Качество удивило, рекомендую! 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– У этих отношений есть будущее? – интересуется Дженнет.
– Я всегда думала, что нет, в этом нет никакой необходимости. Но все возможно. Мы не говорим об этом, и я не уверена, что хочу это обсуждать. Хотя понимаю, что рано или поздно придется.
И думаю о том, как сижу рядом с Джошем и веду так называемый серьезный разговор, потея от напряжения. Терпеть не могу такие беседы. По крайней мере те немногие, что были у нас с Джошем, и привели нас в конечном счете к разводу, поскольку Джош есть Джош. И он ничего не мог с собой поделать тогда, не мог изменить в своем поведении то, что так раздражало меня. Не уверена, что он сейчас способен это сделать. Мог ли Джош быть более ответственным? Мог ли он помнить о дне рождения моей мамы? О моем дне рождения? Это действительно так важно для меня или просто так положено?
– Я не хочу сейчас об этом думать, – признаюсь я.
– Славная девочка, – говорит Ба. – Независимо мыслит.
– Славная девочка, – шепчет мне Мария, но я грозно смотрю на нее.
– Ну не знаю, – замечает Ширл. – Если бы я нашла в себе силы уйти от мужа, сомневаюсь, что захотела бы встретиться с ним вновь.
Мы замолкаем, размышляя об этом.
Вечером в своей комнате я просматриваю расписание на завтрашний день. В девять массаж. Затем то, что здесь называют легким завтраком. Надеюсь на жареное мясо. После завтрака время для плавания и сауны, одновременно можно позаниматься аквааэробикои. Уверена, Ба будет в первых рядах в своей ярко-красной шапочке. «Хлорка замечательно действует на голубую краску», – рассказывала она нам, имея в виду свою панковскую прическу. Днем у нас «Макияж и прически с Джозефиной». Мария предвкушает встречу с женщиной по имени Джозефина и возможность экспериментировать с тенями для век. Мария также намерена показать всем, как правильно делать прическу с начесом. Не знала, что существуют правильные и неправильные способы. На что Мария возразила, что это особое искусство и ему обязательно надо учиться.
Укладываюсь на персиковые простыни. Кажется, где-то в комнате спрятан персиковый ароматизатор воздуха, но я не нашла его. На миг прикрываю глаза и представляю, будто я нежусь в персиковой минеральной ванне, и мое сознание растворяется в облаках персиковой пены. Совсем неплохо было бы после нашей сегодняшней вонючей ванны. Неожиданно вспоминаю, что прихватила с собой почту, выгребла все из ящика перед самым отъездом. Прерываю медитацию и тянусь к сумочке. Среди прочего обнаруживаю открытку от мамы и короткую записку от отца. Мама сократила свой африканский тур с четырех месяцев до разумных двух недель и будет дома в следующую среду. Не знаю, чем продиктовано ее решение – доводами здравого смысла или чем-то менее приятным вроде проливных дождей. На открытке изображены два резвящихся слоненка, которые явно до крайней степени раздражают свою мамашу. Интересно, что имела в виду мама, выбрав именно эту открытку. Она пишет, что до сих пор ее не покусали никакие жуки, и страшно гордится этим.
Записка от отца еще более загадочна. Раскрываю ее, эдакую штучку из серии «Думаю о тебе», и сразу представляю, как Софи, его подружка, достает открытку из своего ящичка с канцелярскими принадлежностями и вручает отцу. Она из тех женщин, у которых всегда есть специальный ящичек для канцтоваров. Внутри открытки рукой отца написано:
Очень рад, что ты навестила нас. Надеюсь, у тебя все хорошо. Хотел бы скоро вновь увидеться с тобой.
С любовью, Папа.
Мне вдруг пришло в голову, что за тридцать лет жизни на этой планете я ни разу не получала писем от отца. Открытки ко дню рождения писала мама, прочие, вроде записок в школу по поводу моих болезней, тоже она. С почерком отца я познакомилась, рассматривая бумаги на его рабочем столе, но не помню писем, адресованных лично мне. В замешательстве верчу открытку в руках. Может, в этом и нет никакого особого смысла, может, он просто «думает обо мне». Явственно вижу, как отец в своей «утиной» комнате пишет мне; в руках его ручка в виде утиной головки, и он думает обо мне. Должно быть, я засыпаю, потому что отец постепенно превращается в Джоша, обрывающего сухие листочки у своих цветов. Он даже что-то напевает при этом, хотя это совершенно нехарактерно для математика. Но это ведь сон. Я поворачиваюсь на правый бок, и Джош превращается в Тома или в кого-то, очень похожего на Тома. Он сидит под гирляндами за своим столом и аккуратно складывает из бумаги странных животных, целую вереницу хищников. Я удобнее устраиваюсь в постели и стараюсь вернуть мысли в «персиковое» русло. Тело слегка горит после ванны и дневной физкультуры, что, оказывается, совсем неплохо.
