Она спешит домой, где ее ждет Володя. Ничего не было, ей все приснилось. Его отпустили, а она просто не там ждала, вот и все.Марго завернула за угол и вдруг резко остановилась, словно натолкнулась на невидимую стену. Фигура обогнавшего ее мужчины показалась невероятно, до боли знакомой. Походка, посадка головы, манера как-то особенно, сдержанно двигать руками при ходьбе. Такое сходство не может быть случайным. Либо воображение, разгулявшись, играет с ней злую шутку, либо… Безумная, безумная мысль!— Володя!!! — закричала Марго, закричала отчаянно, так, что от нее шарахнулась проходившая мимо пара. — Володя!!!Голос ее легко и звонко воспарил над ночной улицей. Может быть, ей показалось, но человек, идущий впереди, то ли вздрогнул, то ли замешкался на долю секунды, но головы не повернул и вскоре скрылся за углом. Марго бросилась вдогонку. Каблучки стучали все чаще.Она почти бежала. Вот и заветный угол. Марго завернула и бессильно прислонилась к шершавой сырой стене. Эта улица была пуста, до конца, насколько хватало глаз. Человек этот, так больно напомнивший Володю, исчез, если и существовал вообще.— Я схожу с ума. Я положительно схожу с ума. Господи, спаси и сохрани. Не лишай рассудка, Господи. Сжалься надо мной. Его ведь нет на этой земле.И тут же вспомнились и зазвучали на губах стихи Анны Ахматовой: «Дочку свою я сейчас разбужу, в серые глазки ее погляжу. А за окном шелестят тополя: „Нет на земле твоего короля…“».— Нет на земле твоего короля, девочка, — шептала Марго, прижимая к груди теплое сонное тельце дочери, и слезы свободно, ничем не сдерживаемые, катились и катились по ее лицу.В эту ночь ей опять снились горы ее юности. Она снова вдыхает лиловый хрустальный воздух, чистый и звонкий, пропитанный ароматом разогретых солнцем трав. Она скачет, не разбирая дороги, туда, где вздымаются к небу сахарные вершины. Ветер развевает волосы. Маленькая тонконогая лошадка редкой шоколадной масти летит вперед, почти не касаясь земли. Они уже слились в этой скачке, стали единым целым. Они — полет. А впереди зеленый, пестреющий цветами горный луг. И перезвон колокольчиков на шеях лениво жующих овец. Дымок костра, ворчание лохматых собак. И голос старого чабана:— Твоя лошадка совсем притомилась, джана. Пускай передохнет.Теплая лепешка с запахом дыма. Неспешный разговор, такой уютный после бешеной скачки.Вдруг земля разверзлась у нее под ногами. Вокруг вода, над головой вода, многие метры воды Онежского озера. Но она не испугалась, а поплыла вольно, как русалка. Это ее стихия. Внизу среди поросших водорослями камней в свободной нестесненной позе лежит человек, роднее и любимей которого нет никого на свете. Лицо его безмятежно. Он спит, и маленькие рыбки играют в его волосах. Она плывет к нему, всегда только к нему, и опять просыпается в слезах. Ее Родина далеко, как далеко детство. И человека этого давно нет в живых.
Он плыл, постепенно костенея в ледяной воде, еле-еле загребая руками и настойчиво отгоняя от себя мысли о смерти. «Смерти нет, — вертелось в голове. — Смерти нет, пока есть она. Моя Звезда. Ведь именно за ней я прыгнул за борт, улучив момент. Она улыбнулась, мигнула мне с неба, и я шагнул… Вот она, золотая, теплая, смотрит на меня, словно подбадривает, словно манит. Подожди, не исчезай, я спешу к тебе!»Он ударился головой о что-то твердое и за секунду до того, как потерять сознание, вцепился в это что-то из последних сил.Очнулся он уже на берегу среди огромных валунов, которые возвышались со всех сторон, как часовые. Было жарко, как в аду. А может, он и был в аду?
