– Да уж, что верно, то верно. Ты права, это действительно посольская машина. Но только посол другой. Видно, решила махнуться послами на том королевском приеме. Там сидел посол Италии.
Гейл откинула рыжие волосы и хрипло расхохоталась:
– Тогда все о'кей! Общий рынок, дорогая, ничего не поделаешь!
Изумление мое не исчезло.
– Скажи, Кэролайн, как же ты все-таки умудрилась? Она скроила гримаску – воплощенные неведение и невинность.
– Я? Но при чем здесь я? – воскликнула она. – Я просто слушаю, а они выкладывают мне все как на духу. – Затем она обернулась к Гейл. – Вот ты добрая католичка, ты поймешь, – добавила она. – Это называется исповедь.
Я заметила, что для исповеди нам не хватает эдакого деревянного закутка, возле которого сидит исповедуемый, а священник клюет носом и делает вид, что дает тебе добрый совет.
Кэролайн рассмеялась:
– Но у нас уже имеется такая штука! – Она указала на автомат. – Здесь они и исповедуются. И никакого священника не нужно.
Гейл радостно захлопала в ладоши:
– Ты права, дорогая! Кому нужен этот дурацкий священник! Вот только надо придумать название нашей исповедальне. Не могу же я заявить посетительнице: «Ну а теперь, милочка, идемте исповедоваться кофейной машине!»
– Будет тебе, Гейл, – сказала я. – Ты у нас католичка, вот и придумывай название сама.
Гейл призадумалась. Затем глаза ее оживились.
– Тогда вот что, – важно заявила она. – Еще в школе слыхала я одну историю, ее рассказывали монахини. И речь там шла о самом известном и жестоком исповеднике всех времен, некоем испанце по имени Торквемада… К тому же и машина у нас совсем древняя. Так что, я считаю, очень подходящее имя – Торквемада. Как вам, а? А теперь, ради всего святого, я просто умираю, до чего хочу выпить! – добавила она, открывая небольшой шкафчик, стоящий рядом с автоматом.
Вот так мы окрестили нашу машину. И чтобы отпраздновать это событие, выпито было немало, после чего мы с Кэролайн благоразумно решили отправиться домой на такси. И всю дорогу громко хохотали и мысленно поднимали тост за величайшего испанского инквизитора, чей яростный и неуемный дух вселился в нашу машину, некогда спасенную мною от печальной участи оказаться на свалке.
Такси остановилось возле особняка Кэролайн. Я же, несколько нетвердо держась на ногах, двинулась через парк к дому. Жизнь казалась одновременно прекрасной и абсурдной, и у меня вдруг появилось предчувствие, что самое главное, самое прекрасное и удивительное еще впереди. Удивительное, несомненно, относилось к Торквемаде, который вот уже пять веков как скончался; прекрасное – к Джошу Келвину, который находится в пятистах милях отсюда. И, как я от души надеялась, был до сих пор еще жив и здоров.
А где-то посередине между этим удивительным и прекрасным находилась моя реальная и обыденная жизнь – муж, дочь, дом, наша лавка.
Ральф перечитывал «Дядю Ваню». Рейчел смотрела телевизор. На коленях у нее пристроилась Фатва.
– Привет, мам! Ты в порядке?
Я не была уверена в ответе.
Глава 6
ТОРКВЕМАДА
Трудно было заставить людей поверить в то, что в магазине у нас имеется автомат для варки кофе-экспрессо, наделенный магической силой. Вдоволь наговорившись и отсмеявшись по этому поводу, мы не очень-то верили в это и сами. Однако, наблюдая за тем, какое воздействие оказывает он на посетителей, нельзя было не заметить, что аромат кофе так и притягивал, заставляя людей собираться возле Торквемады. А уж оказавшись там, они начинали говорить, высказывать самые сокровенные свои мысли и устремления – свободно и раскованно, даже с какой-то радостью, пусть даже прежде за ними ничего подобного не наблюдалось. За короткое время Торквемада умудрился выведать не меньше тайн, чем испанская инквизиция, использовавшая средневековые орудия пытки. В знак благодарности и признания той могучей силы, которой был наделен наш автомат, я время от времени уважительно и усердно натирала его сверкавшие медью и хромом бока – до тех пор, пока Торквемада не начинал буквально излучать притягательное сияние, призывая всех входящих немедленно устремиться к нему и облегчить свои грешные души. И именно так они и поступали, словно им больше нечем было заняться. Словно они были околдованы.
Заметила также, что женщины предпочитают исповедоваться, примерив новый костюм или платье, снятые с вешалки. Впервые попав в наш магазин, они вели себя сдержанно и почти не разговаривали. Но, вынырнув из примерочной в новом наряде, тут же устремлялись к кофейной машине. И сразу начинали выкладывать совершенно поразительные факты и подробности из своей жизни. Они рассказывали о своих мужьях, любовниках, несчастьях, надеждах, мечтах, снах, фантазиях, страхах и разочарованиях. Словно выбранные ими – или нами для них – наряды высвобождали из застенков обыденности, призывали найти утешение в исповеди перед кофейной машиной. Освободившись от старой одежды, они будто сбрасывали вместе с ней и кожу.