Глава 9
КОНТИНЕНТАЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ В ЩЕЧКУ
Верчу в руках открытку, купленную по дороге на работу. Рыжий полосатый котенок протягивает лапку над миской со спагетти. На обороте я написала: «Спасибо за обед!» И это все, что мне удалось придумать. Я пыталась поблагодарить Тома лично, но, встретившись со мной в холле, он быстро шмыгнул в сторону, так что я застряла где-то между «благодарю» и «тебя». Думаю, открытка – это вполне любезно и вместе с тем не слишком многообещающе. Потому что я и сама не знаю, что хотела бы сказать Тому, хотя и испытываю искреннюю благодарность. Похоже, мы оба не совсем представляем, в какой стадии находятся сейчас наши отношения. В конце концов, у нас был один совместный ленч и один обед. Наверное, мы перешли некую незримую черту, разделяющую редакторов. Пожалуй, не стоит поощрять Тома, однако не хотелось бы и разочаровывать его. Не знаю.
Положу открытку на его стол чуть позже. А пока надеваю наушники и принимаюсь за чтение корректуры одной из своих книжек, увлекательного издания о закупорке кишечника, которое моя начальница Моник окрестила «Брюшко». Когда она читает фанки или иным образом работает с этой книгой, то, возвращая ее, кладет сверху маленький ломтик рулета. Таков в ее понимании деловой юмор.
Подходит Нина, подтягивает поближе мой стул для посетителей и садится.
– Холли, ты слышала? – спрашивает она с очень серьезным выражением лица.
Пожалуй, для такого она еще слишком молода.
– Нет, мне никто не рассказывал, – отвечаю я. – А о чем?
– Карл сказал, что он слышан от Яна, будто наверху об этом поговаривают.
Если расшифровать таинственные слова Нины, станет ясно, как работает агентурная сеть редакторов. Наверху располагаются наше руководство, ответственные редакторы, вице-президенты и множество других начальников, чьи должности я никогда не могла запомнить. Мы частенько сплетничаем о них, обсуждаем их поступки, одежду, сколько времени они тратят на ленч и прочую ерунду. Вряд ли они столь же подробно обсуждают нас, редакторов. Мы ведь на целый этаж ниже.
– В воздухе веет переменами, – сообщает Нина.
– А я что-то слышала о перепланировке в офисе.
– Карл говорит, будто слышал что-то о переезде.
– Вот это очень плохо, – замечаю я, тут же сообразив, как здорово ходить пешком на работу, не пользуясь подземкой. Но я стараюсь вселить оптимизм в Нину. – Зато у нас будет больше кабинетов.
– И может быть, даже столовая, – просияла Нина. – Настоящая. И возможно, даже автомат с бутербродами.
– Слушай, ты слишком переживаешь из-за пустяков.
– Знаю. Я сейчас редактирую книгу о тревогах, приводящих к преждевременным морщинам. И беспокоюсь все больше и больше.
– Сходи посмотри книгу о моллюсках – это успокаивает.
– Так и сделаю. – Нина поднимается и уходит.
Меня огорчает перспектива переезда, но я стараюсь не особенно расстраиваться. Вообще-то сплетни среди редакторов, как правило, оказываются ложными. Однажды, например, распространился слух, будто на работу в наше издательство принят Кеннеди, но в итоге выяснилось, что на самом деле в экспедицию пришел работать парень по имени Кении.
Промучившись несколько часов над «Брюшком», стягиваю наушники и направляюсь в соседний «кубик» к Тому, чтобы вручить открытку. Из-за перегородки раздаются голоса, поэтому я замедляю шаг. Увидев обладателей голосов, испытываю такое потрясение, какого не переживала никогда в жизни, по крайней мере на рабочем месте.
– О, привет, Холли! – Джош, мой экс-муж, сидит рядом с Томом.
– Привет, – отвечаю я, небрежно засовывая открытку сзади за ремень брюк.
– Том работает над моей книгой, – сообщает Джош.
При упоминании своего имени Том делает легкое движение рукой, но хранит молчание.
– Над твоей книгой? – переспрашиваю я.
– Мою книгу взяли в печать. Я рассказывал тебе, помнишь?
Нет, точно не помню, чтобы он сообщал мне о чем-то таком. Джош держит в руках гранки с какими-то уравнениями.
Том сделал некий жест, указывая поочередно на нас с Джошем и, видимо, таким образом осведомляясь, откуда мы знаем друг друга.
– О, – говорит Джош, – мы с Холли старые приятели.
Том кивает и спрашивает:
– Ты меня искала?
– Нет, – лгу я. – Просто проходила мимо и хотела узнать, не было ли тележки с почтой.
– Пока не было. Посмотри в северном коридоре. Я много раз видел, как она туда заворачивала.
– Ага, спасибо. – Перевожу взгляд с одного на другого, не зная, ищу сходство или различие. – Пока.
Направляюсь в дамскую комнату в поисках укромного места, где можно поразмыслить о законах случайности. Или вероятности, или совпадений, а может, тут вовсе не о чем задумываться. В дамской комнате вижу Моник, прислонившуюся к раковине.
