https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy_s_installyaciey/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Прощай, Тэд, — сказала она.
Тэд не обернулся, только махнул розоватой рукой.
Элен вышла на террасу, вздохнула полной грудью, посмотрела на открывшиеся внизу чашу долины и город и подумала: «Я свободна. Мне не нужно здесь оставаться. Не нужно сниматься в фильме. Не нужно возвращаться домой к человеку, за которого я не должна была выходить. Я могу отправиться куда угодно и делать все, что захочется». Впервые за пять лет будущее лежало перед нею — пустынное и свободное. Она быстро пересекла террасу и у лестницы оглянулась в последний раз.
Алида Валли шла по аллее кладбища; Джозеф Кот-тон напрасно ее дожидался, а Тэд, сгорбившись над часами, засекал протяженность эпизода.
Уйти из кадра. Уйти из чьей-то жизни. Она остановилась у своей машины, которую припарковала в конце длинной извилистой подъездной дорожки к дому Тэда. Автомобиль, черный «Маллинер Бентли Континентал» с сиденьями, обитыми светло-бежевой кожей, был уникальный, единственный в Голливуде. На нем, как и на многих других вещах, она остановила свой выбор, потому что он напоминал ей об Эдуарде. Не просто из-за того, что машина и сама по себе была прекрасна или что Элен любила ее водить, а потому, что за рулем она как бы ощущала рядом его присутствие.
Она села в автомобиль, ругая себя за неуместные мысли, и поехала вниз, набирая скорость. У выезда на узкую дорогу, что, петляя, вилась по дну каньона между скалами, она притормозила. На обочине дороги стоял «Форд», а перед ним, подняв к глазам фотоаппарат, — худой, нездоровый на вид мужчина с узким лицом, похожий на хорька. Тот самый, что заснял ее в Форест-Лоун; тот самый, что неотвязно преследовал ее последние месяцы. Она услышала щелчок камеры, нажала на ручной тормоз и вышла из машины. Тощий фотограф начал отступать к «Форду»; Элен двинулась на него, и он остановился. Она была на голову выше мужчины, и тот опасливо на нее поглядывал. Элен протянула руку:
— Дайте фотоаппарат.
Он попятился и вжался спиной в багажник «Форда».
— Не затевайте скандала. Я ничего плохого не делал. Это моя работа. Я…
— Я сказала — дайте фотоаппарат.
Он прижат аппарат к груди и заговорил с подвыванием:
— Послушайте. Только не нужно скандалить. Вы не имеете права. Нет такого закона…
Элен внезапно вцепилась в фотоаппарат и вырвала, застав мужчину врасплох. Затем отскочила на обочину, оказавшись на краю пропасти глубиной в несколько сотен футов. Тощий репортер кинулся было следом, но благоразумно остановился. Элен открыла крышку, извлекла пленку, засветила и бросила вниз, в кусты. Потом отдала фотоаппарат, повернулась, молча села в «Бентли» и выжала скорость. Мужчина остался стоять, провожая ее взглядом; он дрожал, его прошиб пот.
Она неслась как угорелая, срезала повороты на полной скорости. В полумиле от дома она резко затормозила, машина подпрыгнула и остановилась.
Элен сидела за рулем, переводя дыхание, одна на пустынной узкой дороге под неправдоподобно синим, как на пленке «Техниколор», небом. Потом подняла руку и поглядела на знаменитый бриллиант — она продолжала носить подаренное к помолвке кольцо. Сняла кольцо. Сняла обручальное колечко. Подержала в пальцах — они блеснули на солнце — и, размахнувшись, изо всех сил швырнула прочь. Кольца взлетели, сверкнули и исчезли в кустах на склоне холма.
Не повернув головы, Элен тронулась с места; остаток пути она проехала медленнее.