Торквемада оказался способен творить настоящие чудеса. Как-то однажды, сонным августовским днем, в магазин зашла дама, которую немного знала Гейл. Дама пребывала в крайне возбужденном состоянии. Примерно в возрасте Кэролайн – лет тридцать пять – сорок, – темные волосы строго зачесаны назад и открывают лицо, еще недавно отмеченное нежной красотой, но теперь какое-то затвердевшее и мрачное. Скорее маска, а не лицо, причем маска, говорившая о том, что скрываться под ней может что угодно, только не счастье. Как только она переступила порог, мне показалось, что в лавке стало холодно и сумеречно.
Гейл подошла к ней. С минуту они тихо беседовали о чем-то, затем вместе обошли ряды вешалок, рассматривая платья. Гейл выбрала темно-синее шелковое от Джин Мюр и протянула даме. Та с некоторым сомнением взирала на него, затем наконец решилась и пошла в примерочную, держа платье осторожно, с таким видом, точно оно могло взорваться.
Других посетителей в магазине не было. Кэролайн находилась в отпуске. Гейл подошла ко мне и, скосив глаза на лестницу, прошептала:
– У меня такое ощущение, дорогая, что сейчас понадобится Торквемада. Давай поспорим, о чем будет разговор? – Она задумчиво возвела взор к потолку. – Так… Муж завел любовницу?.. Это же сразу видно, стоит только взглянуть на ее лицо! Причем, судя по тому же лицу, случается это не впервые. Он завзятый изменщик, вот кто! А стало быть, буквально на следующей неделе к нам в лавку явится какая-нибудь девица, вся в слезах, и, рыдая, начнет жаловаться, что этот ублюдок и мерзавец вернулся к жене. А потом… Нет, погоди, не перебивай… потом явится муж любовницы и непременно в сопровождении какой-нибудь куколки, которую представит нам как свою племянницу. Я же тебе всегда говорила – сплошная чертова карусель! И все так предсказуемо, просто скука! – Гейл снова покосилась на лестницу. – Но вину почему-то всегда испытывает жена. Словно по вине жен эти мужья скачут от одной бабы к другой. Весь вопрос в том, какова кара… – Она рассмеялась. – Два платья от Джин Мюр и одно от Пола Кастелло? В любом случае лучше, чем власяница!
В этот момент в магазин вошла покупательница. Я устремилась к ней, и тут как раз из примерочной поднялась печальная дама. Новая покупательница принадлежала к разряду тех, кто готов перерыть все, так толком и не зная, чего на самом деле хотят. А потому я лишь краем глаза могла наблюдать за тем, как Гейл наливает кофе, восхищается платьем на грустной даме, а затем мрачно и сосредоточенно выслушивает ее.
Наверное, лишь через полчаса она выпроводила даму, и магазин снова опустел.
Гейл устало плюхнулась в кресло.
– О Господи! – простонала она. – Если опять разгорятся дебаты на тему о том, можно ли позволить женщинам служить в католической церкви, обещай, что не позволишь сказать мне «да». Кроме того, я совершенно не умею хранить тайну исповеди, ровно через сутки будет знать весь город. Ты хочешь послушать, что она сказала?
Ну разумеется, я хотела.
– Итак, – заявила Гейл, устраиваясь поудобнее, – я была недалеко от истины. Эта дама по имени Ребекка, она замужем. О'кей… Трое ребятишек, муж какой-то законник, кажется, королевский адвокат , что-то в этом роде. Короче говоря, при деньгах, и эти деньги ударили ему в одно место. Вот уже в течение многих лет брак под угрозой распада. У него бесконечные романы. У нее – ни одного, так она, во всяком случае, уверяет. Она бы не возражала завести интрижку, она уверена, что больше не любит мужа, ни капельки. Единственное, о ком печется, так это о детях. Живет ради них. Ладно… Так бы оно себе и шло дальше, но тут возникает ситуация. Этот ее муженек вдруг знакомится с некой Мерзавкой. Жуткая интриганка и стерва, настоящий вампир. Не замужем. Денег нет. Куча любовников. Эдакая похотливая кошка. И вот она хватает нашего адвоката за яйца и не отпускает. Требует, чтобы тот развелся с женой. Воображает себя будущей леди Такой-то с особняком в Хэмпстеде, загородной виллой и еще усадьбой на берегу Дордони . Детей побоку, он может сдать их в частный пансион. А ей остается лишь вскрыть банку икры и воскликнуть: «Дело в шляпе!»
Гейл прервала свое повествование и занялась очередной клиенткой, затем, предоставив даме самой рыться в корзине с аксессуарами, снова уселась в кресло возле Торквемады.
