— Он повернулся к столу и взял в руки бутылку бурбона. — Я считаю, что за нее надо выпить.
Он налил себе почти до краев, сделал большой глоток и неторопливо двинулся обратно. Элен видела, что к нему вернулась прежняя уверенность. Ей стало не по себе.
— Стипендия Уильяма Тэннера, — протяжно повторил он, как бы пробуя слова на вкус. Потом покачал головой и продолжал: — Так как ты сказала: «В память человека, которого я бесконечно уважаю»? Отлично, лучше не придумаешь. Ты, наверное, долго трудилась над этой фразой. — Он помолчал. — Вот только слово «уважение» кажется мне в данном случае не совсем подходящим. Мы-то знаем, что одним уважением дело не обошлось. Я хочу сказать, что старина Билли всегда был порядочным кретином, но ты почему-то предпочитала этого не замечать, даже после того, как я предупредил тебя, что с ним лучше не связываться…
— Я не собираюсь обсуждать с тобой характер Билли. — Она схватила со стола портфель. — Я сообщила тебе все, что хотела, нам больше не о чем говорить.
— Да? А по-моему, мы как раз добрались до самого интересного. — Он лениво улыбнулся. — Я только-только начал кое в чем разбираться. Я ведь и правда поверил сначала, что ты устроила это из-за своей матери. Но теперь я вижу, что она тут совершенно ни при чем. Билли Тэннер — вот кто главный герой этой истории. Бедный, глупый Билли Тэннер, первая любовь нашей маленькой Элен…
Элен вспыхнула.
— Я ухожу, — сказала она, вставая.
— Минуточку, дорогая, я еще не кончил. Я хотел бы кое-что уточнить. Ведь ты любила его, верно? Ну конечно, это была любовь, иначе зачем бы ты пошла с ним к заводи, зачем бы соблазняла бедного мальчика, который совсем потерял голову от твоих поцелуев…
Элен уже почти дошла до двери. Услышав слова Калверта, она остановилась и медленно подняла на него глаза. Он ответил ей широкой улыбкой.
— Ну да, я следил за вами, а что в этом такого? Можешь мне поверить, это было изумительное зрелище. Я получил огромное удовольствие, наблюдая, как вы лежите там, в траве, юные, прекрасные и нагие, словно в первый день творенья. «Ну просто Адам и Ева в раю», — подумал я, глядя на вас.
— Ты подлец, Нед. Я не желаю тебя больше слушать.
— Тебе придется меня выслушать, голубка, хочешь ты того или нет. — Он наклонился вперед, сверля ее злобным взглядом. Улыбка сбежала с его лица. — Теперь моя очередь говорить. Я внимательно слушал тебя, пока ты обвиняла меня во лжи, хотя еще неизвестно, кто из нас двоих больший лжец — я или ты. Разве ты не солгала мне про Билли Тэннера? Разве ты не пыталась убедить меня, что вас связывает чистая детская дружба? Но я-то уже тогда знал, что это не так. Хочешь, я скажу, почему ты решила назвать стипендию его именем? Потому что ты надеешься таким способом замолить свою вину перед ним. Да, да, и не надо ломать комедию, голубка. Ты ведь у нас умница, ты прекрасно понимаешь, что Билли Тэннер умер из-за тебя.
В комнате вдруг стало очень тихо. Элен смотрела на Калверта, надеясь, что она ослышалась, что на самом деле он сказал что-то другое. Он снова улыбнулся широкой самодовольной улыбкой, и, глядя в его спокойное, уверенное лицо, она неожиданно почувствовала, что пять лет, отделявшие ее от прошлых событий, исчезли, и в ней опять проснулась ненависть, которую она испытывала когда-то к этому человеку и к тому, что он для нее олицетворял. Она посмотрела прямо ему в глаза и ледяным, звенящим от ненависти голосом проговорила:
— Ну что ж, если ты так настаиваешь, давай поговорим откровенно и не ломая комедии. Да, я знаю, почему умер Билли. Я знаю это так же хорошо, как и все жители Оранджберга. Его убрали, чтобы он не мог рассказать об убийстве. Его показания могли повредить многим белым, замешанным в эту историю. Здесь, на Юге, такие вещи случаются постоянно, даже сейчас, в наши дни. Никто не знает, долго ли это будет еще продолжаться, долго ли ты и подобные тебе будут убивать людей, уверяя всех, что защищают историю и традиции, а на самом деле спасая свою шкуру, свои владения, все это… — Она яростно махнула рукой, показывая на окно, за которым расстилались бескрайние хлопковые поля. От волнения у нее пересохло в горле, она помолчала, пытаясь справиться с собой. — Я знаю, отчего умер Билли, — проговорила она наконец, — и я знаю, как это произошло. Его убил ты или кто-то из твоих приятелей, ехавших тогда с тобой на машине. Впрочем, неважно, кто именно нажал на курок, вы все виноваты в этом убийстве, и ты в том числе.
