https://wodolei.ru/catalog/mebel/elite/Italiya/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 




Виталий Каплан
Последнее звено



Виталий Каплан
Последнее звено

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Не без добрых людей


1

Такой пакости я от Фролова не ждал. Конечно, говорили о нем разное – и что завалить кого угодно ему раз плюнуть, и что перед сессией к нему надо с конвертиком подойти, – но мне казалось, это бред. На вид вполне себе ничего дядька, объясняет доходчиво. Да, язва – но я и не заказывал совершенства. Ладно бы всякие Смирнюки с Ласточкиными, для теоретической механики они слишком тупы – и потому надеются на зеленые аргументы… Но я-то честно учил!
– Иван Семенович, ну как же так? – От своего детского лепета мне было противно. – Я же учил!
– Учили, конечно… Через пень, через колоду. – Очки доцента Фролова пустили по потолку солнечный зайчик. – Если б вы еще на лекции изволили ходить и семинары посещать, может, чего и усвоили бы… А так… За три дня, юноша, никакой предмет не изучить… особенно мой предмет.
– Но я же написал по билету!
– Курица тоже пишет, – кивнул злобный препод. – Лапой, знаете ли. В общем, неудовлетворительно, Чижик. Забирайте вашу зачетку, не хочу ее марать записью.
– А как же теперь? – растерянно спросил я, скользнув глазами по аудитории. Там оставалось всего двое – старательная девочка Вострикова и скучный, как осенний дождик, Валера Пенкин. Остальные уже отстрелялись. Успешно, кстати, – ни одного неуда.
Ну почему я? Почему именно мне высшие силы подкинули такую засаду?
– А теперь после сессии, на пересдачу. – Чуть скривив тонкие губы, Иван Семенович исполнил улыбочку. – Только уже не мне, я со второго числа в отпуске. Будете пересдавать комиссии на кафедре…
Ну и что тут оставалось делать? Я собрал вещи и вышел. Хотя какие вещи – исчирканные листки в клеточку и гелевую ручку. Сумки Фролов потребовал вынести из аудитории еще до начала экзамена.
В коридоре было пустынно – только солнце, пыль и вездесущий тополиный пух. Наши, наверное, уже разошлись – пить пиво, общаться с противоположным полом и вообще заниматься всем тем, что делают люди после жаркого боя… то есть успешно сданного теормеха.
Мысль про бой мне совершенно не понравилась. Бой, война, войска, присяга… Если сессию не закрыть, то ведь осенью от повестки не отвертишься… Откосов по медицине у меня никаких, а покупать их – так ведь и с деньгами по нулям. Говорят, отсрочка на год – две с половиной зеленых штуки… Работая сутки через трое на автостоянке, уж никак не накопить. Да и накрылась подработка… Вновь сработал основной закон природы – закон подлости… Ну опоздал на полчаса… Подумаешь, трагедия… Другие, что ли, не опаздывают? Так нате – приперся с проверкой въедливый сморчок Альбертыч… Двести ежемесячных баксов – коту под хвост.
А на родителей надеяться без толку – их бюджетных зарплаток хватает разве что на продукты первой необходимости, ну и за квартиру… Плюс к тому же бабулина онкология… Каждый лишний родительский рубль утекает в ее уколы…
– Здорово, Чижик! Оттуда?
– Оттуда, – мрачно кивнул я.
Оказывается, пока я сидел на подоконнике и предавался мировой скорби, рядом нарисовался бледнолицый Жора Панченко из группы В-9. Эти уже с теормехом отстрелялись, у них теперь только химия.
– А чего такой грустный? Банан лижешь? – Панченко никогда не отличался тактом.
Он вообще мало чем отличался – разве что повышенной скользкостью. Мы с ним раньше особо не пересекались, с таким и поговорить не о чем – кроме попсы и девок, его, похоже, ничего не волнует. Книжек не читает, в компах не шарит…
Впрочем, ходили о нем разные мненьица. Тусуется с какими-то деловыми, тачку вроде купил, «БМВ». Подержанную и битую, само собой, но все-таки. Ну и ссориться с ним тоже не рекомендовалось. Сам-то парень хлипкий, но вот его компания…
