Единственное, на что способны дружки Коко, – это снять ее нагишом для «Плейбоя».– А теперь она сожительствует с очередным черномазым, кстати, другом того, первого. Посоветуйте вашему мужу быть более осмотрительным. Он может случайно ввязаться в крупные неприятности. Я бы рекомендовал вам не спускать с него глаз.Голос полицейского показался Шелли столь же неприятным, как скрежет гвоздя по стеклу.– Хотя мы и состоим в браке, он, к сожалению, не моя собственность.«Боже, – подумала Шелли, – я даже не могу заставить его попробовать сыр, не говоря уже о том, чтобы изменить его убеждения».– Что касается Коко, то она получила работу в отеле и спальное место.– Да уж! Эта девица, судя по всему, охотно спит с чужими мужьями, если, конечно, вы это имели в виду.– Да, мадам. Именно это я и имел в виду. Она обольщает мужчин, а затем выжимает или, если угодно, выдаивает из них деньги, которые передает на нужды сепаратистов. Ваш муж… – голос Гаснара приобрел холодный металлический оттенок, похожий на позвякивание инструментов гинеколога, – он… не изменяет вам?– Нет. Я ему полностью доверяю.– Прекрасно, тем не менее присматривайте за ним. Знаете ли, террористы подобны бомбе с часовым механизмом. Разведка – наш самый важный и надежный инструмент. Чернокожих мятежников чертовски трудно поймать – они все на одно лицо и у всех одинаковая ДНК. Это, кстати, объясняет, почему они так глупы.Шелли никак не могла взять в толк, почему с борцами за независимость острова так трудно справиться. Судя по всему, французы способны лишь задушить их в своих колониальных объятиях.Гаспар картинно встряхнул рукой с «Ролексом» на запястье и подал Шелли визитную карточку.– Если заметите что-нибудь подозрительное, немедленно сообщайте!– Вы хотите, чтобы я шпионила за собственным мужем?– «Шпионить» – очень грубо, очень агрессивно. Я бы употребил слово «защищать». – Голос Гаспара переключился в новый, покровительственный регистр. – Вашего мужа следует защитить от него самого… и от чар нашей Тигрицы. – Полицейский улыбнулся, однако его улыбка неприятно контрастировала с мертвыми, потухшими глазами. – Иначе… – он резко выпрямился и добавил уже сердитым тоном: – ваш брак, мадам, будет весьма недолгим!Холодная как лед интонация Гаспара была столь же безоговорочной и не оставляла никакой надежды, как и звук ключа в замочной скважине двери тюремной камеры. Шелли поднялась с кресла, решив, что нужно уходить, не дожидаясь, пока у главного полицейского острова сменится настроение.Она вернулась в прокуренное помещение приемной полицейского участка. Кит метал громы и молнии, грозясь связаться по телефону с адвокатами. Он стучал кулаком по столу, требуя, чтобы ему сообщили, куда увели Шелли. Когда она появилась в дверях, Кит от радости едва не обнял ее.– О Господи… – Шелли помахала рукой, разгоняя клубы дыма ядреного «Житана», – они вполне могли бы расправиться со своими революционерами, обкуривая их этим жутким дымом.– Точно. Я бы также посоветовал выписать на остров отряд философов-экзистенциалистов, чтобы те доконали мятежников рассуждениями о тщете всего сущего, – грустно пошутил Кит, понизив голос. – Как ты? С тобой ничего не сделали? – Шелли кивнула. – Что нужно этому сукину сыну? Подожди, сейчас ничего не отвечай, поговорим в такси. – Кит потянулся к заднему карману брюк, но трое полицейских тут же взвели курки пистолетов, жестом приказав ему поднять руки вверх. Пока Кита обыскивали, один из жандармов выхватил у него бумажник с такой силой, что тот открылся и из него вылетели деньги, какие-то квитанции… и маленькая фотография.Шелли подняла ее с пола. Моментальный снимок красивой блондинки высокомерного вида. У женщины был красивый, скульптурный профиль. Такие лица можно встретить на рекламе пятизвездочных отелей.– Твоя мать?.. Вряд ли, что-то не слишком вы похожи, – выдавила из себя Шелли. – Выходит, ты не посчитал нужным сказать мне, что в твоей жизни была другая женщина.Кит выхватил фотокарточку и сердито разорвал ее на мелкие части.– Больше нет никакой другой женщины, – заявил он и переключил внимание на бланк для внесения залога. – Мне надо записать твое имя, потому что ты дала деньги. Не хочу тратить время – возвращаться в отель, менять фунты на евро. Как тебя назвать? Партнерша? Подружка? Сожительница?.. Друг. Да, я бы сказал «друг». – И он принялся заполнять формуляр.«А может, лучше сказать: «Женщина, которая регулярно зазывает меня к себе в номер порезвиться»?» – подумала Шелли.Почему этот парень – которому не страшно выпрыгнуть из вертолета с водными лыжами на ногах и приводниться с парашютом на поверхности океана или дерзить полицейским, способным запросто превратить его мужские достоинства в паштет, – боится близких отношений с женщиной?