– Ладно! Так что же делать? Ребекке плевать на мужа, но она вовсе не желает, чтоб какая-то сучка захапала все деньги и изгнала детей из родного дома. Чтобы потом они с Ребеккой остались ни с чем и влачили бы голодное существование. А поскольку он блестящий адвокат, то выжмет ее на суде досуха. А Мерзавка будет держать его за яйца до тех пор, пока не добьется своего. Боже упаси! Ты слышала о чем-либо подобном, а, Анжела?
Она рассмеялась, улыбнулась покупательнице, завернула выбранные ею два шарфика.
– Спасибо, мадам! Обязательно заходите еще.
Вернувшись ко мне, Гейл провела старенькой расческой по непослушным волосам, отчего они вздыбились и растрепались еще больше, и тяжело опустилась в кресло.
– Так что же делать? – спросила она, словно я могла знать ответ. – Господи, Анжела, как бы я хотела, чтоб эта гребаная машина могла выдавать не только кофе, но и добрые советы! Ладно… Суть в том, что в этот уик-энд они вместе с муженьком-стервецом собрались куда-то за город. Якобы там у него какое-то дело. Очень важное для карьеры, так он сказал. Святой Моисей, не засунул бы он эту карьеру себе в задницу! Это я ей сказала. И жена должна его сопровождать. Мало того, – добавила Гейл после паузы, – она заказала мне уйму разных других вещей, костюм для загородных прогулок, дневное платье, бог знает что еще… И собирается зайти в понедельник и купить. Видала что-либо подобное? Спрашивается, зачем ей все это нужно? – Глаза Гейл округлились. – Потому как эта дура вообразила, что если Мерзавка увидит ее снимки в «Дженнифер дайэри», то придет от этого в такое бешенство, что выгонит этого гребаного адвокатишку пинком под зад! Глупая корова, неужто она не понимает, что все мерзавки в мире похожи на бульдогов – уж раз вцепилась, ни за что не оторвать!
Понемногу Гейл успокоилась. В магазин заходили покупатели, и я на время забыла обо всем этом. И перестала думать о сумеречной даме.
Тем более, что вскоре голову мою стали занимать совсем другие мысли. Вернее, одна мысль. Позвонил Джош. С утра шел дождь, в магазине было полно народа, и тут позвонили из Милана. Не слишком подходящее время для Долгих и пустых телефонных разговоров. И мне показалось странным, что человек, звонивший с другого конца Европы, вдруг начал пространно объяснять, чем именно ему так нравятся мои груди. Поскольку Джош еще не успел исследовать другие уголки моего тела, детальным описанием достоинств моего бюста он, собственно, и ограничился. Интересно, какой образец он использовал для сравнения, подумала я.
– Теперь наконец определились дальнейшие планы, – заявил он, закончив урок анатомии. – Возвращаюсь в понедельник… И еще… Я очень по тебе скучаю. Жаль, что ты вдруг пропала из моей жизни.
– Ничего себе! Мне почему-то казалось, это ты пропал! – холодно парировала я.
Но на самом деле испытывала я совсем другие чувства. Сердце так и замерло, стоило услышать голос Джоша. А внутренний голос твердил: «О Господи, возвращайся скорее! Я так хочу тебя!»
Но на улице шел дождь, дел у меня было по горло, и я испытывала досаду и раздражение. Разве возможно вести двойную жизнь, если половинка этой жизни сводится к сидению в магазине и выслушиванию дурацких утренних звонков из Милана – от мужчины, который, по всей вероятности, только что провел ночь, трахая какую-нибудь сговорчивую синьорину? Может, она всего за минуту до этого убралась из его номера, потому как он сказал, что хочет спокойно поговорить с женой.
И я решила, что куда хуже ревновать к женщинам в целом, чем конкретно к одной. Если Джош действительно ездит повсюду с хорошенькой ассистенткой, как уверяла Кэролайн, я по крайней мере могу выцарапать этой девице глаза. Но ослепить всех женщин на свете – нет, эта задача мне не под силу.
И еще Джош спросил:
– Может, увидимся во вторник за ленчем?
Мне следовало бы небрежно и холодно бросить в трубку: «Возможно… Правда, не знаю, буду ли здесь во вторник». Но разумеется, из этого ничего не вышло.
– О да, с радостью! – ответила я. – Я тоже очень соскучилась!
Я повесила трубку и увидела, что Гейл не спускает с меня глаз. Вот она проводила посетительницу до двери, затем вернулась к автомату и снова взглянула на меня.
– Поверь мне, дорогая, – заметила она, приглаживая облако непослушных рыжих волос. – Первая измена всегда самая худшая.
Я улыбнулась. Подобное высказывание все расставляло на свои места. Вовсе не обязательно, сказала я себе, влюбляться в мужчину только по той причине, что он кажется тебе испорченным. Вовсе не обязательно заставлять страдать мужа, признавшись ему в этом. Двойная жизнь вовсе не означает, что одна ее половинка должна враждовать с другой. Ведь есть же на свете такое понятие, как мирное сосуществование, и я должна придерживаться этого курса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52