https://wodolei.ru/catalog/mebel/rakoviny_s_tumboy/50/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он жаждал наконец поддаться страстному импульсу, не задумываясь, какой оценки заслуживает.
Где-то в самой глубине сознания он жаждал близости с Рэйчел, прикосновения к ее губам.
Даже не реального поцелуя, а некоего тесного энергетического контакта. Она быстро, коротко вздохнула, и он ощутил прохладу ее дыхания на своей коже.
Она явно была удивлена его поведением. Вообще-то он и сам себе удивлялся. Однако ему меньше всего хотелось анализировать сейчас причины происходящего. Повинуясь ее очарованию, он привлек Рэйчел к себе и прижался губами к ее губам. Кровь бешено застучала у него в висках.
Он почувствовал во рту сладкую горечь шоколада и отступил от Рэйчел, посмотрев ей в глаза:
– Вы все-таки съели пирожное.
Глаза заблестели, несмотря на то что она хмурилась. Слоан подумал, что не видел ничего более сексуального в своей жизни, чем выражение ее лица в эту минуту.
– Только кусочек, – пояснила Рэйчел, – пока вы укладывали девочек спать.
Теперь уже не расхохотаться было невозможно.
– Но вы обещали побить меня, если я съем хоть одно.
Ее лицо виновато вытянулось.
– Я же не по-настоящему собиралась вас побить…
– И правда, – согласился Слоан, кивнув, – вы только сказали, что дадите мне по рукам.
Выражение виноватости на ее лице усилилось.
– Неужели я так сказала?
Она выглядела глубоко раскаявшейся, отчего возбуждение Слоана только возросло.
– Знаете, как в книгах советуют поступать с плохими девочками? – Слоан подвинулся еще ближе, На ее лице появилось намеренно испуганное выражение.
– И как же?
– Наказывать их, – ответил он нежно.
– Каким же образом? – в тон ему спросила Рэйчел.
– Поцелуями.
– О, ужас.
В ее глазах что-то сверкнуло. Неуловимое и таинственное.
Атмосфера накалилась до предела. Множество воспоминаний и всяческих мыслей атаковали его сознание, но ему удалось отогнать их от себя, как досадную помеху.
Ее пальцы погрузились в его волосы.
– Вы хотите так сурово наказать меня… – прошептала Рэйчел, – так, как я того заслужила…
Наконец их губы соединились в поцелуе.
Лунный свет холодной ясной ночи освещал заснеженные ветви деревьев. Рэйчел дрожала от холода, сидя у раскрытого окна в своей комнате.
Но она даже не пошевелилась, чтобы взять с постели одеяло и укрыться.
Возможно, именно в тепле и комфорте она сейчас нуждалась меньше всего. Ей нравились холод и темнота ночи, она совершенно ничего не чувствовала. Гусиная кожа, стучащие зубы, оцепенение. Ее как будто парализовало.
Чувство вины, которое теперь нахлынуло на нее, было более острым и сильным, ранило глубже, чем леденящее дыхание зимы, лившееся сквозь старое открытое окно.
Как могла она так бесстыдно флиртовать со Слоаном?
Он устал. Он сам сказал об этом. Все потому, что он поддразнивал ее. Его жаркий поцелуй явно не мог быть просто случайностью. Она должна была остановить его. Она должна была быть бдительной. По крайней мере попытаться остановить. Когда он начал делать глупости,.., когда он начал с ней флиртовать.., следовало проявить благоразумие.
Но она ничего не сделала. Она не способна была рассуждать и поддалась искушению.
Почему она позволила ему подойти так близко и сказать:
– Перестаньте мучить меня и поцелуйте.
Ну, возможно, не следовало резко отстранять его, но стоило поинтересоваться, что происходит. Помочь прийти в себя. Рэйчел вздохнула и задрожала от холода.
