу. Просунула руку в рукав, другую. Стала трясущимися пальцами застегивать пуговицы, но не успела…
Ширма отлетела в сторону, и высокий, широкоплечий мужчина, схватив ее за плечи, выволок из угла.
Миранда вскрикнула.
— Ну что, голубок? — процедил он сквозь зубы. — Ты… — замолчал. Буквально онемел от удивления. Широко распахнутые глаза прищурились. — Какого черта! — выпалил он, уставившись на Миранду.
Она освободила полы блузы и запахнулась поглубже. Краска малиново заливала щеки.
— Я закричу! — Дыхание рвалось, как если бы она только что бегом поднялась по лестнице.
— Чего визжишь? — ухмыльнулся незнакомец. — В ушах звенит.
— Я… Я не Эрнст Мюллер, — с трудом вымолвила Миранда.
Великан смотрел на нее секунду, может, две. Рассмеялся. Смех его был мягким, бархатистым. «Злые люди так не смеются», — подумала она. Напряжение чуточку спало.
— Нет, ты точно не Мюллер.
Он отступил на шаг, крепко держа ее за плечи. Его взгляд медленней, чем следовало бы, прошелся по ее лицу, фигурке. Сапоги до колен на босу ногу. Мюллеровская блуза еле сходится на прелестных грудках. Посмотрел ей в глаза.
Миранда вспыхнула…
— Нет, — произнес он мягким голосом. — Определенно не Мюллер.
Сердце опять забилось. Тук-тук! В ушах звон. Во рту пересохло. «Из огня, да в полымя, — подумала Миранда. — Ах, обнаженная! Ах, Мюллер! Что скажешь теперь, дорогая моя? Дикий сумасшедший бегемот врывается, собираясь придушить безобидного Мюллера, и обнаруживает голую женщину.
Вообще-то он не бегемот. И совсем не сумасшедший. Красивый даже!» Заметила, что не совсем еще потеряла рассудок! «Ну зол за что-то на Мюллера. Но она-то при чем! Серые глаза его так и полыхают яростью…»
— Где он?
— Что вы сказали?
— Я спрашиваю, где Мюллер?
— Я не знаю.
— Так уж и не знаешь? — скривился он в недоброй ухмылке.
— Не знаю. Я с ним договаривалась, но когда пришла, здесь никого не было.
— Хочешь сказать, ушел, зная, что ты придешь? — спросил и ухмыльнулся. — Я подозревал, что он дурак, но сейчас убедился в этом окончательно.
— Послушайте! — Миранда перевела дух. — Я бы хотела одеться, если вы не возражаете.
— Возражаю, — ответил он. — Я бы тоже с удовольствием глянул на товар, который ты предлагаешь.
Лоб ее покрылся испариной.
— Не понимаю, что вы хотите сказать, — дрожащим голосом продолжила она.
— На товар хочу посмотреть. Тем более, что продавщица такая опытная, — ухмыляясь сказал незнакомец.
— Я вас не понимаю, — возмутилась Миранда. Он рассмеялся:
— Здорово идут тебе сапоги! Отодвинул ее и опять внимательно оглядел снизу доверху:
— Каблук высокий, черная кожа до колена, на горлышке серебро.
Они посмотрели друг другу в глаза.
— Люблю женщин с изюминкой. Особенно обладающих богатым воображением.
— В таком случае вам понравится, если я скажу, что я — художница и…
— Ах, художница! — сказал он серьезным тоном, хотя глаза его смеялись. — Очень рад. Это что, новое название древнейшей профессии?
— Вы меня не поняли. Я рисую. Пишу картины, — пыталась объяснить Миранда.
— Ну почему же? Я сразу это понял, — ответил он.
Его правая рука соскользнула с ее плеча, потянула полу блузы, коснувшись груди.
Перехватило дыхание. «Господи, да что же это такое!»
— Послушайте, я ничего не знаю про Эрнста Мюллера.
— Брось мне пудрить мозги.
Голехонькая… Ждет мужика… И ничего, видите ли, не знает…
— Я — натурщица. Только и всего.
— А говорила, что художница. И минуты не прошло.
— Да, конечно. Нет, я…
Мужская ладонь тяжело опустилась на ее горло. Она, перехватив холодный взгляд его серых глаз, не почувствовала страха. Ярость, обыкновенная злая, темная ярость нахлынула и потащила за собой. «Мерзавец! Хам! Какое право он имеет так с ней обращаться?»
— Вы знаете, кто вы? — жестко спросила Миранда. — Если вы немедленно…
— Когда придет Мюллер? — спросил мужчина.
— Откуда я знаю? Я с ним едва знакома, — срываясь на крик, произнесла Миранда.
— Ты едва с ним знакома, — усмехнулся мужчина. — Интересное кино! Ждешь его, в чем мама родила.
— Вас это не касается. Это мое личное дело. Он схватил ее за плечи. Миранда вскрикнула. С силой тряханул:
— На что денежки тратишь, которые здесь зашибаешь своей… искусствой?
Миранда онемела. «Лицо перекошено злобой! Да он же сумасшедший…»
— Пустите меня, отойдите, — говорила она, пытаясь вырваться.
Он, приподняв ее, смотрел, не отводя взгляда от побелевшего от страха лица.
— Ну! — рявкнул. — Говори. Я жду. Зачем тебе деньги? Травку куришь или еще что покрепче ширяешь? Говори, в какое дерьмо вляпалась.
Перекошенное яростью лицо мелькало перед глазами. «Трясет меня, как тряпичную куклу!» — подумала Миранда. Стены, потолок двинулись, поехали в разные стороны и все заволокло густым туманом. «Я трачу деньги на еду», — хотела сказать Миранда, но не смогла, не успела. Глухие потемки придавили ее, и она, обмякнув, стала погружаться в глубокую темную яму…
Глава 2
— Открой глаза! — откуда-то издалека звучал мягкий приятный голос. — Открой же!
«Не может она их открыть — не открываются…»
— Посмотри на меня! — слышалось как сквозь толщу воды. «Где она?» — Ну давай, открывай глаза!
Миранде с трудом удалось приподнять пудовые веки.
— Ч-что случилось? — прошелестела она пересохшими губами.
«Серые глаза, совсем близко, прищурились…
Улыбаются…»
— Сознание потеряла. Вот что! Поздравляю, дорогая! Весьма трогательный обморок, почти как в старые добрые времена, — улыбаясь, сказал мужчина.
— Вы хотите сказать… — начала было говорить Миранда, но не закончила.
— Я хочу сказать, что для полного сходства тебе не хватало платья со шлейфом и изящного кружевного зонтика.
Он улыбнулся. Нечто волнующее, странно-неуловимое, оттого опасное было в этой улыбке.
— Но, скажу откровенно, нынешние туалеты куда приятнее!
Веселый взгляд ветерком пронесся вдоль ее тела.
— Нетрудно догадаться, почему в прошлом веке я был бы огорчен, окажись я рядом с тобой, — усмехнулся незнакомец.
— Послушайте, я не собираюсь сидеть и выслушивать ваши непонятные и оскорбительные намеки, — сказала Миранда.
— Кто здесь сидит, так это я, — рассмеялся он. «Боже милостивый! Расхристанное ложе Мюллера… И она — среди несвежего белья, подушек, пледов, одеял… Этот нахал перетащил меня сюда, когда я грохнулась в обморок, — подумала Миранда и представила веселенькую картину: голова откинута, волосы в беспорядке мотаются по грязному полу, ноги в сапогах, серьги, цепочка болтается… И голая… Господи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20