Марго стоило большого труда уговорить Сэма навести справки о Нелли и ее муже. Каждый раз он находил новый предлог, чтобы отложить этот вопрос до лучших времен.— Ты просто эгоист, Сэм Голдберг, — кричала Марго. — Эгоист и собственник! Ты боишься. Признайся, боишься, как школьник.— Ну чего мне бояться, неистовая моя, — жужжат в ответ Сэм. — Твои родственники все равно меня не заменят.— Тогда в чем же дело? Найди мне их. Тебе же это труда не стоит.— Обязательно, детка, но только не сейчас. Сейчас я по уши завяз в показе мод. Твоя идея, между прочим. И почему я все время иду на поводу у твоих сумасбродных идей?— Лицемер!Марго прекрасно знала, что говорит. Сэм давно уже перестал сомневаться в ее особенном чутье на новые экстравагантные проекты. На этот раз Марго предложила Сэму устроить в варьете театрализованный показ моделей «дерзких молодых людей». Так критика окрестила группу дизайнеров одежды во главе с Тедом О'Шонесси, которые дерзко разрушали все устоявшиеся каноны. В обществе о них высокомерно говорили: «Фи, вульгарно!» — но интерес под этим «Фи!» скрывался нешуточный.— Модельеры скоро вообще станут властителями дум, вот увидишь, — уверяла Сэма Марго, которая сразу влюбилась в эпатажный стиль «дерзких» и везде его без устали пропагандировала. — Ты же сам говорил, что людям не хватает декоративности и красоты в повседневной жизни. Одежда, как ничто, украшает именно быт. Каждую минуту она может сделать другой, неповторимой, яркой. Ты только взгляни на эту шляпку!Сэм только вздыхал и подписывал счета. Впрочем, вздохи эти сотрясали воздух только для порядка. Счета Сэма в банке росли куда быстрее.Наконец настал день, когда Сэм явился к ней, сияя, как начищенный самовар, и вручил листок с адресом.— Мистер и миссис Ричард Уорли. Куинс-Гейт, 10. Кенсингтон, — прочитала Марго вдруг задрожавшим голосом. — Господи, да это же… Все это время я жила совсем недалеко от них и ничего об этом не знала. Как странно! Как глупо!— Ну вот, так всегда, — сокрушенно заметил Сэм. — И никакой благодарности за труды.— Погоди, Сэм, не мешай. Ты уверен, что это те самые Уорли? Ошибки быть не может?— Миссис Уорли зовут Нелли, я проверил.— Если идти через Гайд-парк, то через полчаса…— На улице ждет машина.— Нет, нет, Сэм, мне надо идти туда медленно, иначе я… иначе я… — Марго сбилась, не поспевая за сумятицей в мыслях. — Что, если они совсем другие, ну, не такие, как рассказывал ОН?Сэм только рукой махнул. Он уже давно смирился с ролью конфиданта, отца и любимой подружки в одном лице. Он был в курсе всех ее переживаний, снов, сомнений и вообще всего, что творилось в обворожительной головке Марго Басаргиной. Обладая недюжинным практическим умом и прозорливостью психолога, он еще в начале их знакомства понял, что заводить с ней интрижку будет слишком хлопотно и чревато проблемами в свете его профессиональных планов. Хотя, что греха таить, такая мысль не раз приходила ему в голову. И что самое интересное, он был почти уверен, что добился бы успеха там, где наверняка сошли бы с дистанции более молодые и привлекательные соперники. У Сэма Голдберга были колоссальнейшие козыри — природный магнетизм и мощнейшая энергетика, смертельное оружие, если уметь им пользоваться.Узнав Марго поближе, Сэм понял, насколько был прав. Она была куда ценнее и интереснее ему в роли партнера и товарища. Любые романтические поползновения могли только испортить их уникальный деловой и творческий альянс. Она фонтанировала смелыми и экстравагантными идеями, он, как никто, умел воплощать их в жизнь. Для редких эротических приключений вполне годились курочки попроще.Ее одержимость воспоминаниями о любимом муже вызывала у Сэма тщательно скрываемую иронию, смешанную с восхищением и некоей долей зависти к мужчине, который смог столь прочно заворожить такую женщину, как Марго. Или это не более чем защитная броня, за которой Марго инстинктивно укрывается от реальной жизни? Отгораживается, как щитом, от мира мужчин? Он, Сэм Голдберг, уже не мальчик, много повидал в этой жизни, а искренних и верных женщин что-то не припомнит. Мамочка и Рэчел, конечно, не в счет.