Они подписали бланк, и Шелли заплатила залог, отдав тысячу фунтов из призовых денег, – она успела обменять на евро только эту сумму. Вскоре к ним вышла Коко. Вид у певички был смущенный, как у нашкодившего подростка. Только такой идиот, как Гаспар, мог заподозрить в этой дурочке террористку, подумала Шелли.Она еще больше укрепилась в своем мнении, когда выпущенная на свободу бунтарка заговорила.– Наверное, я плохо заботилась о своих чакрах, – прощебетала Коко, беря Кита под руку, когда они вышли из полицейского участка. – Тебе известно, что при помощи медитации можно изменить свою жизнь? – Она повернула Кита к себе лицом – теперь его взгляд был устремлен в ее декольте. – Если хочешь, я научу тебя визуально представлять цели, которых ты хочешь добиться.У Шелли мгновенно возникло сомнение в том, что Коко имела в виду спортивные рекорды.– Кит, – самым серьезным образом взмолилась Коко, глядя ему в глаза, – ты читал «Неизведанную дорогу»?«Уж не дорога ли это в мою спальню? – с грустью подумала Шелли, плетясь следом за ними. – Нет, даже не дорога – так, узенькая тропка…»– Наш ансамбль заиграл, и вдруг такой шум! Почему? – с невинной улыбкой спросила Коко. – Я думала, это милая народная песенка, – вздохнула она.Затем помахала на прощание рукой и куда-то унеслась, свернув с дороги. Судя по всему, поспешила на свидание со своим детским внутренним «я», чтобы вместе с ним лепить из пластилина сказочные образы.– Я еще могу понять, что эта дурочка увлекается кое-какими «измами» – тофуизмом, даосизмом и тому подобным, – произнесла Шелли, когда они с Китом сели в такси, – но коммунизм? Тигрица? Ну и ну! Типичный случай – бунтовщик, который сам не ведает, против чего бунтует.– Такты считаешь, что она не Тигрица, а просто кошка? – Кит искоса бросил на нее укоризненный взгляд, который она не смогла до конца понять.Такси выехало на прибрежную автостраду. В бухте покачивался на волнах величественный парусный корабль – копия старинного французского клипера. На таких парусниках когда-то прибыли на остров первые колонизаторы.– Так расскажи мне о Гаспаре. Какого черта ему от тебя было нужно?– Посмотри, какая красота! – сделала Шелли лирическое отступление, указывая на корабль. – Завтра состоится торжественная церемония вступления в силу старого колониального закона. «Праздник в честь открытия Реюньона королем Франции в 1642 году», – процитировала она рекламную листовку, которую прочитала в холле отеля.Сидевший за рулем такси креол насмешливо хмыкнул. Шелли вздрогнула, решив – абсолютно правильно, – что невольно дала повод для обличительной речи о правах аборигенов.– Тоже мне, нашли что праздновать! Разве что упадок африканского народа за последние триста лет. – Как Шелли и ожидала, креол не смог устоять перед соблазном затронуть больную тему. – Наших предков превратили в рабов. Англичане на Маврикии, французы на Реюньоне, все они богатели за наш счет, заставляя гнуть спину и жить в нищете.Такси свернуло в переулок, прочь от бухты. Из-под колес выскакивали уличные кошки, чье мяуканье походило на скрип ржавых дверных петель. Тропического оживления главной городской площади – с особняками в колониальном стиле, обвитыми побегами ползучей бугенвиллеи, – как не бывало. В этой части города жалкие хижины, похожие на изуродованные артритом пальцы, буквально валились одна на другую, словно они до смерти измучены бесплодными попытками сохранить вертикальное положение. Общая атмосфера неблагополучия усиливалась вонью канализации и смрадом гниющих отбросов. Шелли поспешила закрыть окно такси.– Этот остров – часть Африки, – продолжал таксист. – Мы хотим самоопределения и независимости. Мы хотим, чтобы в ООН заседал наш представитель. Мы хотим, чтобы наши богатства оставались у нас, а не утекали в Париж. Вступление в силу старого колониального закона? Это все равно что сыпать соль на раны!Его лекцию прервал дорожный полицейский патруль, приказавший съехать на обочину.– Извините, мсье. Вам придется идти до отеля пешком, – произнес водитель и указал в сторону взморья.Шелли не без облегчения покинула такси с политически грамотным водителем. Пока они брели вдоль берега, со всех сторон доносились типичные звуки тропического острова. Со стороны джунглей долетал нестройный хор экзотической живности. Птицы издавали сладкозвучные рулады, баритоном квакали лягушки, басовито жужжали насекомые, исполняя партию ударных инструментов. Ветерок, щекотавший лица Кита и Шелли, пах корицей и мускатным орехом. Дружественно помахивали огромными листьями пальмы. При появлении людей испуганно взлетели с ветвей деревьев попугаи с ярким оперением.