Глава 2 Буря чувств едва не повергла Мэрилин в беспамятство. Огонь охватил все ее тело, и она поняла, что ее неудержимо тянет к этому мужчине. Мимолетное соприкосновение длилось лишь секунду. Не говоря ни слова, Себастьян довел девушку до каюты и проводил долгим взглядом, пока она входила в дверь.– До завтра, – прошептал он.– До завтра, – ответила Мэрилин.Она подняла на него глаза, но тут же опустила их, боясь выдать свои чувства. Дверь закрылась.В смежной каюте Розали Квинс облегченно вздохнула и улеглась поудобнее на кровати под пологом. Неизвестно почему, к ее собственному удивлению, она обнаружила, что скучает по узкой койке, на которой спала во время долгого путешествия на грузовом пароходе.– Забавно, – посмеивалась она над собой. – Хоть тело и может испытывать тоску по такому ужасному подобию кровати, но это недоступно моему пониманию.Бормоча эти слова, она продолжала ерзать, отыскивая привычную ямку в соломенном матрасе, на котором спала во время плавания на «Виктории». Прежде чем сомкнуть глаза, Розали Квинс почтительным шепотом прочитала вечернюю молитву. Дожидаясь, пока закроется дверь каюты Мэрилин, она лежала в постели без сна, отдыхая после трудного дня. Теперь, зная, что девушка в безопасности, можно было спокойно заснуть.По давней привычке Розали отвела молитве последние минуты перед сном. Еще с детства она, лежа в постели, привыкла перебирать свои мысли и обдумывать поступки на сон грядущий, а уж потом обращаться к Богу и засыпать.Едва она произнесла первые слова молитвы, как на ум сразу пришло имя Сьюзан. Милая Сьюзан, ее единственный ребенок. Путешествие в Америку, несмотря на жизнерадостный настрой Розали, показалось ей слишком дорогостоящим и утомительным. Розали Квинс была уже немолода, но мысль о том, что дочери придется рожать среди чужих людей, казалась ей невыносимой. Хотя «чужие» являлись родственницами Сьюзан по мужу, Розали все разно чувствовала потребность защищать дочь от тягот, которые могла навлечь на нее новая жизнь в замужестве, и снова, быть может в последний раз, прижать к себе Сьюзан и помочь ей справиться с болью.Миссис Квинс было нелегко признаться самой себе в том, что, наверное, она в последний раз видит свою любимую дочь. Она чувствовала, что, помимо преклонного возраста, жаркий и влажный климат джунглей год за годом все больше и больше вытягивает из нее силы.Ее руки стремились снова обнять дочь, и перед глазами вновь возникала стройная фигурка молоденькой девушки, махавшей на прощание с пристани. Между матерью и дочерью остался невысказанным страх никогда больше не увидеть того, кого любишь больше всех на свете.Из соседней каюты донесся неясный шум, и Розали отогнала от себя грустные мысли. На борту судна, которое везло их в Бразилию, она сразу же прониклась симпатией к своей юной попутчице, может быть, в надежде отвлечься от горечи расставания с Сьюзан, но вместе с тем Мэрилин оказалась девушкой, полной мягкости и очарования. Материнские чувства Розали, так сильно пострадавшие из-за разлуки с любимой дочерью, нашли утешение в опеке и защите Мэрилин Бэннон.Закончив молитву, Розали торопливо смахнула слезинку, скатившуюся по щеке, взбила пуховую подушку и легла, чтобы довериться ангелам сна. * * * Мэрилин медленно пробуждалась ото сна. Впервые за несколько недель она не ютилась на жесткой и узкой койке грузового парохода. Девушка потянулась всем своим стройным телом, наслаждаясь мягким прикосновением свежих муслиновых простыней.Ее охватило чувство счастья и радостного ожидания. Она заснула с мыслями о приятном вечере, который провела с Себастьяном и миссис Квинс, и теперь с нетерпением ждала следующего.Одним движением она сбросила простыни, легко соскочила с кровати и принялась торопливо умываться, как будто ей не терпелось поскорее встретить новый день. Тихонько напевая, Мэрилин покопалась в своих дорожных сундуках, отыскивая наиболее подходящее платье для первого дня на борту роскошного амазонского парохода.Наконец она выбрала платье из муарового шелка ярко-синего цвета и села причесываться перед зеркалом. Девушка освободила от лент густую массу белокурых волос и провела щеткой по золотистым завиткам. Волосы ниспадали блестящей пеленой почти до талии и окутывали белые плечи Мэрилин. Каждый раз, приводя себя в порядок, она радовалась их густоте и блеску. Мэрилин не могла не вспомнить, как страдала от жара, когда ей было тринадцать лет. Доктора настаивали на том, чтобы локоны срезали, так как считали, что волосы высасывали из девочки все силы. До сих пор ей слышался тихий голос врача и приглушенный недовольный возглас отца, протестующего против столь радикального лечения. Много месяцев после этого Мэрилин отказывалась выходить из дома. Лишь когда волосы отросли до пристойной длины, она позволила отцу купить ей легкомысленную шляпку и отважилась совершить прогулку в коляске по городскому парку.