— Ну что ж, ты права. Тэннера убил я. — Он больше не улыбался, голос его звучал тихо и монотонно. — Я давно хотел продырявить ему мозги, и, как только мне представилась такая возможность, я это сделал. Но вовсе не из-за того, что он собирался наплести в суде. Ни один нормальный человек ему все равно не поверил бы. А если бы он начал качать права, все белые жители Оранджберга встали бы, как один, и поклялись, что в его речах нет ни слова правды. Нет, можешь не сомневаться, дорогая, Тэннер умер из-за тебя, а не из-за своих дурацких показаний. Я сам его прикончил, собственными руками, кому и знать, как не мне.
— Это неправда! — Голос ее сорвался. — Ты лжешь! Я ненавижу тебя!
— А что, если я не лгу, лапочка? Что, если я говорю правду? Ты ведь не можешь этого знать наверняка.
Он уселся поудобней и непринужденно закинул ногу на ногу. По лицу его снова расползлась самодовольная улыбка.
— Твоя беда в том, что ты признаешь только крайности. Для тебя существует только два цвета: черный и белый. А в жизни все гораздо сложней. Посмотри, разве то, что я тебе рассказал, не похоже на правду? Я ведь действительно был в тебя влюблен. Вспомни все, что происходило между нами, — не так, как ты теперь стараешься это представить, а так, как это было на самом деле. Ведь нам было хорошо вместе, согласись? Тебе нравилось, когда я тебя ласкал. Тебе нравилось разжигать меня, доводить до безумия. Не думай, я не собираюсь тебя в этом обвинять. Женщины для того и созданы, чтобы завлекать мужчину, вызывать у него ревность, заставлять его забывать обо всем. Но когда я вышел к заводи и увидел, как этот ублюдок делает с тобой то, чего ты никогда не позволяла делать мне, у меня в груди что-то оборвалось. Я понял, что готов убить этого вонючего защитника черномазых, оскверняющего у меня на глазах порядочную белую девушку. — Он замолчал и испытующе посмотрел на нее. Заметив, что на лице у нее промелькнули сомнение и страх, он удовлетворенно улыбнулся. — Но я не ушел, хотя в душе у меня все так и кипело. Я остался на берегу и увидел то, что произошло дальше. Я увидел, что наш Билли оказался вовсе не таким бравым молодцом, каким он себя представлял. Когда наступило время действовать, он вдруг растерялся и повел себя как последний болван. Я видел, как он несколько раз шел на штурм, пытаясь, так сказать, взять крепость приступом (я не могу выразиться точнее в присутствии такой благородной леди), а когда понял, что все напрасно, распустил нюни и зарыдал на твоем плече. Я вижу, голубка, что тебе неприятно это вспоминать, но ведь так оно и было, не правда ли? А потом он встал и оделся, и ты тоже оделась, и вы оба ушли. А я дождался, пока вы скроетесь из виду, пошел домой и зарядил ружье.
Элен стояла не двигаясь, ожидая, когда иссякнет поток этих ужасных слов. Наконец Калверт замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Она закрыла глаза и снова ощутила под спиной гладкую, ровную поверхность лужайки, снова почувствовала прохладные капли воды, скользящие по коже, и руки Билли, с отчаянием обнимающие ее. Она увидела его синие глаза, тревожно вглядывающиеся в нее, и высокое ясное небо, синеющее над его головой. «Это было, — подумала она, — было, и никто не сможет отнять у меня этой минуты».
«Я слишком долго об этом мечтал», — услышала она печальный голос Билли.
Она протянула руку и погладила его по взъерошенным, мокрым после купания волосам.
«Не плачь, Билли, — сказала она. — Пожалуйста, не плачь. В следующий раз все будет хорошо, вот увидишь».
Она подняла голову и посмотрела на птицу, качавшуюся на ветке прямо над его головой. Она еще не знала, что следующего раза не будет — никогда.
Она глубоко вздохнула и закрыла уши руками, словно пытаясь отгородиться от того, что сказал ей Нед Калверт. Но она знала, что это невозможно: прошлое, о котором он ей напомнил, подтверждало правоту его слов. Да, она действительно лгала все это время, хотя и не так, как он думал.
— Я хотела, чтобы в нашей жизни хоть что-то изменилось, — проговорила она взволнованно, с каким-то детским простодушием в голосе. — Ты этого не поймешь, для тебя такие вещи не имеют значения, но я действительно хотела, чтобы у нас появилось хоть что-то хорошее. Поэтому я и пошла с Билли к заводи. Любовь здесь ни при чем, я никогда не любила Билли, и он это знал. Но я думала, что, если нас будет соединять какое-то доброе воспоминание, — не грязное, не уродливое, как все в этом мерзком городке, — а по-настоящему доброе, наша жизнь может стать хоть немного другой. И потом, когда Билли умер и я увидела, что из моей затеи ничего не вышло, я решила, что не могу оставлять это так, как есть. Мне невыносимо было знать, что наша последняя встреча получилась не такой, как он хотел, что его последнее воспоминание обо мне было отравлено… — Она почувствовала, что сейчас заплачет, и сердито смахнула выступившие на глазах слезы. — Я поняла, что я обязана что-то сделать для них — для Билли и для моей матери. Я не могла допустить, чтобы они исчезли из жизни, как будто их никогда и не было. Их смерть никого не взволновала, никто не попытался узнать, отчего они умерли. Их просто не стало, вот и все. И я знала, что, когда умрут последние люди, которые их помнили, от Билли и матери не останется вообще ничего. Я понимаю, это происходит каждый день — люди умирают тихо и незаметно, не оставляя после себя никаких воспоминаний, но это несправедливо, так не должно быть, я не могу с этим смириться. Она остановилась и посмотрела на Калверта, удивленная тем, что он слушает ее не перебивая. Лицо у него было задумчивое и серьезное.