В кольцо огня вступила женщина. Коренастая, широкая в кости. По-крестьянски сильные руки. Платок сбился набок. Широкое, несколько плоское лицо раскраснелось от жара. Русые волосы, зачесанные назад, растрепались. Он попытался приподняться, но не смог.— Лежи уж, горюшко, — произнесла она напевно. — Хоть очухался, и то ладно.— Кто ты?— Настасья я, с хутора. Рыбалила по зорьке, да вот на-рыбалила та-а-акую рыбину. Кому ни скажи, не поверють.— А сказала?— Ой, сказала! — Она аж руками всплеснула. — Ты чё? Аль я не понимаю? В такой одежке да в таком месте — не иначе как с баржи сиганул. Возят они людишек сотнями в те гиблые места. Некие сигают, вот как ты, да живыми еще никто до берега не добирался. Ты один такой удачный. Не возьму в толк, как ты в леденющей такой воде Богу душу не отдал. Я тебя насилу отогрела.— Это ты костер разожгла?— А кто ж? Тяжелый ты больно, мне не унести было. Вот и соорудила тебе баньку прям здесь. Ничего, вишь, оклемался, болезный.— Видно, есть у меня еще дела на этом свете.— Видать, так.
Ноги сами несли Марго по изумрудным лужайкам Гайд-парка. Мысли ее были далеко. Вот сейчас, скоро, она увидит сестру Володи. Фарфоровая Нелли, золотоволосая царевна. Господи, сколько Володя рассказывал Марго о ней! Любимейшая из сестер, прекраснейшая из женщин, абсолютный и непоколебимый идеал. Поначалу Марго даже немного ревновала Володю к ней, а потом успокоилась. Нельзя же ревновать к Луне или Солнцу, правда? Ими можно только восхищаться.И вот она идет в дом Нелли. Как-то ее примут? Не разочаруется ли она сама? Может быть, Нелли давно уже не богиня, а располневшая и заматеревшая в житейских делах хозяйка дома, и ничто в ней не напомнит Володю, и надо будет говорить о сливовом пудинге и ценах на говядину. Господи, какая ерунда лезет в голову! Это все от волнения.Улица Куинс-Гейт была прелестна. По обе стороны тянулись ряды одинаковых трехэтажных домов, ослепительно белых, похожих на кремовые пирожные. За кружевными чугунными решетками оград зеленела трава и цвели розы. Вполне респектабельное место. Подходящая оправа для русской царевны.Вот и номер 10. Палец уже нетерпеливо жмет на кнопку звонка. Ну, открывайте же скорее! Неторопливые шаги. Дверь распахнулась. — Крик. — Это кричала Марго.— Нет, нет! Не может быть!Марго отпрянула от двери, от человека в дверях. Вскинула руки, как бы защищаясь от наваждения. Это не может быть правдой, это подлый мираж. Она больна, она безумна, она галлюцинирует!— Нет!Марго упала бы навзничь со ступенек, если бы сильные руки не подхватили ее и буквально силой не затащили в дом. Дверь с треском захлопнулась за ней. Что-то руки у этого привидения слишком крепкие, стиснули так, что не вздохнуть.— Отпусти меня! Не верю! Не верю!— Тс-с, уймись, — шепнул он ей в волосы. — Я слишком долго этого ждал. Все вопросы потом, потом…О, эти губы на ее коже! Все тот же мягкий требовательный натиск, все та же пьянящая власть. Ничего не изменилось. Она все так же теряет рассудок от одного его прикосновения. Они опять одно, и ничего вокруг не имеет более значения.Очнулись они на ковре в гостиной, среди беспорядочно разбросанной одежды и диванных подушек. Марго дернулась встать, но Володя мягко удержал ее:— Только не уходи. Не теперь. Я так истосковался по тебе.