.. Пока я с Сашей жила, все было просто, то есть невозможно. Ну, а уехала... что меня могло удержать? Вот тут мы с тобой и встретились. Сначала мне было... немножко смешно смотреть на тебя...– Смешно? – зло прищурился Василий, но Таня, ласково улыбнувшись, тронула его за руку, и он весь напрягся.– Да ты не обижайся, Вася, смешно ведь тоже по-всякому бывает, – и по-хорошему, и по-плохому... Ты тогда так смотрел на меня... У тебя же все на лице бывает написано, ты совсем не умеешь скрывать свои мысли... Вот и сейчас – сердишься на меня, а за что – и сам ведь толком не знаешь, да? А я знаю, – говорила Таня, не дожидаясь его ответа. – Обидно тебе, что я... так могла бы с тобой... только ради ребенка... Но не было этого, Вася, поверь, пожалуйста... Тогда, в самолете, у меня и в мыслях ничего такого не было...– А потом?– И потом все не так было, как тебе кажется... Помнишь, о чем мы в самолете говорили?– Еще бы не помнить, – проворчал Василий.– Мне же очень интересно было с тобой, я никогда таких людей не встречала... Читала в книгах о такой жизни, но книги, знаешь ли, совсем не то. А тут вдруг ты... такой неожиданный, не книжный, а живой, настоящий, и... красивый, сильный мужчина, – Таня смущенно улыбнулась. – Это тоже, знаешь, подействовало на меня. И я видела, что нравлюсь тебе. А потом, когда прилетели в Адлер, тебе очень не хотелось расставаться со мной, ты просто стеснялся сказать мне об этом. Вот я и предложила тебе поехать вместе со мной в Гагру. Но и тогда у меня еще ничего... никакого намерения не было. Просто хотелось еще поговорить с тобой. Ну, а потом, когда ты пришел ко мне... ночью... Откровенно говоря, я сейчас уже и сама не знаю, о чем тогда думала. Наверно, ни о чем. Может, подсознательно и сработала мысль о том, что мне нужен ребенок, но чтобы заранее думать об этом и только потому не оттолкнуть тебя... – Таня покачала головой, и твердо сказала: – Нет, Вася, не было этого...– А когда стало?– Что стало? – не сразу поняла его Таня. – А, вон ты о чем... Обманывать не буду – после первой же ночи решила, что если забеременею – оставлю ребенка обязательно. А потом... – она смущенно улыбнулась, – ты как будто забыл, Вася, как нам хорошо было тогда.– Ну да, забыл!– А не забыл – так как же говорить можешь, что только потому я и жила с тобой, что забеременеть хотела? Что ж я, по-твоему, каждую ночь лгала тебе, притворялась? Ты ведь тогда очень... дорог мне был. С тобой я впервые в жизни поняла, что такое настоящая мужская ласка, и сама себя настоящей женщиной почувствовала. Да вспомни, я тогда же и говорила тебе об этом.– Помню, – не сразу сказал Василий. И ведь действительно говорила...– А почему же тогда не веришь?– Ладно, дальше рассказывай.– Ну что дальше? Вернулась сюда...– К мужу, – жестко уточнил Василий.– Нет, это потом было, – опять непонятно взглянула на него Таня. – Я два месяца одна жила, о нем и не знала ничего. А потом он снова в больницу попал, я пошла к врачам, с ним увиделась и поняла, почему он тогда, перед отъездом, так обидел меня. Он узнал, что болезнь у него неизлечимая и жить ему осталось лет пять, самое большее.Василий вздрогнул от неожиданности и с жалостью взглянул на Таню. Она смотрела прямо перед собой, на свои руки, в которых крошилась очередная спичка. Вся пепельница уже была полна изломанными спичками.– А что это за болезнь? – тихо спросил Василий.– Лучевая. Ты такой фильм – «Девять дней одного года» – видел?– Видел.