Теперь погружая пальцы в помаду и пропуская сквозь них волосы, Мэрилин с благодарностью думала о докторе, который дал указание остричь ее. Волосы быстро отросли и стали тяжелыми и блестящими, послушно укладывались в прическу. Эту их особенность Мэрилин считала наиболее ценной.Когда она втыкала последнюю шпильку, в дверь постучала миссис Квинс.– Эй, Мэрилин, вы проснулись?– Входите, миссис Квинс. Я только что закончила причесываться.Розали вошла. На ней был роскошный халат.– Дорогая, вы предпочитаете завтракать в каюте или хотите поесть на палубе вместе с остальными пассажирами? Наверное, вам будет приятно насладиться видом бразильских пейзажей за чашкой кофе.– Это было бы чудесно, миссис Квинс. Вчера я мало что видела.– Мне тоже так кажется, – согласилась Розали Квинс. – Мне потребуется лишь несколько минут на то, чтобы одеться. Может быть, вы пройдете в мою каюту и поможете мне зашнуровать платье?Двадцать минут спустя миссис Квинс и Мэрилин уселись за столик на верхней палубе речного парохода. На девушке было великолепное платье цвета морской волны, и пока она шла к своему столику, все невольно провожали ее взглядами.Яркий оттенок переливчатого муарового шелка подчеркивал белизну кожи Мэрилин, придавая золотистый блеск ее белокурым волосам. Не догадываясь о восторженных взглядах, девушка проследовала за миссис Квинс и грациозно опустилась на стул. Нервы ее были напряжены до предела, поэтому она скорее почувствовала, чем увидела, что к ним приблизился Себастьян Ривера.– Доброе утро, леди. Надеюсь, вы хорошо отдохнули?В его голосе чувствовались легкость и непринужденность, но глаза напряженно смотрели на Мэрилин. Девушка обрадовалась, заметив одобрение в его взгляде.– Кажется, миссис Квинс, я оказался в таком же бедственном положении, что и вы вчера вечером. Нигде нет свободного столика.Улыбка заиграла на тонких губах Розали Квинс, которая насмешливо склонила голову.– Прошу, Себастьян… умоляю присоединиться к нам за завтраком.– Предупреждаю вас, миссис Квинс, что если бы вы не пригласили меня, я сам бы предложил вам это, – посмеиваясь, подмигнул он ей.Вспомнив подобное заявление Розали Квинс, сделанное накануне, Мэрилин залилась смехом.– Кажется, мистер Ривера обладает хорошей памятью, – обратилась она к миссис Квинс. Та притворилась раздосадованной и неохотно согласилась:– Да, похоже на это.Не обращая внимания на ехидные усмешки женщин, Себастьян сделал знак официанту принести ему стул.Уверенность и властность, свойственные этому человеку, не ускользнули от Мэрилин. Теперь все его внимание было поглощено собеседницами.– Скажите, мисс Бэннон, предупредила ли вас миссис Квинс о трудностях жизни на плантации?Не успела Мэрилин и рта раскрыть, как вмешалась Розали Квинс.– Скорее стоит говорить о трудностях жизни в Манаусе, Себастьян, и вам это известно. – Повернувшись к Мэрилин, она продолжила: – Уверена, дорогая, вы слышали о декадентском парижском обществе. Так позвольте уверить вас, что Манаус мог бы поспорить с этим европейским городом в отвратительном и безвкусном выражении показной роскоши. Я, например, предпочитаю спокойную, безмятежную жизнь на плантации. Меня не интересует пустая болтовня разряженных дам и мужчин, смакующих самые изысканные вина. Я могла бы отнестись к ним более благосклонно, не будь их поведение вызвано лишь желанием похвастаться своим только что обретенным богатством. Но это общество является настолько мишурным и падким на внешний лоск, что действительно может считаться порочным. – Она добавила, обращаясь к Себастьяну: – И чем меньше мы будем говорить об этом, тем лучше. Если бы нам не приходилось иметь дом в Манаусе ради поддержания деловых связей Аленцо, уверяю вас, ноги моей не было бы в этом городе, где поклоняются дьяволу.Себастьян, неоднократно выслушивавший и раньше точку зрения миссис Квинс по этому вопросу, улыбнулся и сочувственно согласился с ней:– Я тоже предпочитаю жизнь на плантации. И вы правы, миссис Квинс. Мне не хотелось бы заранее обескураживать мисс Бэннон.– Уверяю вас, мистер Ривера, пороков Манауса недостаточно, чтобы испортить мое впечатление от Бразилии. – Мэрилин слегка повернулась на стуле, чтобы полюбоваться живописными берегами Амазонки. – То, что я успела увидеть в вашей стране, можно выразить одним словом: великолепие.