— Так вот зачем ты сюда приехала, — медленно проговорил он и покачал головой.
— Да.
Она запнулась, почувствовав внезапную неловкость. Меньше всего ей хотелось бы показаться ему слабой. Но потом она решила, что теперь это уже не важно, пусть думает что хочет, главное, что она сказала ему правду. Она вздохнула и ровным, спокойным голосом договорила:
— Ну вот, теперь ты знаешь все. Я рада, что тебе это рассказала, хотя я почти уверена, что ты ничего не понял. А теперь я хочу уйти.
— Нет, отчего же, — задумчиво ответил он. — Кое-что я все-таки понял.
Он встал и, отвернувшись от нее, подошел к окну. Вид у него был немного растерянный. Он взглянул на сад, нахмурился, поднял руку и безвольно ее уронил.
— Мой дом, — проговорил он. — Мое родное гнездо. Постояв некоторое время, он повернулся к ней и устало сказал:
— Я не убивал его. Я тебя обманул. Его смерть не имеет к тебе никакого отношения. Я действительно видел вас у заводи. Но убивать его я не хотел. Я дождался, пока вы уйдете, и вернулся домой. Вот и все.
Не глядя на нее, он подошел к бару, налил себе виски и поболтал его в стакане.
— Я не знал, отчего умерла твоя мать. Она никогда не говорила мне о ребенке. Я впервые услышал об этом от тебя. Возможно, если бы она мне рассказала, все было бы иначе. Потому что… — он запнулся, неуверенно взглянул на нее и быстро договорил: — Потому что я всегда считал, что не могу стать отцом.
Он поднес стакан ко рту и сделал большой глоток. Элен видела, как некрасиво задергалась его шея. Он помедлил и поставил стакан на стол.
— А может быть, все осталось бы по-прежнему. Может быть, я не стал бы ничего менять, даже если бы узнал о ребенке. Я боялся, понимаешь? Боялся миссис Калверт. Она всю жизнь держала меня в кулаке. Я жил на ее деньги, и она считала, что я от нее полностью завишу. — Он пожал плечами. — Наверное, так оно и было. Она купила меня, и я вынужден был ей подчиняться. Однажды я уже пытался тебе это объяснить, но ты ничего не поняла. А вот твоя мать поняла. Вайолет хорошо меня понимала. Она знала, что это такое — жить в зависимости от другого человека. А ты… Ты, по-видимому, решила, что я морочу тебе голову. Ну что ж, может быть, я и правда тебе ее морочил. Кто знает… Истину не так-то просто определить.
Снова наступила тишина. Калверт вдруг показался ей постаревшим и каким-то бесконечно усталым. Он не смотрел в ее сторону и, кажется, даже забыл о ее присутствии. Помолчав, она спросила:
— Зачем ты мне об этом рассказал?
— А почему бы и нет? — Он улыбнулся спокойно и немного грустно. — Ты разбередила мне душу своим признанием. Должен же и я с кем-то поделиться своей бедой. — Он поднял голову. — Только не думай, что я хочу тебя разжалобить. Несколько минут назад я готов был тебя убить, теперь после твоих слов я чувствую, что мне стало легче. Я больше не должен лгать и изворачиваться. Ты избавила меня от всех забот, в том числе и от забот об этом доме. — Он нахмурился. — Кто бы мог подумать, что я буду этому когда-нибудь радоваться. А ведь радуюсь, черт возьми, радуюсь, и никуда от этого, не денешься. Посмотри на меня, Элен, ты видишь перед собой свободного человека. — Он шутливым жестом поднял стакан. — Да, господа, отныне я свободен, свободен как птица, и можете мне поверить, я испытываю это чувство впервые в жизни. — Он помолчал и с улыбкой взглянул на нее. — По-моему, тебе лучше уйти, Элен, пока мы оба не зашли слишком далеко.
— Да, ты прав.
Она посмотрела на конверт, по-прежнему лежавший на стуле, и молча двинулась к двери.
— А знаешь, — неожиданно проговорил он вполголоса, как будто обращаясь сам к себе, — я ведь когда-то был на войне. И даже получил медаль за отвагу. Странно, правда? Один и тот же человек может быть и отчаянным храбрецом, и законченным трусом.
Элен посмотрела на него. Косые лучи солнца, падавшие из окна, освещали его фигуру, оставляя лицо в тени. На минуту он снова представился ей таким, каким она увидела его много лет назад, когда впервые попала в этот дом, — высоким, красивым мужчиной в белом костюме, приветливо улыбающимся ей из глубокого кресла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39