В доме стояла тишина. Она торопливо вошла, начала звать Кэт, но замолкла, вспомнив, что их с Касси нет дома и придут они еще не скоро. Элен замерла посреди холла, ощутив, что обуревающие ее противоречивые чувства вдруг вылились в непереносимое одиночество. Оно накатывало волна за волной, заполняя все ее существо, но она не желала ему поддаваться, а потому поступила как в детстве — не двигаясь, попыталась его одолеть, прогнать холодным усилием воли.
Убедившись, что самообладание к ней вернулось, Элен направилась к гостиной. Дробь ее каблучков эхом отдавалась от старых каменных плиток пола. Она повернула ручку и толкнула дверь, одновременно подумав, что они с Кэт переедут из этого дома в другой: слишком много призраков в этих стенах, и не только Ингрид Нильсон, но и ее собственных.
Прямо напротив двери у противоположной стены в кресле сидел мужчина. Он, должно быть, услышал ее шаги — весь его вид выражал напряженное внимание. Он подался вперед, вцепившись в ручки кресла, обратив лицо к двери. Элен остановилась. Эдуард молча поднялся из кресла.
Они застыли, глядя друг на друга. Встреча так потрясла Элен, что она не в силах была ни пошевелиться, ни заговорить. Она смотрела на него в упор, и тишина, казалось ей, гремит у нее в ушах, готовая вот-вот разрядиться взрывом. Эдуард поднял и уронил руку.
Высокий брюнет в черном костюме; рука, когда он ее поднял, дрожала. В проясненности потрясения она на миг увидела его как в перевернутом бинокле — далеко-далеко и отчетливо до последней мелочи: родной до боли, совсем чужой. Она разглядывала его черты, словно видела их впервые. Это волосы; это крылья носа, овал щеки; это линия губ.
Слова, предложения, фразы клубились у нее в голове и куда-то проваливались, оставляя после себя пустоту. Комната расплылась, затем внезапно и резко обрела четкость, и в эту секунду Элен испытала безграничную радость, какую нельзя было выразить никакими словами, от которой замерло сердце и все кругом погрузилось в оцепенение. И тогда Элен ощутила, как эта радость высоковольтной дугой неимоверной силы перекинулась через разделяющее их пространство и замкнулась на Эдуарде. Радость настолько могучая, неодолимая, безумная и совершенно дурацкая, что Элен начала улыбаться — не в силах не улыбнуться, — и, видимо, он почувствовал то же самое, потому что в этот миг глаза у него загорелись, и он улыбнулся в ответ.
Он шагнул к ней, остановился, согнав улыбку с лица. Прямота, сдержанность, привычка скрывать сильные чувства и небрежная легкость, с какой он это делал, — она мгновенно распознала все эти достоинства, которые так в нем любила.
Лицо Эдуарда было отнюдь не бесстрастным, но, когда он заговорил, голос прозвучат спокойно и ровно:
— Я убеждал себя, что в один прекрасный день ты мне напишешь. Или я подниму трубку и услышу твой голос. Или войду в комнату и увижу тебя. Все пять лет я повторял себе это каждый день…
— Но я написала, Эдуард, я и в самом деле написала тебе…
Она шагнула к нему и тоже остановилась.
— Знаю. Я прилетел, как только получил твое письмо. Ты ведь знала, что так и произойдет. Ты не могла сомневаться — ни на секунду. — Он сделал паузу. — Скажи мне, что знала. Скажи мне…
— Конечно, знала. И знала всегда. — Она посмотрела ему в глаза, хотя едва его видела: перед ее взором внезапно опустилась завеса тьмы. — Я знала, но потом подумала…
— Эти мысли мне знакомы, — произнес он с ноткой самоиронии в голосе, совершенно не отвечавшей выражению его глаз. — Они не в счет. Они не имеют значения. — Он помолчал. — Может быть, подойдешь поближе?
Элен подошла.
— Еще ближе.