Подошел официант, и Себастьян сделал заказ для всех троих. Мэрилин с трудом могла сосредоточиться на еде под пристальным взглядом Себастьяна. Он наблюдал за ней, не скрывая своего восхищения. За соседним столиком сидели двое мужчин. Их восторженные взгляды, обращенные на Мэрилин, заставили Себастьяна нахмуриться, и он угрожающе посмотрел на дерзких зевак, отчего Мэрилин испытала сладостную дрожь во всем теле.После завтрака Себастьян неохотно откланялся, объяснив, что у него назначена деловая встреча. Но прежде чем уйти, он пригласил дам пообедать с ним и, получив согласие, удалился.Мэрилин проводила его взглядом, отдавая должное грациозности молодого человека.– Позволим себе еще по чашечке этого изумительного кофе, Мэрилин? – услышала она голос Розали Квинс, прервавший ее размышления.– Да, пожалуй. И еще одно пирожное.– Еще одно пирожное? Но ведь вы едва прикоснулись… – Розали Квинс замолчала, не договорив. Она улыбнулась вспыхнувшей Мэрилин, как кошка, обнаружившая в кладовой мышь. – Да, конечно, дорогая, еще одно пирожное.К этому времени большинство столиков уже опустело, и официанты убирали остатки пиршества. Мэрилин доедала второе пирожное, когда Розали вдруг произнесла:– А вы знаете, ведь он незаконнорожденный. Заявление миссис Квинс привело к желаемому результату. Мэрилин поперхнулась.– Что… кто?– Себастьян, разумеется. – Ее пронизывающий взгляд требовал ответной реакции.– Почему вы мне это рассказываете? Какое это имеет отношение ко мне? – Мэрилин попыталась вести себя как ни в чем не бывало, чтобы миссис Квинс не получила желаемого удовлетворения от своего скандального замечания.Миссис Квинс не отрывала взгляда от глаз Мэрилин, в которых сверкали золотистые искорки, стараясь определить, насколько мужественна эта девушка. Несправедливо так поступать с ней, но Себастьян тоже был дорог сердцу Розали Квинс, и ей следовало выяснить, как поведет себя Мэрилин, услышав жестокую правду, прежде чем парень окончательно потеряет голову из-за «золотой девушки». Ей очень нравилась Мэрилин, но и Себастьян тоже. Если то обстоятельство, что молодой человек является незаконнорожденным, оттолкнет от него Мэрилин, то лучше узнать это сейчас, а не потом, когда это принесет им обоим огромные страдания.– Я сказала вам это только потому, что я не слепая и мне не хотелось бы, чтобы вы узнали это от кого-то другого. Справедливости ради, я попросила бы вас выслушать меня, прежде чем выносить суждение. Общество в бразильской глуши весьма отличается от того, к которому вы привыкли. Здесь судят о человеке по тому, чего ему удалось достичь; его происхождение не имеет большого значения. Негры – местные жители и рабы – числом превышают нас, говорящих на английском и португальском языках. Только поэтому мы не изгоняем из наших рядов человека с сомнительной родословной.Мэрилин смущенно покраснела. Сколько она себя помнила, ей никогда не доводилось слышать подобных разговоров. Поэтому она не могла осмелиться задать вопрос миссис Квинс, но та уже продолжила, словно читая мысли девушки:– О да, моя дорогая, матерью Себастьяна была местная девушка-индианка, нежная и изумительно красивая. До самой смерти она боготворила своего сына. Что касается его отца, то он неизвестен. Думаю, о нем не знает и сам Себастьян. Поговаривают, что это Фарли Маллард, оставивший Себастьяну захудалую плантацию, доходов с которой едва хватило, чтобы отправить юношу учиться за океан, в Англию. Вернувшись в Бразилию, Себастьян взял бразды правления в свои руки и, надо сказать, работал день и ночь, чтобы сделать плантацию процветающим владением, каковым она сегодня является.– Но почему вы мне все это рассказываете, миссис Квинс? Вам не нравится мистер Ривера? Мне показалось, вы были рады видеть его и так приветливо обращались с ним.– Боже милостивый! Дитя мое, конечно он мне нравится. Я в него просто влюблена. Даже когда он был мальчиком, от него исходила какая-то неведомая сила, словно ему суждено добиться большого успеха. Все считают, что Себастьян Ривера – честный и надежный человек. Я рада, что наконец-то общество приняло его.– Что значит «наконец»?– Потому что из-за любви к матери-индианке или по причине своей гуманности, Себастьян сочувствует индейцам. Когда плантация начала приносить доход, он освободил своих рабов и начал платить им за их труд. И они продолжают работать на него, почитают Себастьяна и даже любят его. Он – их спаситель на этой земле. Неслыханное дело, чтобы в этих краях хозяин освободил своих рабов.– Неслыханно? – Мэрилин не верила своим ушам. – Но мой отец так радовался, что принцесса Изабелла издала закон, по которому рабов следует освобождать по достижении ими шестидесяти лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22