– Прости меня, Оливия, – прошептала она, глядя в окно, в надежде, что ее слова достигнут небес и будут услышаны подругой.
Слезы заструились по ее щекам.
– Прости меня… Я поступила ужасно. Я предала тебя.
Рэйчел чувствовала себя распущенной, продажной женщиной. Все самые грубые слова приходили ей на память, когда она думала о своем поступке.
Она могла бы рассмеяться, припомнив, как Оливия называла тех, кто ей не нравился, в пору их детства. Но она не смеялась. Она даже не улыбнулась.
Ей вспомнился совет, который дала ей Диана во время беседы в кафе. И Рэйчел даже позволяла себе думать, что это была правда. Однако мысль о том, что Оливия хотела бы, чтобы она и Слоан были счастливы, соединившись, не казалась Рэйчел правдоподобной. Оливия потратила слишком много сил, ей пришлось слишком долго бороться за свое счастье со Слоаном, чтобы она была рада видеть рядом с ним кого-либо другого.
Кого-либо другого.
Рэйчел, скорее, могла представить себе, что подруга указует на нее огненным перстом и глаза ее полны гнева:
– Проститутка, шлюха.
Рэйчел чувствовала себя так, словно ужасное обвинение было выжжено у нее на лбу. И самое худшее заключалось в том, что Рэйчел была уверена: Оливия никогда не смирится с таким положением дел.
– Почему ты не хочешь припарковать машину? – спросила Софи, недовольно наморщив лоб.
Саша проворчала:
– Ты что, не пойдешь с нами?
– Ты должен пойти на ярмарку, папа, – сказала Сидни. – Что подумают учителя, если ты даже не появишься там?
– Ты хочешь сказать, они будут недовольны, если я не куплю что-нибудь на ярмарке?
Чувствуя себя смертельно уставшим, Слоан знал, что спор с детьми бесполезен. Поэтому он припарковал машину и тяжело вздохнул.
Вчера он вымотался до предела: сначала работа в офисе, покупка продуктов, приготовление пирожных.., потом.., эротические фантазии насчет Рэйчел, не дававшие ему уснуть. Все время воображая себе их поцелуй и мучаясь от неудовлетворенного желания, он проснулся таким же уставшим, каким отправился в постель накануне вечером.
Но самым большим мучением было его чувство вины. Оно придавило его плечи с тяжестью гранитной плиты.
Что бы подумали его дочери, если бы узнали?
Что бы каждая из них подумала?
Что бы подумала Оливия?
Вопросы, которые он задавал себе, не давали ему покоя, сверля мозг и причиняя настоящие мучения.
Мечты о Рэйчел преследовали его всю ночь.
Свалившееся на него невыносимое бремя вины, давившее и переполнявшее сердце, не давало покоя. Если он не преодолеет его, то никогда не сможет выбраться из своего подавленного, мрачного состояния.
– Мне нужно сделать одно дело, – сказал он дочерям. – Я не задержусь долго. Вернусь минут через двадцать, самое большее через час. Вот тогда я и куплю пирожные, которые мы с Рэйчел приготовили. Хотя бы несколько штук.
Когда сестры выбрались из машины, он напомнил:
– Не забудьте о пирожных.
– Вот они, – подняла Сидни сумку с коробкой, где лежали пирожные. Сестры сделали то же самое.
Саша обернулась, взглянув на машину. Она как будто кого-то искала.
– Рэйчел обещала прийти. Ты не знаешь, когда она появится?
Услышав имя Рэйчел, Слоан почувствовал себя так, словно его ударило током.
– Я не знаю ее планов, – сказал он. – Но если обещала, значит, придет.
Саша кивнула, успокоившись.
– Точно. Рэйчел никогда нас не подводила.
Улыбнувшись ей в ответ, Слоан согласился:
– Еще бы.