– Козел этот Фролов, – пожаловался я не то Жоре, не то гулкому пространству. Шестой час, однако, пора и сваливать отсюда.
– Козел, – согласился Панченко. – Выгнал?
– Выгнал…
– И что теперь делать думаешь?
– Будто есть варианты. – Во рту скопилась слюна, и я не сплюнул на пол единственно ради того, чтобы не уподобляться Жориным друзьям. – После сессии на пересдачу. Комиссии на кафедре. Сам-то в отпуск свинтит.
– Да, комиссии – это хреново. – Панченко поглядел на меня с неожиданным участием. – Комиссии стопудово не сдашь, учи – не учи. Ты разве про Гущина не в курсе?
– А про что надо быть в курсе?
Завкафедрой теоретической механики Павла Ильича Гущина я видел всего раза два-три. Ничего он у нас не вел, на работу приходил редко. Было дедуле глубоко за восемьдесят, и песок из него сыпался прямо как в песочных часах. Осталось всего-то на пять минут.
– А про то, что сдать ему вообще невозможно. По нулям, – с готовностью сообщил Жора. – Он же сорок лет назад учебник по теормеху написал и, кроме учебника своего, ничего не знает и знать не хочет. Все определения, теоремы – только по своему учебнику спрашивает. А мы ж совсем по другой программе учимся. Но ему это до фонаря – ответишь правильно, а он скажет: «В учебнике не так». И все, пролетел. Его ж стараются не пускать ни на госы, ни на защиты дипломов, знают, что мозгами застрял в эпохе недоразвитого социализма. Только вот понимаешь, какая тема – пересдавать придется именно ему. Там у них график отпусков такой, что все разбегутся после двадцать восьмого, он один остается, ну, еще ассистентов парочка, но они не в счет.
– Круто, – только и нашелся я. – Вот же попал…
– А ты что же, Дрюня, – прищурился Жора, – к Фролову подхода не знаешь?
– Ты о чем?
– Да вот об том. – Панченко выразительно потер похожие на переваренные сосиски пальцы. – Ты что, типа честно сдавать пошел?
– Так я ж вроде как выучил.
– Чувак, да ему же все отстегнули по-тихому. – Жора облизнул бледные узкие губы. – По тарифу. Больше с народом общайся, вот и будешь в курсах.
– Блин… И какой же тариф?
– Ни фига не знаешь и на лекциях не был – двести, знаешь фигово, но ходил – полтораста, посещал и как бы знаешь – всего полтинник.
Жорин голос звучал одновременно и насмешливо, и сочувственно. Наверное, я сам так говорю, когда к какому-нибудь чайнику прихожу настраивать собранный на коленке комп.
– Слушай, – повернулся ко мне Жора, – а он в ведомость-то неуд вкатал?
– Нет вроде. Просто вернул зачетку, сказал, марать не хочет.
– Ну, это уже неплохо. Толстый намек типа.
– Толстый-то толстый, – возразил я, – да вот я тощий. В финансовом смысле. Так что абзац. Похоже, осенью ждет меня кирза.
Панченко на секунду задумался, потом хохотнул:
– Не гони, Андрюха, вопрос решаемый. Короче, чисто по дружбе помогу. Давай свою зачетку, я с Фроловым сам разрулю, дешевле выйдет.
Ну и что мне оставалось? Гордо пожать плечами и сказать, что у бандитов не одалживаюсь? Так ведь, во-первых, я и не знаю про него точно. Мало ли что говорят. А во-вторых, бандиты что, не люди?
Было и «в-третьих», и оно-то как раз стояло на первом месте. Очень уж не хотелось вылетать со второго курса белым лебедем. И осенний призыв, и вообще…
Все это промелькнуло в голове за секунду – и я протянул Жоре свою едва не убитую зачетку.
Может, если бы он просто предложил деньги, я бы и отказался. Общаться с поганым доцентом было выше моих сил. Но когда предлагают еще и дипломатические услуги…
– Тебе сколько? – деловито поинтересовался он. – Тройбан устроит или надо выше?
– Устроит, – вздохнул я. – Стипухи и так не видать.
– Погоди, я быстро.
Панченко вроде стоял здесь – а секундой спустя он уже деликатно приоткрыл дверь и просочился в аудиторию. Да, скользкий парнишка.