– В четвертой кабинке зеленый жук, – сообщает она. – Он такой необычный, и еще с усиками. Я позвала ребят из художественной редакции, чтобы сфотографировать его, поэтому пока не дави букашку.
– Отлично, это право я оставляю за тобой.
– Не зря ты всегда была у меня в любимчиках, – без особого энтузиазма говорит Моник.
– Мой бывший муж здесь, – сообщаю я.
– В какой кабинке?
– Да нет, там, – машу я рукой. – Помогает приводить в порядок свою книжку.
– «Брюшко»?
– Нет, что-то математическое, куча всяких формул. С Томом.
– Угу, – соображает Моник. – Это книжка «Я умею считать». Знаешь, что говорят о людях, которые играют с цифрами?
– Нет.
– Ты не захочешь знать, – машет рукой Моник.
Входит Нина.
– В четвертой кабинке большой зеленый жук, – информирует ее Моник. – Но возможно, он уже переполз во вторую или третью. Посмотри, он может быть где угодно.
Нина застывает у двери.
– О! – Она отступает, почти парализованная страхом.
– Не зайдешь ли в туалет наверху? – предлагает Моник, и Нина, пискнув «спасибо», выскакивает.
– Она боится меня, – говорит Моник. – Печально. Нина – единственная из вас, кто меня боится. Раньше я внушала куда больший ужас.
Моник разглядывает себя в зеркале. У нее действительно классная прическа.
Появляется девушка с фотоаппаратом, Дениз из художественного отдела. Следуя указаниям Моник, она отправляется в четвертую кабинку. Сама Моник, уже выходя, бросает мне:
– У тебя из штанов сзади торчит открытка с котенком.
Засовываю открытку в карман, а в четвертой кабинке несколько раз загорается фотовспышка.
Несколько дней спустя открытка все еще у меня. Она прикреплена магнитом к дверце холодильника на том самом месте, где я оставила ее в понедельник вечером. Через пару дней я поняла, что никогда открытка не окажется на столе Тома. К тому же картинка так мило смотрится на холодильнике. Теперь я понимаю, почему некоторые люди лепят сюда все подряд. Одна маленькая деталь – и вся комната оживает, хотя это сравнительно небольшое помещение. Но сейчас оно выглядит так, словно здесь и впрямь кто-то живет, кто-то любящий котят или спагетти или просто стремящийся украсить свое жилище. И я чувствую, что жизнь словно обретает новый смысл, хотя, возможно, напрасно я придаю так много значения открытке с котенком. Но положительный эффект все же ощущается.
Вечер четверга застает меня в гостиной в обществе мамы, неожиданно вернувшейся из своего африканского путешествия. Свои вещи она без объяснений оставила в кухне.
– Ну, как это было? – спрашиваю я.
И жадно жду баек о диких слонах, бегущих через деревню, о маме и Ронни, которые мчатся следом со своими фотоаппаратами и делают бесценные кадры виляющих слоновьих хвостов.
– Поездка оказалась мощным стимулятором, – начинает мама. – Я ходила пешком больше, чем за всю жизнь, и все время мечтала только об отдыхе.
– Ты не слишком загорела, – замечаю я.
– Солнцезащитный крем, – поясняет мама.
Глядя на нее, не заподозришь, что она вообще была на солнце. Она выглядит так, словно эти две недели прожила в метро. Но впрочем, мы все плохо загораем. Я всегда самая бледная, и в колледже меня даже прозвали «приманка для акулы», хотя что здесь забавного – не понимаю.
– Ронни отщелкал свои восемь пленок, – рассказывает мама, – в основном с видами моей спины на фоне дикой природы. Не лучший ракурс для меня.
– Как Ронни?
– Очень жизнерадостен для человека, который две недели спал на раскладушке.
Еле сдерживаюсь, чтобы не расспросить подробнее.
– Но ты ведь собиралась туда надолго? Нет, это не значит, что я не рада видеть тебя, но все-таки что случилось?
– Наверное, в жизни каждой женщины наступает момент, когда она решает, что следующий лев, которого она увидит, будет последним. Полагаю, это очень зрелое решение. – Поймав мой удивленный взгляд, мама продолжает: – Это относится не только ко львам, дорогая. У каждой женщины свой собственный объект. – Раздается стук в дверь. – Это Джейни, – говорит мама.
– Ты предупредила Джейни, что придешь ко мне, а меня нет? – Я чувствую себя обиженной восьмилетней девочкой.
– Ты же знаешь свою сестру.
Открываю дверь. Джейни прямо с работы, поэтому на ней стильный бежевый костюм. Я уже переоделась в застиранную футболку и штаны, так что чувствую себя несколько неловко, да еще бирка от штанов царапает поясницу. Оборачиваюсь и отрываю ее прямо перед Джейни. Та слегка округляет глаза и входит.
– Классно выглядишь, – обращается Джейни к маме. – Все было замечательно?
– Почти все.
– Хочу видеть фотографии.
– Будь осторожна со своими желаниями, – замечает мама.
Приношу в гостиную кувшин апельсинового сока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26


А-П

П-Я