Она сделала еще один шаг. Теперь они стояли вплотную, глядя друг другу в лицо. Замерло время; замерла комната; замер весь мир. И тогда он ее обнял и так сильно прижал к груди, что она ощутила биение его сердца.
— Ты знала, что я тебя разыскивал? Знала?
Вопрос прозвучал позже, много позже. На протяжении долгого полета из Парижа Эдуард хорошо обдумал, что он ей скажет и в какой последовательности, но, как выяснилось, все начисто забыл. Фразы всплывали в памяти с какой-то лихорадочной быстротой и тут же камнем шли на дно. Он понимал: все его слова и то, что он пытался ей высказать, — все звучит совсем не так, словно задом наперед, и, вероятно, только сбивает ее с толку, но его это нимало не тревожило. От прошлой недели он вне всякой связи перескакивал в прошлый год. Он поведал ей про Мадлен и Энн Нил — да, верно, — но еще не успел рассказать о снимках Кэт и о подарках, что откладывал к тому дню, когда Элен вернется к нему вместе с его дочерью; не рассказал о том, как снова и снова приходил в маленькую церковь Святого Юлиана; или о том, как стоял на берегу в Сен-Тропезе, смотрел на море и чувствовал, что к нему возвращается безвозвратно, казалось бы, утраченная надежда. Они сидели рядом, но он вдруг вскочил и принялся расхаживать по комнате, а слова лились беспорядочным бурным потоком. Потом он почувствовал, что не может, не стерпит не быть с нею рядом, вернулся на место, сел и взял ее руки в свои.
Элен смотрела на него блестящими от счастья глазами. Она тоже пыталась о чем-то ему поведать, что-то объяснить, но у нее это получалось не лучше, чем у него. Они начинали говорить разом, замолкали, начинали опять и, сообразив в тот же миг, улыбались друг другу. Наконец Элен зажала уши.
— Ох, Эдуард, ты так торопишься. Я не успеваю следить. Прошло столько лет, а теперь кажется, будто мы и не расставались. Будто ты всегда был со мной…
— Я и был с тобой, в известном смысле…
— Кажется, будто я только вчера уехала из замка на Луаре. — Она вздохнула и взяла его за руку. — Эдуард, я удрала из твоего дома тайком, это было так гнусно. Мне хотелось остановиться. Хотелось оставить записку. Хотелось все объяснить, но объяснять было страшно…
— Милая. Напрасно ты это сделала. Да будь это даже не мой ребенок — как бы, по-твоему, я себя повел, если б ты мне сказала?
— Не представляю. — Она покачала головой. — Не представляю, Эдуард. Я, вероятно, боялась, что ты меня разлюбишь.
— Никогда больше так не думай. — Он ее обнял. — Этого не могло быть тогда, это вообще невозможно. — Он помолчал и ласково притянул ее к себе. — Ты не знала тогда, что я тебя разыскивал?
Она широко раскрыла глаза:
— Разыскивал? Меня? Когда я исчезла из замка? Но…
Эдуард объяснил, взяв ее руки в ладони. Рассказал, как в конце концов напал на ее след, как приезжал в Рим. Рассказал о своем разговоре с Тэдом.
Она молча слушала и все больше хмурилась. Когда он закончил, она залилась румянцем и вскочила на ноги.
— Ненавижу Тэда! — выйдя из себя, внезапно крикнула она. — Ненавижу. Он злой. Мне он так ничего и не сказал. Он хочет распоряжаться людьми, строить за них их жизнь, словно они персонажи из его фильма.
Она замолчала, поглядела на Эдуарда, и лицо у нее разгладилось. Она вернулась на место, села, взяла его за руку и сказала просто:
— Тэд — дурак. Все, что он тебе там наплел, — все неверно. Понимаешь, Тэд бывает прав в разных житейских мелочах, но ошибается, когда речь заходит о большом и значительном. В конце концов до меня это дошло. Это можно заметить по его работам; его картины говорят об этом.
Эдуард посмотрел на нее долгим взглядом.