Делать все равно было нечего. «Король и шут» гремели в наушниках, старый-старый их альбом «Камнем по голове». Я поудобнее устроился на подоконнике, ослабил звук. Все равно сейчас не до музыки. Камнем ведь – и по голове.
Окно за моей спиной было закрыто, шпингалеты забиты наглухо и вдобавок закрашены масляной краской. Институтскому завхозу Матвеичу плевать, что духота, что плюс тридцать. Правокачателям он доходчиво объяснял, что плюс тридцать вполне можно потерпеть, в отличие от минус тридцати. Закрытое окно целее, а то и грозы случаются, и студент чуть ли не каждый норовит выпасть…
Как там у «Короля» с «Шутом»… «Разбежавшись, прыгну со скалы. Вот я был – и вот меня не стало…»
Я мысленно представил красный блин, в который совсем несложно было превратиться. Простое решение всех проблем – академических, финансовых, кирзовых… ну и личных, конечно. Похоже, с Иришкой все. Полностью и окончательно. Если б она тогда орала, подогревая в себе градус истерики, шансы бы еще оставались. Но увы, голос ее звучал ровно, как вычерченная по линейке прямая. «Андрюша, я, конечно, понимаю твои чувства, но и ты должен понять… Ты только не злись, ладно? Ну, поиграли в любовь, бывает… А теперь у меня начинается настоящая жизнь, и постарайся мне не мешать, ладно?»
Настоящая жизнь называлась Геной, и тут уж ничего нельзя было поделать. Морду ему бить? Детский сад… К тому же поди достань до его морды… Черный пояс, школа кекусинкай. А главное – двадцать пять лет, недостижимый возраст. Аспирантура в МГИМО, референт в каком-то торговом представительстве, папа – директор банка «Транскредит», мама – чиновница в Московском фонде недвижимости… И вдобавок ко всей этой жути – самые серьезные намерения. Такому западло гулять просто так – нет, обязательно нужно создать здоровую ячейку общества. А чего ж не создать, ты же не студент-второкурсник со смешной фамилией Чижик, смешным факультетом «Технологии агрегатов пищевой промышленности», смешными родителями – инженером-химиком и учительницей литературы… А уж жилищные условия до чего смешные… двухкомнатная в хрущобе на четверых… И ту снесут, типа вот вам равноценная площадь в Жулебине или в Бутове…
Короче, Иришка сделала правильный выбор, ее можно только поздравить и произнести вместе с заученным в школе Пушкиным: «…как дай вам Бог любимой быть другим». Но Пушкину хорошо было швыряться прощениями, вон у него сколько вариантов – от крепостных девок до какой-нибудь Анны Петровны Керн или Полины Виардо… Впрочем, Полина, кажется, была у Тургенева.
В общем-то, действительно несложно. Можно ногой раза два по стеклу влепить – и готова дорожка на тот свет. А можно не возиться с осколками, в туалете окно все-таки открыто. Оно и понятно, иначе без противогаза не зайти – дымят. Говорят, падать лучше спиной вперед, так решиться легче. Правда, говорят все больше теоретики. Практики молчат.
Мысли были так, несерьезные. Не псих же я, чтобы на самом деле… как там говорила наша классная, Маргарита: «Лучшее средство от насморка – это отсечение головы».
Интересно, а как Жора дипломатию крутить станет? Что, прямо в аудитории баксы сунет? Там же люди еще. Конечно, им вроде как по фигу, но не совсем же он идиот…