– Вот и у него такая болезнь, как у того Гусева. – Таня невесело усмехнулась. – Но там, в кино, все сошло благополучно, – так то ж в кино... А я вот... не такая оказалась, не сообразила, почему он так со мной поступил. Да и ему надо отдать должное – разыграл все так, что, наверно, редкая женщина смогла бы остаться. Или просто я такая уж...– Да почему он так?Таня с досадой посмотрела на него.– Господи, да все же очень просто... Он не хотел, чтобы я связывала себя с ним, умирающим. Он же хочет, чтобы я счастлива была. На свой, конечно, лад хочет. Он думает, что если уж не может дать мне всего, так пусть с другим мне будет счастье. Да и болезнь у него такая страшная, что, может быть, и в самом деле от его любви ко мне не так уж много осталось... Ох, Вася, если бы ты знал, как он иногда мучается! – с отчаянием сказала Таня, и Василию показалось, что сейчас она заплачет. – И ведь самое-то страшное в том, что ничем ему помочь нельзя и что он знает об этом... А ты мне... такое говоришь – ковры да финтифлюшки...Таня закусила губу, быстрым движением смахнула с глаз слезинки и потянулась за сигаретой. Василий торопливо зажег спичку и дал ей прикурить. Таня, помолчав, уже спокойнее продолжала:– Вот видишь, как все непросто оказалось... Ты, конечно, можешь не поверить мне... ну, да тут уж я ничем не могу помочь...Она прямо, твердо смотрела на него, и Василий сказал:– Верю, Татьяна... Только и ты пойми... Обидно мне было, что ты... сначала так... ну, что это меня не касается...– Вот тут я и в самом деле виновата, – легко согласилась Таня. – Ты уж прости... – и чуть улыбнулась ему. – Я не со зла, просто думала, что так лучше будет – обидишься на меня, уедешь и скорее забудешь. Я ведь знаю, что тебе это не может быть безразлично. Ты ведь добрый, сердце у тебя доброе... И если бы ты не встретился тогда... Не знаю уж, как было бы... А сейчас... ты даже не представляешь, как хорошо с Олежкой. И Саша ведь все знает.– Знает? – удивился Василий.– Ну, конечно, – Таня улыбнулась. – Я с самого начала ничего не скрывала. Да и как бы я объяснила ему?– А, ну да...– И любит он его ничуть не меньше, чем собственного.«Ну, это уж вряд ли», – подумал Василий и спросил:– А знает он, кто я такой?– Знает, хотя ни разу не спрашивал, я сама рассказала.– Зачем?– Ну как зачем? – Таня неуверенно посмотрела на него. – А что скрывать?«Интересно, что она могла наговорить обо мне», – подумал Василий и невесело сказал:– Думаешь, к такому, как я... серому, ревновать меньше будет?– Да что ты, Вася...Но по ее смущению Василий понял, что угадал, и натянуто улыбнулся.– Да нет, ничего, это я так. Ну, а... как же вы теперь?– Да по-разному, Вася. Только... не взыщи, об этом я говорить не буду, это – наше с ним...– Да я ведь потому спросил, – торопливо сказал Василий, – что... – и опять замялся, не находя слов.– Я понимаю почему, – тут же пришла на помощь Таня. – В общем-то хорошо. Не так, конечно, как раньше, но... ведь и мы другие стали.И надолго замолчали оба. 5 Василию оставалось только одно – встать и уйти, ему неловко было смотреть на Таню, но, подумав, он задал мучивший его вопрос:– Ну, а если бы... ты не любила его... ушла бы ко мне?И снова он не понял ее взгляда, не сразу понял ответный вопрос:– Только потому, что родила от тебя?– Мало этого?– Мало, Вася, – спокойно сказала Таня.– Ну ладно, а полюбить меня... такого, смогла бы?Таня отвела взгляд, пожала плечами:– Ну, откуда я знаю.– Да ты уж прямо говори, чего жалеешь. Я не слабак, переживу как-нибудь.Таня с легкой, едва уловимой досадой сказала:– Ты так спрашиваешь, как будто всегда и на все можно дать определенный ответ – да или нет.– Ну, на это-то можно, – настаивал на своем Василий. – Смогла бы?