— Так он ошибался — в отношении тебя?
— Ошибался. Клянусь тебе. — Она замялась. — Помнишь нашу первую ночь в Сен-Клу?
— Еще бы не помнить, — улыбнулся Эдуард.
— Я была с тобой очень честной, я это знаю. Но помнишь — я сказала, что хотела бы остаться с тобой, в ту минуту, как мы познакомились?
— Помню.
— Ну так вот, от этих слов я никогда не отказывалась. — Она наклонилась к нему. — Если бы ты разыскал меня в Риме и попросил вернуться — я бы вернулась. Я бы не смогла отказать, узнав, что нужна тебе. Вот так-то. — Она помолчала. — Эдуард, я старалась тебя не любить. Очень сильно старалась. Я пыталась быть Льюису хорошей женой, всякая мысль о тебе казалась мне злой изменой. — Она печально покачала головой, — Я ставила себе идиотские задачи. Говорила, например: не буду думать об Эдуарде весь день. Два дня…
— И удавалось? — нежно спросил Эдуард.
— Нет. Не удавалось. Мне казалось, я делаю это потому, что вижу — Льюис знает о моих мыслях и из-за этого несчастен. Но истина заключалась в другом: как бы я ни открещивалась от них, словно от нечистой силы, они меня не оставляли. Потому что на самом деле я не хотела от них избавляться. Я хотела сберечь их. Сердце подсказывало: убив эту любовь, я тем самым убью и себя…
Она замолчала и, тихо вскрикнув, еще крепче сжала ему руку.
— Ох, Эдуард, ну почему ты не пришел ко мне? Почему не написал, не позвонил, не…
— Этого, Элен, мне хотелось больше всего на свете, честное слово. Но я считал… что не должен. Понимаешь, порой я ни секунды не сомневался, что ты не сможешь забыть, и думал: если предоставить тебе свободу, если ты добьешься всего, чего, видимо, хотела добиться, тогда — когда-нибудь — ты по своей доброй воле вернешься ко мне или напишешь… — Он помолчал и добавил: — То были лучшие минуты. Когда я в это верил.
— А другие минуты — что в них?
— Ну, другие. О них я предпочёл бы не вспоминать. Ведь все могло оказаться самообманом — и тому было много причин. Я это понимал. Ты была замужем за другим и вполне могла быть счастлива в браке. Один человек, встречавшийся с вами, мне даже говорил, что так оно и есть. Вот про Кэт — этого я не понимал: как ты могла с нею так поступить? Разве что хотела полностью исключить меня из своей жизни, разве что наша встреча была для тебя в порядке вещей, эпизодом, о котором можно забыть. — Он помолчал. — Разве что ты — это не ты, а какая-то совсем другая женщина. Но всякий раз, когда я был готов убедить себя в этом — тысячью доводов, очень разумных, очень веских, — я останавливался. Потому что не мог поверить… Я знал, что не ошибся в тебе.
Он умолк. Элен увидела в его глазах боль и потупилась, но он заставил ее поднять голову и ласково спросил:
— Ты ведь звонила мне? Я понял, что это ты. Три гудка — и отбой. Только однажды ты не повесила трубки. Ты слышала, как я назвал тебя по имени?
— Да.
— И знала, что однажды я сделал то же самое?
— Ох, Эдуард, конечно. А потом внушила себе, что ошиблась…
— А когда бывала в Париже, то возвращалась на место нашей первой встречи?
— Да, один раз. И почувствовала, что ты рядом.
— Я тоже ощущал твое присутствие. Много раз. Они посмотрели друг другу в глаза. Эдуард нежно провел пальцами по ее лицу. Элен во внезапном порыве схватила его за руку и прижалась губами к ладони.
— Сколько времени! Целых пять лет. — Она запнулась, посмотрев на него со страстью и горечью. — Эдуард, каким же я была ребенком!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39


А-П

П-Я