— Я в полном смятении, — искренне призналась Марго. — Не знаю, что говорить, как. Ты воскресаешь из мертвых. Вот так ниоткуда возникаешь передо мной в центре Лондона. Наша встреча случайна, ведь так? Мы могли вообще не узнать друг о друге. Разминуться навсегда. Непостижимо.— Ты недооцениваешь свою популярность. Весь Лондон только и говорит, что о Марго, Ночной птице. Кстати, я — твой поклонник. Не пропустил практически ни одного твоего выступления. Изумительное зрелище.От неожиданности у Марго перехватило дыхание.— Так ты знал, что Ночная птица — это я? Ты знал, что я в Лондоне?— Да, давно уже.— Не понимаю. — Марго изумленно уставилась на него. — Ты знал, что я здесь, и не пытался встретиться со мной? Не хотел?— Нет, нет, не то.— Это ты был тогда поздно вечером на Оксфорд-стрит? Ты слышал, как я звала тебя, и не остановился? Ты, ты…Марго забилась в его объятиях, изо всех сил пытаясь вырваться, но он крепко держал ее.— Да прекрати, ты, бешеная! Я уже подзабыл твой сумасшедший темперамент.— Ты — чудовище!— Неправда. Неправда. Сама подумай, что мне было делать? Ты давно уже меня схоронила, с тобой этот твой антрепренер, Голдберг. Просто не отходит. У тебя ребенок, наконец! Я не хотел больше портить тебе жизнь. Мне казалось, что ты счастлива, устроена. Карьера расцветает. Зачем тебе воскрешать прошлое?— И ты готов так легко меня отдать?— Нет, иначе не таскался бы каждый вечер в «Атенеум», не дежурил бы у выхода, не провожал бы тебя домой. Хочешь начистоту? Я не знал, как поступить. Не хотелось быть эгоистом. Не хотелось…— Володя, Володя! Этот ребенок твой.— Повтори, что ты сказала!— Лизанька — твоя дочь. Практически единственное, что я забрала с собой из Москвы, из России.— Господи, Марго, любимая моя! Да я и помыслить не мог!— Не мог… — Марго ощутила горький комок в горле. Слезы подступили к глазам. — Не хотел быть эгоистом. Понимаю.Она отвернулась от него, не хотела, чтобы он видел, что она плачет. Володя молчал, только тихо-тихо водил пальцами по ее обнаженной спине, по плавным изгибам позвонков, по нежной бархатной коже. И от прикосновения этих пальцев горечь уходила, растворялась, уступая место совсем другим чувствам. Какая разница, что было с ними раньше? Главное, что сейчас он рядом, он любит ее, он хочет ее и только ее. А она? Что за вопрос! Ни один мужчина никогда не будет иметь над ней такую неограниченную власть. А она, независимая, свободолюбивая, как необъезженная кобылица, ничуть этой властью не тяготится. Добровольное упоительное рабство, вот что такое любовь!— Наверное, это — любовь! — шепнула Марго. — Целуй меня скорее, люби меня. Я просто изнемогаю от любви.За окнами давно уже стемнело, а они все лежали на ковре перед камином, не размыкая объятий. «Наконец-то счастье вернулось ко мне, — думала Марго, уютно прижимаясь щекой к его груди. — Оно долго блуждало где-то, но все же нашло меня. Значит, все не напрасно было».— Где же ты блуждало, счастье мое?— Далеко. Чтобы не заблудиться, шел за звездой. Звездой по имени Марго. За ней шагнул за борт Соловецкой баржи, за ней продирался через карельские леса, за ней переходил вброд ледяные реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37