Жора оказался не совсем идиотом, равно как и доцент Фролов. Сперва из аудитории невозмутимо вышел Панченко и скучающе облокотился о стенку, минуту спустя дверь выпустила Ивана Семеновича, который, не кинув на меня и взгляда, решительно проследовал в туалет. Чуть выждав, туда же двинулся и Жора.
Процесс баксоиспускания был короток. Выходили они в обратном порядке – облегчившийся доцент Фролов вернулся к моим недомученным одногруппникам, потом возле подоконника нарисовался довольный Панченко.
– Фу, ну и жара, – сообщил он, утираясь ладонью.
– Ну как? Что Фролов?
– Вот, держи, – протянул он мою зачетку. В графе «теоретическая механика» торчал «удовл», сопровождавшийся размашистой доцентской подписью.
– Сколько? – Я постарался произнести это небрежно, хотя в желудке у меня все кололось иголками.
– Да понимаешь, старик, – вздохнул Жора, – что-то этот козел на тебя взъелся. Ты ему типа хамил? Короче, он только на пятьсот согласился.
– Пятьсот?! – Мне представлялось что-то раза в три-четыре меньшее. Жора ведь сам говорил: у него дешевле выйдет.
– Ну вот так срослось, – с грустью подтвердил Панченко. – С ним торговаться беспонтово, он о себе слишком много понимает. К тому ж ему бабки сильно нужны, дочь-то полгода уже по больницам, троллейбусом ее переехало, прикинь. Что, и этого не знал?
– Где же я пятьсот возьму? – Ощущение иголок в желудке усиливалось с каждой секундой. Перееханную дочку, конечно, жалко, но себя-то жальче в сто раз.
– Ну, это твои проблемы, – спокойно ответил Жора. – Где-нибудь найди. У друзей там, у мамы-папы… Откуда я знаю? Короче, у тебя неделя есть, потом уж, извини, пойдут тикать проценты. По стандарту, десять за неделю.
– Блин, да нет у меня! И занять не у кого.
Панченко внимательно посмотрел на меня.
– Андрюха, я чего-то не врубаюсь. Ты меня просил помочь? Просил. Ты знал, что это будет стоить? Знал. Причем, прикинь, я с этого вообще ни хрена не имею, я дал Семенычу полштуки, и вернешь ты мне полштуки. Если за неделю, конечно. Ты чем думал вообще?
– Ты ж сказал: дешевле выйдет, если сам разрулишь. – Глаза, к моему стыду, начало щипать. – А теперь выходит пятьсот?
– Ну да, а без меня он бы, может, и штуку запросил, – усмехнулся Жора. – Ему ж по барабану, что ты из института вылетишь. Кто ты для него – сынок, племянник? У него на тебя вообще саблезубый клык… – Мой сокурсник блеснул тонким юмором.
– Короче, ты меня подставил. – Желудочные иголки понемногу начали превращаться в кипяток.
– Опаньки! – сейчас же взвинтился Жора. – Я тебе помог, я из своих заплатил, и это типа называется подставил? Чувак, ты вообще знаешь, что такое подстава? Ты вообще чего по жизни знаешь, кроме барабанов своих да игрушек комповых?
– Что же мне делать? – совсем по-детски протянул я. Вроде ведь и чуял, что попался как лох, но и возразить было нечего. Формально-то он кругом прав. Не пойдешь ведь к Фролову разбираться, сколько тот запросил за «удовл». И Жорка не отнимал у меня зачетку, я же сам ему дал… Комп, что ли, продать? Так ведь он древний, он третий пень… Больше ста пятидесяти никак не выручишь. Да и не получится за неделю…
– Но, между прочим, варианты всегда возможны, – бледная, точно мукой присыпанная Жорина физиономия озарилась вдруг доброй улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8


А-П

П-Я