Глава 6
Продавщица цветочного магазина заворачивала букет белых роз. Но Слоан так был поглощен своими мыслями, что почти не замечал происходящего. В середине зимы живые цветы стоили гораздо дороже, чем в любое другое «несезонное» время. Ему пришлось потратить почти все, что лежало у него в кошельке. Розы были ее любимыми цветами, и Слоан надеялся, что этим хоть как-то сгладит остроту своих переживаний и чувства вины.
Розы всегда восхитительны, во всякое время года, но в январе они просто неотразимы. Деревья стояли голые, трава – замерзшая и сухая, а жизнь города словно замедлялась и замирала, в то время как его обитатели предпочитали больше времени проводить в своих теплых домах.
Пустынная и серая аллея кладбища была совершенно безлюдна.
Но он и не ожидал никого встретить.
Он просто пришел по зову сердца. По настоятельному внутреннему побуждению.
В памяти Слоана воскрес тот день, когда состоялись похороны жены. Небо было ясным и солнечным, стояла летняя жара, изводившая всех, кто пришел проститься с Оливией.
Его дочерям выпало тяжкое испытание. И они выдержали его, ни одна из них даже не заплакала ни дома, ни во время траурной церемонии на кладбище. Они прошли одна за другой, прощаясь с матерью.
О нет, теперь они не плакали. Пока Оливия медленно угасала от рака, они плакали день и ночь, и никто не мог их успокоить. Остановить развитие болезни врачи оказались бессильны.
Химиотерапия тоже не помогла. Облучение не дало никаких результатов. Ничего.
Угрызения совести вновь шевельнулись в его душе. Подобно змее, они подтачивали его. Он медленно поехал дальше по аллее.
Как мог он считать себя врачом, целителем и не смог помочь собственной жене, которая умирала на его глазах? В течение долгих недель она страдала, а он ничего не мог сделать. Опухоль увеличивалась медленно, давая метастазы по всему организму, уходили месяцы, и все это время он продолжал работать, принимать пациентов.
Подступивший к горлу комок мешал дышать.
Ему не хватало воздуха. Он пытался подавить гнетущее чувство и мысленно вернуться к тому, о чем думал прежде, – как его маленькие дочери держались за руки в тот день.
Слоан знал, они чувствовали поддержку друг друга, какую всегда чувствуют сестры. Жестокое потрясение сплотило десятилетних детей около него. Он ничего не говорил им, не просил их не плакать, но они понимали отца без слов и только держались около него, как будто ища защиты.
Плакать больше они не могли, за долгие месяцы болезни Оливии они выплакали все свои слезы. Он помнил вечер накануне похорон, когда все четверо сидели на ковре в гостиной и плакали в голос, как маленькие дети.
Что-то случилось тогда. Что-то навсегда сблизило их. Он никогда не осознавал до того момента, насколько близки и дороги ему его дети. Трагедия с их матерью открыла ему истину и заставила почувствовать эту близость во всей полноте.
Когда он думал о Саше, Сидни и Софи, у него вдруг возникало чувство, что сейчас они отдалились от него. Слоан не понимал, куда исчезло ощущение близости, объединившее их после смерти Оливии…
Он подъехал к могиле жены и с изумлением увидел прямо у обочины дороги машину Рэйчел.
Он вышел из машины и взял букет, который привез с собой.
Улыбка появилась на его лице, свежий холодный воздух окутал его после того, как он вышел из теплого салона машины. Слоан знал, что Рэйчел приезжает на кладбище каждую неделю… иногда по субботам она брала с собой девочек.
Но раньше он не понимал смысла ее визитов.
Он застегнул куртку до подбородка, чувствуя, что быстро замерзает, и остановился, увидев ее впереди, у могилы. Она не оглянулась, ветер дул в его сторону, и она, вероятно, просто не услышала его появления. Слоан мог бы окликнуть ее.
Но он просто стоял, глядя на Рэйчел в странном оцепенении, и любовался ее огненно-рыжими волосами и ярко-зеленым пальто.