– Нет, наверно, – тихо ответила Таня, помолчав.Такой ответ не мог быть неожиданным для Василия, но все же у него неприятно кольнуло где-то под сердцем.– Это почему же? – стараясь быть спокойным, спросил он. – Давай, выкладывай, крой правду-матку.– А ты сам-то... разве иначе думаешь?– Ну, как я думаю – это дело десятое. Говори, как ты думаешь.– А много ли у нас общего-то, Вася? – каким-то мягким, просительным тоном сказала Таня. – Что в постели хорошо нам было – и только?– Вон как... – протянул Василий. – Ну, спасибо хоть и на этом.– Сам просишь правду сказать – и тут же обижаешься.– Да не обижаюсь я, говори дальше.И Таня, поправив прическу, решительно заговорила:– Скажу, Вася, может, хоть чуть-чуть и на пользу тебе это будет... Дело не в том, что у меня высшее образование, а ты и десятилетки не окончил. То есть не только в этом, – поправилась она. – Тогда – я уже говорила – мне было очень интересно с тобой, но ведь только потому, что я не имела никакого представления о той жизни, которой живешь. А потом? Знаешь, Вася, иногда мне просто обидно было, что ты – такой большой, сильный человек, а растрачиваешь себя на пустяки, живешь, как мотылек...– Как мотылек? – неприятно удивился Василий. – Это как же понять?– Да-да, именно как мотылек, – живешь только сегодняшним днем. Ты же сам не знаешь, что с тобой завтра будет, чего ты хочешь. И что хуже всего – тебе ведь самому нравится такая жизнь. Ну скажи, для чего ты кочуешь с места на место?– А сиднем сидеть – лучше?Таня вздохнула.– Да не в том дело.– А в чем? – не понимал Василий.– А в том, что у тебя нет ничего прочного, постоянного, нет никого и ничего... ради чего должен жить человек. Ну скажи по совести – есть хоть кто-нибудь, хоть один человек, которому ты по-настоящему нужен, кому бы ты помог в трудную минуту?– Есть, – не сразу сказал Василий. – Кешка Сенюков, я рассказывал тебе о нем.– Это которому ты жизнь спас?– Да.– Не о том я, Вася. Я и не сомневаюсь, что ты любому встречному готов помочь, чем только сможешь. Да ведь тут же и забудешь об этом. Ну, скажи, где сейчас этот Кешка?– Не знаю.– Вот видишь...– Что видишь? Не пойму я тебя, Татьяна. Сама же говорила тогда, что тоже хотела бы поездить, повидать разные места, – а сейчас этим самым укоряешь.– Эх, Вася, да ведь тут все просто. Ну, ездишь ты туда, сюда, а что толку? Где-нибудь вспоминают тебя добрым словом? Или вот работаешь – а следы твоей работы где?– Путаешь ты что-то... Как это где следы? Мало я рыбы наловил, мало золота намыл? Это что – не работа?– Работа, конечно, – усталым, безнадежным каким-то тоном сказал Таня. – А что она тебе самому дает, эта работа, – кроме денег, конечно?– Ну, знаешь ли... Деньги – это тоже не так уж мало. Можно подумать, что ты без денег живешь, святым духом питаешься.– Да не о том я, Вася. Деньги всем нужны, да не в них же в конце концов счастье. Я все это к тому говорю, что и работаешь только для себя, не думаешь о том, что это за работа, что стоит за ней. А может, – допустим на минуту, – ее вовсе и не нужно делать? Ты так привык, что за тебя всегда кто-то думает, а сам думать не умеешь, да и желания у тебя такого нет... Или другое возьми. Книг ты почти не читаешь, газеты одним глазом просматриваешь, что в мире делается – тебе совсем не интересно... Разве нет?– Это верно, читаю я мало, – пришлось признаться Василию.– Очень мало, да и то всякую чепуху, – про шпионов, в основном, я же помню. Даже дети во многом лучше тебя разбираются... Вот вспомни – как кончились твои рассказы, с тобой и говорить было не о чем. Чего не коснешься – этого ты не знаешь, об этом ты не слышал, этого не читал... Ну, и вообрази теперь, что за жизнь у нас была бы, вздумай я за тебя замуж выйти. Тут поневоле удивишься такому предложению...