Супруги остановились, чтобы сбросить обувь. Песок приятно заскрипел под их босыми ногами.– Спасибо, Шелли!– За что?– Ты одолжила Коко денег, чтобы ее выпустили. Прежде я не встречал женщин, кому можно доверять.– А та, чей снимок лежал в твоем бумажнике… Она действительно тебя чем-то сильно обидела?– Не больше, чем средней руки сатанист, – отшутился Кит.Шелли в очередной раз успела разглядеть, что за его напускной бравадой таится нечто связанное с давней личной трагедией. Однако стоило попытаться выведать хотя бы самую малость, как голос Кита приобретал металлические нотки, а дверцы, ведущие в его внутренний мир, тут же захлопывались.«Какую же комбинацию подобрать к этому замку?» – часто задумывалась Шелли.– Хорошо, признаюсь – мы с тобой оба солгали при заполнении анкет. Не будем тогда обманывать друг друга сейчас. И потому… – сказала Шелли и добавила с интонацией ведущего телевикторины: – Участник Номер Один! Расскажите нам немного о себе! На этот раз правду!– То есть только факты? – задумчиво произнес Кит. – Ну, когда-то я надеялся стать профессиональным игроком в футбол, но травма лишила меня всех надежд на спортивную карьеру. Поэтому я стал первоклассным незваным гостем на всех вечеринках в Лос-Анджелесе. Отправлялся туда, где можно было выпить на халяву. Зашел как-то раз вместе с приятелем на собеседование в модельное агентство. Предложили работу не ему, а мне. Вскоре я появляюсь на гигантском рекламном плакате на углу бульвара Сансет – рекламирую трусы «Калвин Клайн». Плакат вызывает транспортные пробки. В результате – огромная куча жалоб.Шелли не сомневалась, для женщин-водителей это были самые приятные катастрофы. О, как славно, должно быть, смотрелся Кит в этих трусах! «Ну еще, малыш, еще один разочек высеки меня!»– В обшем, с рекламой я завязал. Попробовал было основать рок-группу, но ни хрена не вышло, попробовал себя в качестве актера – снова облом, после чего я пустился в странствия. Едва не обнюхался кокаина в Боливии. Получил удар молнии в Малайзии. Чуть было не наступил на противопехотную мину в Сьерра-Леоне. В Мозамбике моего верного пса слопал крокодил. Ну, ты понимаешь, обычные дела.Обычные? Шелли слушала его с неподдельным восхищением. Опасности, засады, погони, торнадо, вулканы, тайфуны, снежные лавины… Обычные дела – если ты Индиана Джонс.– А что скажет Участник Номер Два? – принял эстафету Кит. – Каких высот вы добились в своей жизни?– Ну… в прошлом году я организовала в школе концерт, и во время сольного номера никто изучеников не пукнул. Просто диву даюсь.– Отлично. Следующий вопрос. Почему вам всегда кажется, что стакан наполовину пуст?– Наверное, не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять – это из-за моего отца, – угрюмо призналась Шелли. – Он никогда не приезжал к нам, чтобы повидаться со мной. Слишком был занят, выступая в пабах с очередной вшивой командой под названием типа «Слизняк и гнилая капуста». Или «Слизь и яичко». Его последний ансамбль назывался «Четыре члена». Правда, когда ушел гитарист и их стало трое, пришлось поменять название на «три». Звучало не так круто. В общем, они распались и перестали выступать.Кит удивленно покачал головой:– Как же он посмел бросить такую восхитительную, славную девчушку?Серебристое море дрожало под луной. Шелли тоже дрожала, однако вовсе не потому, что ей было холодно.– Моя мама постоянно твердила, что это не из-за меня. Но ребенок не может не чувствовать, что его не любят. Как не может не чувствовать отцовского равнодушия.Кит улыбнулся, понимающей улыбкой, предназначенной именно ей, Шелли. Улыбкой, которая заставила ее по-другому взглянуть на окружающий мир, почувствовать его тепло и великолепие. Ей тотчас стало легко и спокойно на душе. Они шли вдоль самой кромки воды, и их ступни синхронно погружались в мокрый теплый песок. Шелли стоило немалых усилий, чтобы не взять Кита за руку. Ей казалось, будто она открывается миру – подобно устрице, постепенно размыкающей края створок.– А потом?– А потом, когда умерла мама, для меня вместе с ней умер и весь остальной мир. Мама всегда говорила мне: «Оставляй записку, когда уходишь, чтобы я знала, куда ты ушла». Когда ее не стало, я думала только одно: где же ее записка? Куда она ушла?Кит немного помолчал.– Черт возьми, Шелли, кажется, ты достучалась до моего эмоционального либидо. – Он улыбнулся ей, и на этот раз в его глазах она заметила короткую вспышку ожидания. – Жаль, что тебе до сих пор интересно лишь мое тело!– Неправда. Сейчас я даже отдаленно не интересуюсь твоим телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38