Звук ее голоса удивил его. Однако обращалась она не к нему, а к Оливии.
– Пожалуйста, – звучали ее слова в морозном воздухе, – прости меня, я очень, очень сожалею.
Он почувствовал, как его сердце заныло от боли. Почему она просит прощения? Слоан тут же начал искать ответ. Что-то в ее словах задевало и его. Именно так же он ощущал себя в эту минуту. Ее тон был близок и понятен ему.
Он пришел сюда, чтобы просить прощения.
Именно чувство вины привело его. И для него тяжело было видеть, что и у Рэйчел есть причины страдать.
Он медлил окликнуть ее, полагая, что она собирается сказать еще что-нибудь. Да, он подслушивал. Но ему нужно было понять, за что она просит прощения у Оливии.
Наконец Рэйчел проговорила:
– Я знаю, вне зависимости от того, что я чувствовала, мне не следовало его целовать.
Значит, она тоже испытывала чувство вины за случившееся между ними прошлой ночью на кухне. Не все из сказанного ею было понятно Слоану, но он услышал достаточно, чтобы догадаться, что Рэйчел привело на могилу Оливии глубочайшее раскаяние.
Не думая, Слоан шагнул вперед.
– Рэйчел, – произнес он.
Удивленное выражение на ее красивом лице заставило его улыбнуться.
– Я не мог не слышать, что вы говорили, – сказал он. – Вы не должны ни за что просить прощения. Ни за что. Это только моя вина. И мне за нее отвечать. Вы ничем не провинились перед Оливией.
Рэйчел выглядела потрясенной. Она опустила свои темные глаза, не веря тому, что он говорил.
Приблизившись, он ухватился за рукав ее пальто окоченевшими пальцами.
– Я совершенно серьезно говорю вам, Рэйчел, вы невиновны в том, что произошло вчера.
Вместо того чтобы взглянуть на него, она еще ниже опустила голову.
Он поднял букет.
– Видите, я чувствую себя так же, как и вы. Я пришел искупить свою вину.
– Она любила белые розы, – еле слышно произнесла Рэйчел.
Голос ее был чуть громче шепота. Она все еще не смотрела на него.
– Я думал, что здесь мне станет легче. – Он наклонился и положил цветы на плиту из розового гранита. А затем выпрямился и снова посмотрел на Рэйчел. – Я не хочу, чтобы вы терзали себя. Наш поцелуй целиком на моей совести. Вы меня слышите?
На несколько секунд воцарилось молчание, но наконец Рэйчел подняла на него глаза.
Он смотрел на нее, выжидательно изогнув брови. И прежде чем она успела заговорить, добавил:
– Нос у вас совсем красный. – Он легко коснулся пальцами ее лица. – И щеки совсем холодные. Вы давно приехали?
Не дожидаясь ответа, он обнял ее. Ей надо согреться, так ведь можно и заболеть.
– Вам нужно выпить чашку горячего кофе, сказал Слоан.
– А что насчет ярмарки? – тихо спросила она. Как девочки? Я ведь обещала им…
– Не волнуйтесь, – ответил он. – С ними все в порядке, они уже в школе. Я предупредил их, что мы появимся чуть позже. У нас есть время согреться и выпить кофе.
– Я немного замерзла, – согласилась Рэйчел.
– Я бы сказал, что вы промерзли до костей.
Пойдемте скорее.
Он пришел сюда, чтобы просить прощения у Оливии за свою недостойную выходку. Но все, что он сделал, – положил цветы и теперь торопился уйти. Он чувствовал себя ужасно. Но позаботиться о Рэйчел казалось ему просто необходимым. Она, бедняжка, еле стояла на ногах. Ее надо срочно увезти отсюда. Его покаяние могло подождать. К тому же прошлый опыт подсказывал, что даже после раскаяния чувство вины нередко возвращается вновь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16


А-П

П-Я