От этих слов Василия даже передернуло. Таня заметила это и мягко сказала:– Ты уж извини, что я так говорю, но это же правда... Ну, проживешь ты так еще пятнадцать, двадцать лет, – а что толку? Думал ты об этом?– Ну, не всем же такими, как твой муж, быть... Сказал – и тут же пожалел: глупо, по-детски получилось.– Почему обязательно как мой муж? Таким, как он, дано быть немногим... Но ведь мог бы и ты... не таким дремучим быть, надо только захотеть. Ты же в самом деле не глупый человек. А ты считаешь, что если здоров, силен, умеешь работать – и хватит с тебя. Мало этого, Вася, ой как мало... Время сейчас такое, что без знаний никуда не денешься. Трудно тебе будет... В конце концов поймешь и сам, что так нельзя, да ведь время-то уходит... Растратишь себя на пьянки, на случайных женщин – и останешься у разбитого корыта. Ты думаешь, все в то упирается, что ты газет не читаешь? Нет, Вася, тут все сложнее... Ты вот сказал, что ради меня горы своротишь, да сам посуди, какие это горы могут быть? Что ты можешь дать женщине – не мне, я вообще говорю? Деньги, квартиру, мебель? Свою мужскую красоту, силу? Ой, Вася, далеко не каждой этого хватит, поверь ты мне... И о том еще подумай – женишься, дети пойдут, а как же ты их воспитывать будешь, если сам так мало знаешь и понимаешь? Они ведь, чего доброго, потом тебя же и стыдиться будут...Молчал Василий – возражать было нечего. Потом спросил:– А что же ты мне тогда, в Гагре, ничего не говорила?– Надо было, конечно... Сейчас жалею, что не сказала. Да ведь пока сама разобралась... А потом, перед отъездом, не хотелось портить тебе настроение. Не очень-то приятно такие вещи выслушивать.– Это уж точно, – усмехнулся Василий и, взглянув на часы, поднялся. – Ладно, Татьяна, пойду я. Извини, если что не так. Каюсь, сначала плохое о тебе подумал, но ты правильно сделала, что все рассказала. Да только не такой уж я пропащий человек, как ты думаешь.– А я и не думаю.– Ну, это я так сказал, да все равно...– Куда ты сейчас?– В аэропорт.– А то здесь оставайся, переночуешь, – неожиданно сказала Таня. Василий, удивленный ее словами, посмотрел на нее и спросил:– А не боишься?– Чего?– Что приставать буду?– Нет, – она улыбнулась. – Знаю, что не будешь, и зря ты на себя наговариваешь.– Все-то ты знаешь, – неловко отвел глаза Василий. – Не буду, конечно, только все равно не останусь.– Ну, смотри.– Давай-ка выпьем на прощанье.– Давай.Чокнулись с тонким тихим звоном. Василий сразу опрокинул в себя рюмку, а Таня почему-то крутила свою в руках, не пила, смотрела на Василия и словно ждала от него чего-то.– Пей, – сказал Василий.Показалось ему, что Таня как будто жалеет его и вроде бы собирается сказать об этом, и ему захотелось поскорее уйти, хватит с него этих слов. Он повторил:– Лей, да пойду я.И она выпила всю рюмку, чуть поморщилась, сказала:– Счастливого пути.– Сына мне еще раз покажи, – попросил Василий.– Пойдем.Сын спал, легкого его дыхания почти не было слышно. Василий молча стоял над ним и не понимал, как это он сейчас совсем уйдет отсюда и никогда уже не увидит его... На всякий случай он попросил, уверенный в том, что Таня откажет:– Написать тебе можно будет?– Конечно, – неожиданно согласилась Таня. – Вот сфотографирую Олежку – карточки пришлю.– Спасибо.Прощаясь, она ласково задержала свою руку в его руке, и лицо у нее было хорошее, грустное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12